Гравировка по ливню

Глава 1

Как только я пересёк границу владений графа Сокольского, его родовая Ржавчина напомнила о себе.

Остановив машину, я заглушил мотор. Вытер пот со лба, взял флягу с домашним квасом и, наслаждаясь, промочил горло. Был последний день августа, но жара не думала отступать. В вылинявшем небе терялись куцые облака, развеивались бесследно.

Я взглянул на часы. Времени оставалось достаточно, и я решил сделать паузу, чтобы оценить обстановку.

Асфальтовая дорога в этот час пустовала. Идиллию портил только мой САЗ-64, в просторечии «сазанчик» — чуть угловатый и без претензий на изящество форм, зато неприхотливый и мощный гелендваген с открытым верхом, собранный на Симбирском автозаводе.

Слева от дороги раскинулось подсолнуховое поле — корзинки, обрамлённые жёлтыми лепестками, свешивались, как повинные головы. В отдалении на фоне заката темнели контуры двух пологих холмов. В просвет между ними сползало медно-красное солнце, запорошённое степной пылью.

Я оглянулся. Межевой столб, который я только что миновал, торчал на обочине, шагах в тридцати — массивный, вытесанный из камня, четырёхгранный. На нём блестела нашлёпка из нержавеющей стали — фамильный герб, птичья голова с коротким загнутым клювом.

Откинувшись на сиденье, я смежил веки, прислушался.

По окрестностям бродил ветер, сухой по-летнему и горячий. Листья подсолнухов шелестели, когда он к ним прикасался. Кузнечики стрекотали в придорожной траве. Каркнула ворона, но передумала и заткнулась.

А ещё я услышал тихий, но неприятный звук, словно кто-то провёл гвоздём по железу — или с натугой провернул ключ в проржавевшей замочной скважине. Через несколько секунд скрежет повторился, уже чуть громче, и при этом размножился. Теперь мне мерещилось, что он раздаётся со всех сторон, возникает прямо из воздуха.

Снова открыв глаза, я сделал мысленное усилие, короткое и привычное — вернул восприятие в обычный режим, отсёк посторонний звук. Задумчиво потёр подбородок.

Да, разумеется, «ржавый» скрежет — лишь побочный эффект, как радиопомехи в грозу. Сам по себе он сейчас неважен, но говорит о многом. Если я уловил его без усилий, без концентрированного импульса, то количество Ржавчины здесь зашкаливает — и надо быть наготове.

Впрочем, меня об этом прямо предупреждали ещё в столице. Но одно дело — инструктаж, и совсем другое — вот так, в реальности…

Ладно, буду иметь в виду.

Я завёл мотор и поехал дальше. Подсолнухи по левую руку всё не кончались. Справа к асфальту придвинулась тенистая роща. Из-за деревьев выбиралась тропинка — и я увидел, как по ней на обочину вышла девушка.

Она была загорелая, как крестьянка, однако её наряд безошибочно выдавал принадлежность к аристократическому сословию — рекордно короткая мини-юбка по последней столичной моде, полуспортивная маечка, теннисные туфли на упругой подошве. Русые волосы были перехвачены сзади лентой.

На подъезжающий гелендваген она смотрела спокойно, с умеренным любопытством. Рассеянно улыбалась и катала в ладонях грецкий грех — зелёный и неочищенный, в кожуре.

И только затормозив рядом с ней, я узнал её:

— Таня?

— Добрый день, Станислав. То есть добрый вечер.

Она совершенно не удивилась, как будто мы виделись с ней вчера, а не шесть долгих лет назад. Черты её лица, простые и мягкие, обрисовывала вечерняя светотень. Серо-голубые глаза казались темнее, чем были на самом деле.

— Вы ведь домой? — спросил я. — Садитесь, я как раз к вам.

— Ага, — сказала она, забравшись в машину. — Удачно, что я вас встретила. Папа очень просил, чтобы я вернулась к половине восьмого. Ну, к вашему приезду. Но я, честно говоря, замечталась, да и часы забыла. В роще прохладно, тихо — уходить не хотелось. Только сейчас вот вспомнила, что пора.

— Сожалею, что из-за меня вам пришлось досрочно прервать прогулку. Хотя я тоже рад встрече. И не могу не сделать вам комплимент — вы очень красивы.

Я не кривил душой. Татьяна за эти годы преобразилась невероятно — я помнил её забавной девчушкой, а теперь повстречал вдруг очаровательную юную даму. Детская нескладность сменилась грацией, но не той, которую демонстрируют салонные львицы, а естественной, без уловок и натужных попыток выставить себя напоказ.

Она как будто сошла с экрана, шагнула в реальный мир из фестивальной кинокартины, где перед зрителем предстают аристократки нового типа — тургеневские барышни с внешностью сексапильных фотомоделей.

— Благодарю, — сказала она с улыбкой. — Вижу, что вы говорите искренне, и это приятно. Но, Станислав, почему вы со мной общаетесь так серьёзно? Официально даже? Мы ведь знакомы с детства, были всегда на «ты». Вы одно время даже дразнились, называли меня Танюша-Лягуша.

— Ну, вы и вспомнили, — хмыкнул я. — Когда я эту дразнилку выдумал, мне было лет двенадцать, я был сопляк-гимназист. А вы — так и вовсе гуляли пешком под стол. Но теперь мне стыдно.

— И совершенно зря. Я не обижалась — у меня это прозвище ассоциировалось со сказочной царевной, которая заколдована и ждёт на болоте принца.

— Женская логика — великая сила. Но вообще да, Таня, ты права. Официоз не нужен. На свалку его, в чулан. Я рад, что ты не злопамятная. И, кстати, раз уж такое дело — ты случайно не в курсе, зачем твой отец меня пригласил?

— Понятия не имею. Он мне только сказал, что ты будешь к ужину. Я подумала — может, ты ко мне едешь свататься?

Я слегка поперхнулся. Скосил на Таню глаза, и она хихикнула.

— Ясно, — сказал я, — будем считать, что квиты. Поиздевалась, имеешь право.

— Разве это издёвка? Всего лишь шутка, по-дружески. И, собственно, почему ты так удивился? Мне восемнадцать исполнилось, женихи объявляются регулярно. Ну, потенциальные, в смысле. Уже не знаю, где от них прятаться.

— Боюсь, твой папа шутку не оценил бы. Я хоть и дворянин, но без титула, ты — графиня, причём на Ржавчине. Мы в детстве с тобой общались исключительно потому, что рядом живём. А если бы я и правда приехал свататься, то это было бы… гм… не то чтобы хамство, но некоторая дерзость как минимум.