И Я Там Был

И Я Там Был

СТАНИСЛАВ МАЛОЗЁМОВ

И Я ТАМ БЫЛ

Рассказ

- Взрывы спереди и по бокам, пули ноют почти над головой. А я ползу к окопу. Одна граната в зубах, по две в каждой руке,  на спине ППШ, за голенищами по ножу, а за пазухой лопатка саперная, - дед Крапива Иван Иванович через пламя костра рыбацкого оглядел все шесть серьёзных лиц мужиков, с которыми приехал на рыбалку.

Август шестьдесят девятого в колхозе Владимировском хорошим был месяцем. И окунь клевал весь день, да грибов вокруг озера все набрали по ведру. Ну, а, главное - дожди не мучили. Потому и отдыхалось всем легко. Уборочную раньше закончили при отсутствии слякоти, и пропивали часть хороших заработков. Но не за дворами своими на огородах, а культурно. Кто на рыбалке, кто в гостях у друзей, а остальные дурели дома под контролем жен.

 - Так вот, значит.- Дед встал и начал руками показывать  как было всё -Сперва, значится, правой рукой швырнул пару штук, потом ишшо пару пульнул левой, а из зубов вытащил и прямо в серединку окопа  метнул. Там паника! Фашисты, не убитые, на карачках  во все стороны побёгли. Через спины своих же солдат переваливались и - ходу. Упал я к ним в окоп и стал косить их из ППШ, догнал двоих когда патроны все вышли, заколол ножами да и выпрыгнул обратно. К своим бегом прибежал, даже не нагибался. Стрелять-то в меня уже некому было.

    Дед выпил самогона из своей кружки на расстеленном одеяле и сразу выжидающе замолк.

- Да… - сказал по-доброму Гришечкин, комбайнер. - Выпало тебе счастье, дед. Живой остался и подвиг выдал весом минимум на медаль «За отвагу». Без таких, как ты не победили бы мы гада.

- А сейчас-то тебе сколько годков? - с улыбкой спросил тракторист Евсеев. Он сегодня больше всех отловил окуней. Вот и радовался. Пил и всё время улыбался.

- Так восемьдесят два ужо, - дед Крапива зачем-то пальцы начал загибать. - Получается - к сорок третьему я свои тридцать девять уже прожил.

Помолчали.

-А в сорок третьем у нас армия уже очухалась и стариков больше не брали на фронт, - вспомнил агроном Лузгин. -  Да и выглядишь ты едва на шестьдесят и то приблизительно. С натяжкой.

-А кто сказал, что я в регулярных служил? Партизанил я. В Белорусских лесах. Жил там. Фашистов как раз наши начали гнать назад. Ну, получилось, что как раз через родные мне леса. Партизанил с друзьями из деревни своей, - дед выпил ещё половину кружки и съел помидор со своей грядки домашней.

 - А медаль за разгром целого взвода вражьего так мне и не дали, поганцы - командиры. Никто ж не видел из наших. Все из окопа головы не высовывали. А я без спросу пополз. Зло взяло. Вас добивают, думаю, сволочи, вот и  сидели бы смирно, а вы крыситесь! И рванул. Да… А выгляжу молодо, потому как работаю руками. Кошу сено литовкой, землекопом в совхозе работаю и простокваши пью много. Она жизнь обновляет в организме.

- Дудишь ты, дед, - мрачно сказал Завилицкий  Миша, заведующий зерноскладом. -  В сорок третьем не было немцев в белорусских лесах. Их гнали по центру от Старой Русы и Пскова на Лугу, помогали Волховскому и Ленинградскому фронтам. Только почему-то не получилось ни хрена. Батя мой на Волховском был как раз. Ногу там ему оторвало.

Все моментально перестали жевать, открыли рты и уперлись взглядами в деда.

- Вот я не знаю, где ещё чего было. Книжки не привык читать. Но я партизанил в Белоруссии. Хрена бы мне сочинять? Я для брехни староватый ужо. - дед Крапива Иван Иванович обиделся, хлебнул самогона и, закуривая на ходу «Север», пошел проверять две своих донки.

- Он, мать его так, и партизанить не мог. Мы ж почти ровесники с ним, - заржал молчавший до этого Санченко Фёдор, кузнец с МТС. - Мне  в сорок третьем четыре года было. Ваньке, стало быть, шесть, мля. Брешет, змей. Язык без костей. Ему тридцать два года сейчас. Я паспорт видел евойный, когда он на Зойке женился. Дружкой у него был.

- А чего тогда он такой старый? Смотрится как почти не жилец перед самой смертью. - удивился Евсеев. Тракторист.

- Болезнь такая есть. Не помню, как её зовут, - вспомнил Завилицкий. - Она от рождения тянется. Но дед ей  только немного страдает. Не взяла она его крепко. Просто он вообще не бреется, морщинистый, потому, что работал на домне сорок лет. С длинной кочергой стоял возле расплава перед открытым огнём  и те же сорок лет пил всегда без удержу. Кожа теперь вся в канавках да рытвинах, сухая, И волос у него что на голове, что на бороде седой и редкий. Сошлось так всё. Вот он и смотрится на шестьдесят. Так при этом в пьяном  разговоре пару десятков лет накинуть себе тьфу - дело. Плёвое.

 - Ну, парафинить мужика не надо.- Предложил Гришечкин, - нравится ему скоморохом быть - так кто не даёт? Да за ради бога. Что меняется-то? Кинул  он кучу гранат в сорок третьем на окоп или без штанов за мамкиным подолом бегал - нам что с этого? А ему хорошо внутри.  Вояка, герой почти. Проживёт дольше от хорошего внутри настроения.

 Вернулся дед, сел к одеялу, ему налили самогона. Выпил, съел луковицу. Помолчал. Недолго, правда.

- Вот после войны пострашнее мои  дела были. Взяли меня  по личному добровольному  заявлению на подводную лодку. Я ещё в Белоруссии жил. В Баренцевом море мы ходили. Сторожевая лодка. А я-то по молодости радиоделу научился на курсах в Минске. Показал в военкомате нашем  навыки мои. Они обалдели все от моей скорости передачи данных. Взяли радистом по договору на сорок лет служить подводником. Я стучал секретные донесения азбукой Морзе и открытым эфиром по мелочам работал.

- Чё за лодка была? - встрял Санченко. Кузнец. - Как название?

- Дизель-электроход «Щ 157-Икс».  Щука, - не знаете, что ли? - дед понимающе усмехнулся. - С войны остались. Не выкидывать же. Они долго потом работали. Вот пошли мы в поход вдоль берега от земли Франца-Иосифа к Норвегии. А море-то хоть почти самое большое в стране, но, падла, мелкое. Шестьсот метров в среднем глубина. А мы-то под берегом шли почти. Там или 200 метров мелкота, а где и всего сто. И тут навстречу нам норвежская посудина. Мы спрятались, на грунт легли. И надо же: там грунт был рыхлый. Не можем подняться и всё тут. Винт вхолостую гоняет жижу и нас только глубже засасывает. А воздуха осталось  ну, на сутки, не более. Многие уже помирать собрались. Креститься стали. Ну и я тоже с ними приготовился на тот свет  вскоре удаляться. А что? Выхода-то нет. Связался по рации с Новой Землёй. Это Архангельская область. А они: «Ничем, говорят, помочь не можем. Все лодки разошлись. Да и как вас подводной лодкой сдёрнешь? Тут крейсер нужен минимально. Чтобы тросом вверх потянуть.