Грань

Грань

Редмонт авеню - это тихая улица, как и остальные в Бэй-Шоре вечером. Все уже пообедали и разбежались по своим комнатам: дети делают уроки или играют в игрушки, а взрослые обычно читают или сверлят взглядом телевизор в просторной гостиной.

Но Ларри Уортону нездоровится. Каждый раз, когда наступает весна, его голову терзают мигрени, отчего он не может уснуть.

В тот апрельский вечер синие тучи заволокли всё небо.

"Гроза", - ругался про себя Ларри, лёжа на большой двуспальной кровати в голубых грязных шортах и такого же цвета ночной рубашке.

"Хреново", - продолжал он, усердно потирая виски и смотря в белесый потолок. Тупая постоянная боль в голове. Она уже сдавала позиции и просто ныла, будто сжигая мосты. По хорошему - поход врачу и дело в шляпе, но только на оплату счетов уходила львиная часть расходов.

В домике Ларри всегда царила тишина, а особенно весной. Даже круглые красные часы, что висели в кухоньке, холостяк останавливал на время хандры.

Его легко путали со спичкой немногочисленные родственники и редкие коллеги. Однако программисту большего и не надо; он работал на дому, писал коды для разных сайтов.

"Нужно ещё выпить", - с этой мыслью Ларри медленно, словно ленивец, присел на кровати и потянулся за бутылкой водки, которая в такие дни всегда сопровождала его. На прикроватной тумбочке, кроме бежевой лампы и полуполной бутылки, покоился обыкновенный гранёный стакан, из которого несло спиртным даже в трезвые дни.

"Эх, Молли, как ты сейчас поживаешь?" - горючая жидкость как по маслу стекала в желудок, а Ларри снова медленно ложился на мягкую, но грязную и потную постель. Воскресенье и это значит, что сегодня немолодой мистер выспится.

"С твоей улыбкой и заботой можно обворожить любого. Даже монашку, которая будет готова на всё, лишь бы встретиться с тобой ещё раз", - глаза Ларри Уортона почти закрылись, как вдруг выкатилась слеза.

"Почему же я променял тебя на выпивку!? Почему!? Ну почему ты меня теперь ненавидишь?" - мужчина почти закрыл глаза. Нега убивала остатки боли.

Он лениво щёлкнул выключатель лампы, которая тускло светила и молила своим видом о срочном ремонте. Последняя искорка света погасла, и первый этаж погрузился во тьму.

"Всё из-за этой проклятой мигрени! Если бы не она, то…То… " - голова Ларри вновь ни с того ни с сего стала разрываться на части с прошлой силой, будто её разрезали циркулярной пилой.

"Я бы видел её улыбку! Я бы разговаривал сейчас с ней или мы бы просто лежали в обнимку, как в прошлом! Но вместо этого я должен страдать!" - мужчина снова занялся полировкой висков.

"Молли, как же я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо…" - боли медленно отступали, а всё тело становилось таким тяжёлым.

Недосып давал о себе знать.

"Молли, как же я тебя люблю. Иди ко мне…" - бормотал Ларри в полусне, переворачиваясь на левый бок. Он сложил ладони под подушку, где их ожидала прохлада.

Мурашки пробежались по спине, а сознание начало рисовать счастливую невысокую девушку - её белоснежную улыбку, черные длинные волосы, которые всегда пахли жасмином, её сладкий голос…

"Я будто попал в рай", - пронеслось в голове у пьяницы, а лицо растеклось в лёгкой улыбке.

В этот момент по ушам ударило приглушённое соло на бас-гитаре.

"Чёрт тебя дери, Джер!" - Ларри рывком присел на край кровати. Его глаза, которые минуту назад выглядели страдальческими, вмиг налились яростью.

На втором этаже взревел тяжёлый рок.

"Вот сейчас я поднимусь к тебе, бесстыдник, и задам трёпку!" - скрипя зубами, мужчина встал на мягкий ковёр и оперся одной рукой о стену, покрытую дешёвыми бумажными обоями.

В угол рядом с заветным выходом вжался шкаф, куда помещалась вся одежда и обувь, а рядом висели книжные полки - тяжёлое напоминание о браке. Молли почему-то не стала забирать библиотеку с собой. Под ними стояла тумба, в которой лежали бесполезные баночки со снотворным, слабые болеутоляющие и всякая остальная аптека; а на тумбе лежали две толстые стопки журналов. Спорт, "Playboy", новости…

Шажок за шажком приближался Ларри к тёмной двери; она скрывалась в ночном мраке, но не первый раз он шлялся ночью по дому. Расстояние всё уменьшалось, а мужчине становилось всё хуже - музыка, будто вкручивалась ему в голову длинным шурупом.

"Веселись, пока можешь, грязный торчок. Мне осталось совсем немного, чтобы добраться до тебя!" - дверь открылась без скрипа, тем временем басы ударили с новой силой.

Тонкие ноги подкосились, и Ларри свалился на пол, вовремя выставив руки перед собой, чтобы не удариться о стену напротив.

"Нужно продать этот поганый дом и перебраться в студию! Надоел мне уже этот узкий коридор!" - мужчина стоял на согнутых ногах, прижавшись боком к зловредной стене. Он глубоко вдыхал и выдыхал воздух, стараясь как можно быстрее перевести дух.

Над ним висела единственная фотография - ещё счастливая и  молодая Молли. Её глаза ещё пылали любовью, а морщинки были только от нежной и скромной улыбки. Ларри в тот день вплёл ей в волосы тёмно-красный цветок ириса. Такого же цвета были губы женщины. Ныне далёкой и недосягаемой, как горизонт.

"Как же хочу вернуться в прошлое и исправить всё…" - вместе с наплывом горькой тоски налетела и музыка.

Ларри быстро прикрыл уши костлявыми руками и снова выругался.

Отсюда рок играл громче.

Снова шаги. Они давались ещё тяжелей, потому что голова буквально разваливалась на мириады частей. Мозг распухал и давил на череп.

"Сначала я просто поговорю с Джером", - первые несколько ступеней на лестнице поскрипывали, но их заглушал протяжный грубый вой какого-то мужика вперемешку с бешеными барабанами и гитарой. Всё это трещало в голове.

Ларри крепко держался за деревянные перила и уверенно поднимался наверх, хоть и не так быстро: "Почему он делает всё мне назло?! Я плачу алименты, я всегда принимаю Джера в свой дом. Даже когда он обдолблен."

В голове назревал шторм боли, который затуманивал рассудок.