Игра Ждущей

Игра Ждущей

Игра Ждущей

(Цикл "За Углом")

Она отвернулась от зеркала, покрытого сеточкой трещин, будто морщин. Гитара стояла в углу, как последнее напоминание. Гитара была жёлтой, фанерной, с узкой и маленькой декой. Но как она звучала, если никого не было рядом! Это была Игра, и играли в неё двое: она и гитара. На ней можно было выделывать самые сложные финты. Но если вдруг кто-то входил, она начинала дребезжать, пальцы запинались о струны, почему-то самопроизвольно смещались лады, гитара вздыхала и кашляла, жалуясь на ревматизм в грифе, застрявшую между верхней и нижней, расклеившейся декой влагу, и шатающиеся, как гнилые зубы, колки. Тогда её с извинениями перед пришедшим отставляли в сторону.

Ещё в комнате жили колокольчики. Они висели над тем самым стареньким, морщинистым зеркалом, и иногда переговаривались в лад гитаре. Шесть золотисто-бронзовых на красной верёвочке, и три серо-алюминиевых на пружинке, вернее, на трёх.

В углу слева скомкались на ковре два шерстяных одеяла, сверху – рыжий, пушистый, сшитый из старой меховой шапки котёнок, пара больших мохнатых полотенец, и шерстяной плед, прикрывавший всё это безобразие.

Книжный шкаф, полочки с кассетами, дряхлая «Вега»[1] и хромоногая табуретка жили своей, непостижимой для хозяйки, жизнью. Вещи с них кочевали по всей квартире, придавая ей совершенно вписочный[2] и бесхозный вид.

На кухне жил пуфик с постельным и простым бельём, большой подушкой и несколькими свитерами, тумбочка со сковородкой, двумя кастрюльками, несколькими тарелками и некоторым количеством еды, которую не нужно было впихивать в холодильник. Все это периодически наезжало друг на друга и громко гремело.

Гитара была, пожалуй, единственной ценной вещью, поскольку могла в течение нескольких минут распинать вещи по местам, стоило взять несколько аккордов. И еще – котёнок...

Она вздохнула и взялась за уборку.

Зеркало, когда-то приклеенное к стене, да так там и оставшееся, было вытерто. Прозвенели под пальцами колокольчики. Кассеты отправились на свою полку, а «Вега» — на подоконник в кухню. Часть одежды, разбросанной по ковру, заняла тазик в ванной, а часть – уложилась в комод. Пыль послушно собралась на тряпку, мусор – на веник и в ведро. Мокрая половая тряпка положила конец этому безобразию.

Тогда она широко разложила на полу яркий, с крупными цветами, плед, собрала одеяла в подобие трона, поставила к стене большую подушку в качестве спинки и усадила на импровизированный трон котёнка. Прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Взяв гитару, присела в низком реверансе:

— Не угодно ли вашему высочеству выслушать приезжего Менестреля?...

Она уже не помнила, сколько играла в эту Игру. Котёнок становился Принцем, а она – гордой певицей, перед которой склонялись короли и королевы, лорды и леди, и её род был древнее и благороднее, чем у любого их них...

И сама себе Яххи ответила...

Она стояла в тронном зале с мраморной, украшенной золотом, колоннадой, и ноги её утопали по щиколотку в пушистом ковре. С её плеча свисала гитара — большая, чёрная, отделанная серебром, и серебряными были струны, зачарованные в Солнечной Башне Менестрелей. Яххи стояла, гордо подняв голову, перед троном, и все, толпящиеся у него, не стоили и кивка её головы. Только для Него — она станет петь, для Него, юного принца с огненно-солнечными волосами, так похожего на её любимого котёнка, в той, другой жизни... Между ними уже протянулась Нить. Он смотрел, и на ресницах широко распахнутых серых глаз дрожало ожидание...

- Спой, — робкая улыбка осветила лицо, ставшее таким знакомым, — Пожалуйста...

Яххи кивнула, отчего-то немного запершило в горле, но уже руки привычным жестом перекинули гитару вперёд, пальцы пробежались по ладам, пробуя настройку зазвеневших струн. Она наклонила голову, и золотистая прядь упала на темную деку. Она отвела её за ухо и запела...

Голос переливался, следуя за перебором струн, выводя чистые, яркие звуки вслед за переходами от аккорда к аккорду, ткал зачарованное полотно, паутину колдовских видений. Поднимаясь, опускаясь, обрываясь, поддерживая, мягко продолжая, и отпуская мелодию, пока не стихла последняя струна...

... И будто обрушился зал, хлопали лорды и леди, не помня себя, украдкой вытирая слезы. Выкриками неслись названия желанных песен...

Яххи подняла голову, сияние волос рассыпалось по тёмному плащу. Пальцы замерли на грифе. Она встретилась с ним взглядом – он был серьёзен. Ни слова, ни жеста, ни улыбки. Лишь взгляд, в котором отразилось осеннее небо, и словно застыла седая мелодия сна...

Беспокойными и неуверенными стали хлопки и голоса, холодком пробежал шепот и недовольство, и вскоре все смолкли. Яххи же не могла отвести взгляда от спокойно-осенних глаз – между ними легло что-то, ещё неизвестное обоим. Сотканное полотно иллюзий всё ещё было властно над ними...

Он встал и в полной тишине подошел к ней. Молча. Его рука протянулась, взяла в ладонь лежащие на ладах пальцы Яххи. Он медленно поцеловал их кончики, один за другим.

Смущенная, Яххи отступила назад. Его пальцы коснулись струн, и начал таять волшебный замок Игры... Лишь взгляд, такой знакомый, близкий, доверчивый... И уже готово было сбросить льдисто-игольчатый панцирь гордости сердце Менестреля...

Яххи отставила гитару в сторону, поклонившись трону из одеял и подушек, с которого смотрел на нее рыжий игрушечный котёнок. Стемнело, за окном ветер гнул деревья, растрёпывая их зеленые космы. Переливчато заплакал дождь, стучась в стекло за тяжелыми шторами. Ничего больше не хотелось. Игра закончилась. Жаль, что не так, как заканчивалась всегда, когда Яххи уходила из замка, оставляя смущённые сердца и разбитую надежду. А вот теперь, кажется, сердце смутили ей... Глупость какая. Ведь это всего лишь Игра... но как же ей хотелось, чтобы Игра превратилась в Настоящее, а зеркало реальности разлетелось в пыль под её ногами. Со временем она перестала надеяться. И когда она играла, колокольчики уже не подпевали ей... Ведь были подарены — на счастье...