Идолы Света и Тьмы: Демоны и Боги (книга третья)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вокруг меня вился тошнотворно-сладкий запах карамели. Он исходил от летних платков ночных женщин на обочине дороги, от языков пьяных мужчин, облизывающих табачную бумагу под огненными фонарями, и в воздухе, проникающем в мои ноздри.

Мне здесь понравилось.

Мне нравилось, что каждое здание было покрыто выцветшей, облупившейся краской, каждое из которых имело свой собственный цвет. Мне понравилось, что ночные женщины окликали и Ведагора, и меня, когда мы поднимались по холмистой улице, перешагивая через потрескавшиеся булыжники.

Ведагор называл это место «забытым районом» Столицы, но, на самом деле, его называли «Потерянной площадью».

Оно могло быть забыто или потеряно, перемещено в темноту, где процветал разврат, но для меня это было место, которое я могла бы сделать своим домом. Может быть, я была темным цветком, которому нужна была развращенность, чтобы расцвести.

Миле здесь бы понравилось.

Я выкинула эту мысль из головы.

Мы оставили лошадей у ​​опушки леса и прошли остаток пути пешком. Каждые несколько шагов, я оглядывалась на костяно-белый холм, на вершине которого мерцал дворец из звездной пыли.

В моем мозгу крутились мысли о Миле и Боге Море. Я не могла позволить, чтобы атмосфера Потерянной площади, пропитанная ароматом сикеры, полностью меня очаровала, не в тот момент, когда меня терзали призраки дворца.

Мне так хотелось вернуться за Милой и вырвать ее из смертоносной хватки Бога Мора. Но я закаляла себя напоминаниями о том, что она сделала.

Предала меня.

Мне придется смириться со своим решением оставить ее позади.

Часть меня хотела, чтобы поездка от источников заняла больше двух часов. Тогда у меня было бы больше времени, чтобы насладиться радостным волнением, потрескивающим вокруг меня.

Еще не рассвело, когда Ведагор повел меня по узкой улочке между магазинами, и мы наткнулись на толпу детей, играющих с палками, которые высекали искры. Они гонялись друг за другом по кругу.

Шипящий звук заманил меня, как змею к заклинателю змей, и мне захотелось побиться этими палками с детьми.

Я натянула свой черный капюшон на голову, закрыв верхнюю часть лица. Голова Ведагора тоже была прикрыта, его шуба сочеталась с моим черным плащом, создавая ужасные тени на Потерянной площади.

Ведагор мне сказал, что есть причина, почему площадь так назвали. Здесь никто ничего не видит.

Я поняла это, когда мы остановились у деревянной двери, еле державшейся на петлях, и Ведагор постучал три раза, делая слишком длинные паузы между стуками.

Старый беззубый мужчина приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы мой голодный желудок уловил запах готовящегося мяса.

Ведагор сунул старику листок бумаги. «Мы заблудились.»

Я прищурилась, глядя на бумагу, и с комом в горле узнала нарисованное на ней лицо Бога Мора. Записка. Деньги. Хорошие деньги.

Я никогда раньше не видела бумажных купюр, но слышала множество историй о том, как они циркулируют в Асии.

И конечно же на купюре было нарисовано лицо Бога Мора, такое уж мое везение!

Толстые грязные пальцы вырвали записку из рук Ведагора.

Я наблюдала за этим простым обменом с большим интересом.

По сравнению со стариком, Ведагор выглядел утонченным. Как только я об этом подумала, старик ужасно кашлянул, глядя на наши ботинки, затем пнул дверь. Она заскрипела в знак протеста и ударилась о стену.

«Тогда заходите быстрей.» Его голос был грубее камней. «Выпускаете все тепло из дома.»

Ведагор вошел первым.

Я следовала за ним, на губах играла легкая улыбка. Никогда не думала, что, следуя за Ведагором, я почувствую себя немного безопаснее.

Внутри было затхло. Я уловила пряный запах в воздухе, сгущенный не стиранными одеялами и никогда не моющимися грязными полами.

Я обошла подозрительное темно-коричневое пятно на выцветшей дорожке. Она тянулась до самого верха узкой лестницы, ограждение которой, казалось, вот-вот упадет.

Мое сердце ушло в пятки.

Старик указал на лестницу. «Комната четыре.»

Ведагор быстро прошел мимо меня, его богатый коричневый мех, выглядел слишком богатым для такого захудалого места.

Это был не бордель, но я бы чувствовала себя чище, если бы спала в одной из кроватей заведения госпожи Лучезары на острове Малая Муксалма, чем сидела в кресле на этой помойке.

Я бросилась за Ведагором, как путешественник, идущий за компасом. Когда я проходила мимо, его ухмылка, брошенная в мою сторону, не осталась незамеченной.

Я прижала к себе черную ткань плаща и поползла вверх по лестнице. Под каждым нашим шагом лестница скрипела громче предыдущего, пока мы не достигли лестничной площадки.

Здесь было темнее, чем снаружи, в ночной темноте. Я боролась с желанием вцепиться в спину шубы Ведагора, пока он вел меня по узкому проходу к последней двери справа. Металлическая четверка висела вверх дном, ее края были ржавыми и стертыми.

Мое лицо сморщилось от черных пятен на дверной ручке. Может быть, время проведенное во дворце, избаловало меня, но с каждой секундой, проведенной в этом месте, я все больше и больше тосковала по Софии и своей купальне.

Ведагор постучал в дверь рукой, на которой была надета перчатка.

Он стукнул костяшками пальцев один раз, затем остановился.

Потом, снова постучал. На этот раз, три раза.

Остановился.

Затем постучал еще два раза.

Нас встретила тишина.

Видимо, это был хороший знак. После нескольких тяжелых мгновений, нависших над нами, Ведагор открыл дверь.

Я скривилась, когда он коснулся ручки и тихонько толкнул дверь ладонью.

Первым, что я увидела в унылой комнате, была зажженная лампа.

Удивительно, но это была огненная лампа, а не свеча. Она отбрасывала оранжевый свет на рваный ковер, углубляя дубовые оттенки девственного дерева. Два кресла стояли у не разожженного очага, покрытого сажей.

Я последовал внутрь комнаты за Ведагором.