Градостроитель

Градостроитель

Анна Ахматова

Как белый камень в глубине колодца,

Лежит во мне одно воспоминанье.

Я не могу и не хочу бороться:

Оно — веселье и оно — страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко взглянет

В мои глаза, его увидит сразу.

Печальней и задумчивее станет

Внимающего скорбному рассказу.

Я ведаю, что боги превращали

Людей в предметы, не убив сознанья,

Чтоб вечно жили дивные печали.

Ты превращен в мое воспоминанье.

5 июня 1916, Слепнево

Природа замерла перед нанесением очередного сокрушительного удара по человеку. Ветер задумался о смысле бытия и оставил листья в одиночестве. Птицы, обратившиеся к ветру за объяснениями, замолчали в ожидании ответа, и даже солнце, не желая участвовать в дрязгах, спряталось за наступающими единым фронтом тяжёлыми, словно чугунная ванна тучами, нёсшими в себе бурю, из-за которой и возникло недопонимание между животным миром и стихиями. Буря посетила и одну из московских квартир, где всё пространство, окружающее одинокого, уставшего от жизни человека, в одну секунду будто замерло, чтобы затем взорваться телефонной трелью.

 Это был не современный ультратонкий и прозрачный смартфон, не морально устаревший сенсорный телефон, а обычный, случайно воскресший в данной квартире домашний телефон с трубкой на проводе. Если в одном месте произошло чудо воскрешения, значит, в другом произошло неизбежное - пришла смерть. Только задумайтесь, ведь по домашнему телефону никогда не позвонят, чтобы сообщить хорошую новость. Нет, телефон, словно специальный оберег. Существует, чтобы без урона для себя любимого сообщать другим печальные вести. Ведь, оказывается, больше пятидесяти процентов звонков на домашний телефон сообщают нам, не ожидающим такого подвоха от обычной трубки, о чём-то плохом, уже произошедшем, и вы некоим образом не можете повлиять на события.

Такой звонок поступил вчера и ему: ничем не примечательному тридцатилетнему строителю-реставратору, перебивающемуся единичными, нигде не закреплёнными, заработками, без семьи, и живущему даже не на своей, а на съёмной квартире.

- Вечер добрый, Геннадий Викторович? - спросил донельзя уставший голос, который, казалось, сомневался, что сегодняшний вечер может быть хорошим.

- Да, здравствуйте, - ответил мужчина через небольшую паузу, так как подумал, что звонят не ему, а кому-то другому. Этого человека всю жизнь преследовало навязчивое чувство, что имя ему совершенно не подходит.

- Вас беспокоит Ирисова Ольга Игоревна. Я исполняю обязанности, точнее, - она замолчала на несколько секунд, - исполняла обязанности юриста по личным делам вашего брата, Семёна Викторовича... - женщина говорила очень медленно, словно стараясь подобрать как можно более обтекаемые слова, поэтому мужчина решил прервать её сбивчивую речь.

- В смысле, исполняли обязанности? - сознание Геннадия поглотили дурные мысли. Независимо от того, что его с братом жизненные пути разошлись почти десять лет назад, когда тот с головой и несвойственным ему энтузиазмом погрузился в компьютерные игры, в один миг, растранжирив свою часть родительского наследства на всякие глупости. Из-за ругани братьев в тот день соседям пришлось вызвать полицию. Собственно, с тех пор братья почти прекратили общение, так, звонки по праздникам с целью спросить о здоровье, да и всё. Нет, конечно, совесть почти каждодневно требовала от Геннадия проведать братишку, так  сказать, лично засвидетельствовать своё почтение и просто помириться, но каждый раз находились неотложные дела. Теперь выясняется, что братишка пользуется услугами юриста, которые в наше время стали очень не дёшевы, проще сказать, что заплатить юристу могла максимум десятая часть жителей нашего государства.

- В связи с этим я Вас и побеспокоила. Вы не в курсе, - тяжело продолжила она, однако попустив в свой голос осуждающие нотки, - но шесть лет назад у Семёна Викторовича была обнаружена опухоль головного мозга. Две операции прошли успешно, - мужчина слушал затаив дыхание, хотя после её оговорки в начале разговора уже не надеялся на чудо, и его глаза предательски заблестели, словно нежданный блик на оптике снайперской винтовки, - но, буквально год назад, произошёл рецидив, однако, врачи лишь развели руками, опухоль была неоперабельная, а курсы химиотерапии и капсульного синтеза никак не помогли.

- Сегодня, - произнесла она, точно вколотила последний гвоздь в крышку гроба, - случилось непоправимое. Несмотря на все обещания врачей и заверения, что ещё один год Семён Викторович протянет, - в трубке послышались всхлипы, которые почти сразу прекратились, - однако, сегодня во время игры у него оторвался тромб в мозгу, и Семёна Викторовича не стало, - мрачно закончила она хриплым голосом, видимо с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Они ещё долго о чём-то говорили. О том, что он умер легко, занимаясь своим любимым делом, как и хотел, о новомодных игровых капсулах, гарантирующих защиту на все случаи жизни, но не в этот раз. Тело Геннадия, не слушая приказов, мешком осело на пол рядом с телефоном, словно из него выдернули какой-то стержень, а сердце сжалось от невообразимой боли, отчего из глаз, наконец, потекли горькие слёзы. «Вот я и остался один, один против неба», произнёс Геннадий про себя любимую цитату братишки. Теперь это случилось на самом деле, остался лишь Геннадий да небо, и победитель этого противостояния был ясен заранее.

Юрист уже давно попрощалась с мужчиной и повесила трубку, условившись встретиться завтра в квартире брата по названному ею адресу. До встречи оставалось порядка десяти часов, пора было ложиться спать, но Гена никак не мог заставить себя сдвинуться с места, а так и сидел на полу пытаясь осознать случившееся, что всё это не очередной странный и ужасный сон.