Госпожа оборванка

Глава 1

Уж такова жизнь, что если ты из низшего сословия, то работать приходится с ранних лет. Никто и не думывал об иной доле, появившись на свет в грязном квартале между причалом и мастерскими ткачей. Не думала и я, в утро семнадцатилетия заступая на службу.

Форменное платье даже не было новым, ухватила его у одной из знакомых. Я оправила манжеты суетливым жестом, разгладила юбку, такую же серую, как утреннее небо, и вошла в комнату. Руки слегка дрожали. Столько хрусталя здесь, что повернуться страшно, на каждом столе блестит по безделушке.

В голове назойливо зудели слова матери: не грубить, не язвить. Смотреть в пол, если говоришь с хозяевами. Никакой Теи Блаунт не существует, пока ты прислуживаешь. Забудь своё имя, свои желания и выполняй указания так, чтобы комар носа не подточил.

Проще не дышать.

Сегодня я стала совершеннолетней. И сегодня же получила место горничной в доме Бизе. Не бог весть что, но лучше, чем всю жизнь горбатиться прачкой. Ещё на рассвете я получила указания от экономки и планировала начать уборку с гостиной. Мести пыль, натирать серебро, помогать в кухне — и так весь день, пока солнце не спрячется за гаванью. Надеюсь, что в такую рань господа ещё храпят в подушки.

Едва я переступила порог гостиной, как надежды эти пошли прахом. В кресле у разгорающегося камина сидел престарелый господин Бизе, хозяин дома и нас всех. Зелёный бархат халата переливался, делая его похожим на дряхлую змею, что вот-вот сбросит кожу в последний раз. Лысина его так сверкала, что я засмотрелась с открытым ртом. Неужто он её натирал?

— Доброе утро, милочка, — сказал он и причмокнул. — Что-то я твоего личика раньше здесь не видел. А жаль…

От липкого взгляда, которым хозяин оглядел меня с ног до головы, немедленно захотелось помыться.Эти старикашки, что лезут к девчонкам, самое последнее дело. Уже и портки сами надеть не могут, а всё туда же.

На языке у меня вертелось много всякого, но я его прикусила. Будешь честной — нигде надолго не задержишься.

— Доброе утро, господин. Я работаю первый день. — Вспомнив, что прислуге положено кланяться, я согнула шею. Движение вышло неуклюжим, словно курица клюнула.

— Здесь достаточно чисто, — возразил господин Бизе. Голос его скрипел, как несмазанная телега. — Присядь-ка лучше, поговори со мной. Я ведь должен удостовериться, что взял в дом покладистую и благодарную девицу, с которой не будет проблем.

Он похлопал себя по колену, намекая, что садиться нужно вовсе не в кресло.

Кровь бросилась к лицу. Ах ты козлина старая!.. Благодарность теперь измеряется тем, как глубоко ты сможешь сунуть руки под юбку?

Я всё ещё пыталась сдерживаться. Мать и сестра всегда ругали меня, называли вспыльчивой. Говорили, что нужно смирять норов, если хочу в люди выбиться.

— Нет, господин, не могу, — ответила я ровным тоном, пока в голове честила его на все корки. — Я должна продолжить работу, прошу простить. Эммелина дала чёткие указа…

Он прервал меня резким жестом, словно брехливую псину.

— Довольно глупостей. Экономка здесь такая же прислуга, как и ты. Мои приказы, очевидно, стоят выше любых её распоряжений. — Он прикрыл бледные глаза и заулыбался, слащаво до тошноты: — А я приказываю, чтобы ты перестала изображать невинную овечку и порадовала меня как следует.

Дед с неожиданной прытью выбрался из кресла и направился ко мне. Вблизи от него воняло табаком и кислым потом. Рука с пухлыми синими венами потрогала мою косу.

— Какие у тебя волосики… Как чёрный шёлк, что я возил с юга. Не носи их так, распусти по плечам, мне такое по нраву. И глазки тёмные, что твои агаты, всё сверкают. — Он взял меня за подбородок и повертел из стороны в сторону, рассматривая. — Если хорошенько постараешься, может, к уборке больше и не вернёшься. Грешно такие нежные ручки занимать швабрами и тряпками.

Все материны наставления со свистом вылетели из головы. Я затряслась от гнева и омерзения. Горло будто рукой сжало, слова еле протиснулись:

— Отойдите от меня немедленно или пожалеете!

Кажется, он даже не услышал, захваченный похотью. Сухие ладони скользнули по моим бёдрам, стягивая юбку наверх. И тут уже я не думала, тело среагировало само.

Бац! Мокрый звук, будто шматок мяса кинули на прилавок.

Господин Бизе с диким воплем схватился за лицо.

— Ах ты паршивка! — Он держался за глаз и выл на одной ноте, приплясывая на месте.

— Ничего я не паршивка! Это вы тут руки распускаете, вы и есть паршивец самый настоящий! — затараторила я, выпуская всё разом.

— Ещё и пререкаться смеешь?! Пшла вон отсюда! — заорал хозяин, синея от ярости. — Чтоб духу твоего тут не было сию секунду! Неблагодарная девка! Из какой подворотни ты вылезла? Ах, как же больно… — Он снова прижал глаз и зашипел. — Ты ещё пожалеешь о своём поведении, поняла меня, тварь? Никакой работы ты в этом городе больше не найдёшь, уж я позабочусь!..

Он вцепился в серебряный колокольчик и неистово затряс им, словно созывал на пожар:

— Эрик! Джеймс! Живо сюда, бездельники! Вышвырните эту тварь отсюда!

Я попятилась к двери.

— Сама выход найду.

И поспешила удрать, пока слуги не поднялись из своей комнатушки в подвале. Полыхая от злости, я на прощание пнула вазон у парадного входа. Тяжёлая чаша вдруг покачнулась и с грохотом разлетелась на осколки. Масса земли рассыпалась по ступеням, запахло сыростью. Путь назад был отрезан. Теперь не получится остыть и умолять о прощении. Да я бы и не стала.

Лучше пить воду из лужи и есть картофельные очистки, чем прислуживать таким уродам. Я плюнула на крыльцо и устремилась прочь.

Идти домой ужасно не хотелось. Может я и поступила правильно, но мать за такое не похвалит. Деньги нужны — дрова уже выходят, а ночи всё холоднее становятся. Хорошо быть гордой, когда досыта ешь каждый день. Когда счета не требуют оплаты, и подошва от ботинок не отваливается. Бедность рано или поздно заставляет убрать гордость в самый дальний ящик. Когда я была молодой и глупой, то думала, что для нас этот момент наступит ещё не скоро.