Граф и Художница

Начало

Больше всего Вильям не любил когда рисуют с натуры. Не то, что это противно было молодому человеку, вовсе нет! Он любил изобразительное искусство! Даже сам иногда рисует пейзажи, когда есть время. Но больше всего он ненавидел, когда пишут его портреты.

"Матушка, вот зачем тебе это?" - очередной раз спрашивает сам себя Вильям.

Тем временем молодая девушка не примечательной внешности стоит с кистью в руках перед большим художественным станком: смотрит на молодого графа, представляет, как лучше смешать краски для передачи оттенка волос, и как лучше запечатлеть блик солнца.

- Поверните голову немного влево, пожалуйста.

Каждое слово Клара вытаскивала из себя с великим страхом сказать лишнего. Вдруг он разозлится, вдруг устало вздохнет и закатит глаза, думая о том, какая она глупая. Во всём было виновато её проклятое смущение. Он был красив. С первого дня, как её взяли в придворные художники, она отметила из всей семьи именно его утонченное лицо. Позже, немного познакомившись с клиентами, Клара отметила и интеллигентные манеры, и красивый голос, и чарующее обаяние... Всеми фирбами души[1] девушка молилась, чтобы её руки не дрожали, когда она будет рисовать его портрет, чтобы ничего не испортить и она могла продолжить жить, творить и думать. Забрав белокурую прядь волос, выбившуюся из-под чепца, за ухо, Клара отметила и белоснежное жабо молодого графа, лежавшее на груди так неровно. 

Представляя себя древней каменной статуей, что в незапамятные времена делал предок и основоположник всего рода Альто- Рене, Вильям с грустью думал о скором будущем.

"Сейчас закончится работа художницы, а затем вновь глупая охота, неинтересный балл, на который придут одни старухи да деды, старые знакомые родителей, а так же эти заносчивые юнцы, что считают себя элитой общества, хотя, по сути,  коровья лепёшка пахнуть будет лучше, нежели сгнившая давным давно душа этих молодых Графинь, Баронесс, Баронетов и прочих. Век бы их не видеть..." - мысли прервал вежливый голос художницы:

- Поверните голову немного влево, пожалуйста.

Устало покрутив головой, размяв шею, молодой человек занял то положение в пространстве, которое удовлетворило юную мастерицу.

Может ей стоит подойти? Может ей стоит поправить жабо так, как надо? Как она посмела предположить, что знает так, как надо? Но для картины ей нужно было именно повернуть ткань немного влево. Неужели она посмеет его коснуться, будучи простым художником? Истинные художники рисовали семью Альто- Рене без сомнений, чётко и красиво, а она дрожит, как листок, который вот-вот оторвется от дерева.

- Прошу прощения, господин... - тихо, еле слышно обратилась Клара к графу.

- Простите, позвольте... Позвольте поправить... - она начала произносить слова совсем тихо. Как хорошо, что на улице не было шума и можно было услышать даже порхание крыльев бабочки. Наверное, было бы проще, если бы вокруг были люди и шум. В толпе она могла бы скрыть свои переживания. Клара была благодарна господину за спокойствие. Интересно, о чем он сейчас думает?

Из лавины мыслей вновь вырвало молодого графа очередное желание художницы.

"Как же долго..." - с грустью подумал он, впрочем, ответил простолюдинке весьма спокойно.

- Уважаемая, давайте, наконец, закончим этот несчастный портрет? Если вас что-то не устраивает, если вы считаете, что знаете лучше, то прошу прямо об этом говорить. Но, заклинаю вас, не надо «тихушничать» и заикаться. Соберитесь с мыслями да сделайте своё дело.

С этими словами он достал из кармана бирюзовый чистый платок и вытер им едва вспотевший лоб, после чего убрал тряпицу на место.

- Да, простите, пожалуйста, вы правы, - чётко приговорила Клара и быстро подошла к юноше, слегка нагнувшись к его шее.

Сильно наклоняться ей не пришлось, ибо молодой граф был высок по сравнению с ней. Взгляд голубых глаз падает на открытый участок бледной шеи господина, так и манивший к нему коснуться. Проклятье, почему она, коснувшись одежды юноши, поправив жабо [2] и драгоценный кристалл на нём, не может убрать руки и продолжает осторожно сжимать лоскут ткани? Ей было очень стыдно, но руки её не слушались и застыли неподвижно.

- Простите, господин... Я... Закончу портрет сама, по памяти... Я понимаю, вы очень устали... Но... - ей снова повезло. Она могла спрятать раскрасневшееся лицо и влажные губы в высоком вороте своей накидки. - Простите, я себя плохо чувствую.

- Тогда сделаем небольшой перерыв. Сходите на второй этаж, возле Центральной лестницы есть питьевой фонтан, попейте и умойтесь. Через полчаса мы должны будем продолжить. По памяти - хорошо, однако не думаю, что моя дражайшая матушка будет довольна результатом.

С этими словами Вильям встал, расправил затёкшие плечи, размял снова шею и вышел из Малого Второго Зала. Шагнул через порог большой двустворчатой двери (створки были открыты для лёгкого сквозняка), остановился, повернулся, посмотрел на девушку и быстро сказал:

- Через полчаса продолжаем работу, - после чего ушел по своим делам, оставив девушку наедине со своими мыслями, по пути погружаясь в свои.

- Чёрт, что я наделала! Какая я дура!

Уткувшись горячим лицом в ладони тихо приговаривала она вновь и вновь. От обиды ей хотелось что-нибудь сделать, что-нибудь кардинальное, но ничего большего в голову не пришло, кроме как снять чепчик и распустить длинные белокурые волосы, которые покорно легли волнами на закрытые простым, но чистым и опрятным, платьем. Кларе стало немного легче. Прохладный ветерок с улицы помог ей прийти в себя и, с глубоким вздохом, вернуться к полотну и посмотреть на то, что у неё пока получилось.

- Похож, но... - она хотела сказать, что невозможно передать на холсте всю глубину его характера и поведения, красоту холодных глаз и чарующий аромат. Она громко и мечтательно вздохнула, прижав кисть к себе, как доброго собеседника, выслушивающего все её проблемы.