Икар

Икар

ИКАР

Северный ветер, сдувающий с ног прохожих на Дворцовой набережной, очередной раз доказывал, кто в городе хозяин. Люд сновал вдоль Невы, поплотней закутавшись в тёмно-серые пуховики.

Дерзил мелкий ледяной дождь, обжигая лица прохожих и оставляя мокрые ссадины на стенах Эрмитажа.

Только Нева несла свои мутные воды в Финский залив, стараясь отобразить на своей глади новую историю города святого Петра.

Матильда плелась по набережной, не обращая внимания на «ласковые» потуги погоды. Взойдя на мостик через Неву, она остановилась, встав по ветру, чиркнула зажигалкой, прикурила сигарету и устремила свой взгляд в бездонные чёрные воды Невы. Красное пальто девушки намокло, по полям фетровой шляпы потекли ручейки воды.

Раздался звонок. Девушка достала из сумочки мобильник.

– Алло, – произнесла Матильда, выпуская изо рта дым колечками.

– Матильда Семёновна, не хотел вас огорчать, но по долгу службы придётся. Вы сами знаете, как публика восприняла ваш первый фильм в качестве главного режиссёра. На данный момент руководство киностудии «45-й калибр» отстранило вас от съёмок на своей главной площадке. Но в качестве шанса, как дань вашему отцу, командировало вас в филиал в Крыму, для съёмок новой ленты. Там в принципе неплохой сценарий… Я читал, рабочее название «Икар». Перешлю вам на емайл. Единственное, там сжатые сроки. На съёмки отведено ровно год, – закончил свою речь исполнительный продюсер.

– Вас поняла, Игорь Петрович. Спасибо за информацию.

– Не обижайся, Тилли.

– Ну что вы, всё нормально.

Игорь Петрович положил трубку. Только близким людям было позволено называть Матильду коротко, Тилли. Сергей Петрович был один из них. Он долгое время работал с отцом Матильды, когда тот был руководителем киностудии.

«Ну дура, ну сама же дура! Захотелось сразу великое кино снять. Что же, в ссылку так в ссылку. Крым не такое уж и плохое место. Тем более папа там», – закончила свою мысль Матильда.

Она вернула телефон на место. Потухший окурок она с яростью бросила в Неву, он тут же достиг нирваны, приобщившись к медленному потоку реки. «А ведь я чем-то похожа на него» – подумала она про себя.

– Ну что, Питер, Петроград, Ленинградище! Прощай или до свидания? – в полный голос, почти крича, продекламировала Матильда, жестикулируя руками.

Внутри вдруг резко всё вскипело, изверглось лавой, она даже расстегнула пальто, пот полился по лицу ручьем, начал рушиться мир, её внутренний мир. Бессмысленность прожитой жизни стрелой вонзилась в сердце несостоявшегося великого режиссёра.

От мучительных переживаний у Матильды настолько обострились черты лица, что даже ветер, словно порезавшись – стонал от боли, когда случайно прикасался к её лицу.

***

Прошло полгода.

– Так, что у нас по сценарию там: «Разверзлись небеса. Рухнул дождь». Быстро все шесть поливомоечных машин включили. Стучим в корыто кувалдой. Мотор. Снимаем, – прокричал в рупор главный оператор и помощник режиссёра, Шура Кондаков.

Технический персонал подключил воду, и из шести машин полился дождь. Подсобный персонал вытащил корыто, самому крупному и накачанному детине вручили кувалду.

– Дальше, что там: «Потоки воды понесли по мостовой весь беспредел человеческой морали и культуры. Огромная лужа в низине служила пристанищем всей этой мерзости. Здесь было всё: плесневелый хлеб, замотанные в целлофановый пакет презервативы, куклы без ног и со снятым скальпом, носки с дырками на пятках, консервные банки».

Шура ладонью закинул свои длинные волосы назад и ещё раз пристально вгляделся в сценарий.

– О боги, кто это писал? – шёпотом произнёс он. – Ладно, плывём дальше.

Он бросил взгляд на Матильду, она безучастно смотрела куда-то вдаль.

– Кидайте всё, что принесли из дома ненужное, в лужу, прямо перед камерой бросайте! Быстричков, я же вас просил принести побольше отходов любви, а вы что?! Вам же не девяносто лет? Да, раньше за каждую крошку хлеба готовы были на всё, а ныне что, эх… Ох, а чьи это детки такие добрые? Чурочкина, не твои ли? Да не стесняйся уже, кидай своих обезглавленных кукол, вон туда, поближе к театральным ступенькам, – продолжал съёмку главный оператор.

– Последние штрихи, читаем сценарий: «В абсолютной синергии с лужей находился театр, во всяком случае, фасад точно. От центрального входа через весь искусственный водоём к ближайшей суше был проложен мостик из досок и кирпичей». – Та-а-ак, запускаем «гоблинов». Пошли, пошли, вы торопитесь, ведь дождь льёт как из ведра, вы спешите в источник культуры! Мужик в коричневом плаще, вы поскальзываетесь и падаете в лужу. Не переживайте, пару сотен вам доплатим. Бабушка в чёрном, вы тоже падаете в лужу. Что, вам всего тридцать?! Хорошо, доплатим, падайте уже! Ну и массовка пошла, слова не скажи…

– Стоп, снято, – скомандовал главный оператор. – Матильда Семёновна, что скажете?

– Александр, скиньте мне этот фрагмент в мессенджер. Я дома посмотрю, устала очень.

– Договорились, сброшу.

***

Семён Григорьевич Авдеев сидел за рабочим столом в своём домашнем кабинете. Он работал над мемуарами. Пятьдесят лет мужчина отдал кино, пройдя путь от актёра до руководителя киностудии.

Хлопнула дверь.

– Матильда, это ты?

– Да, папа, я.

– Отлично. Сейчас будем ужинать. Всё готово, – Семён Григорьевич встал с кресла, вышел к дочери в прихожую, поцеловал её в лоб. – Ну раздевайся, мой руки, проходи на кухню.

– Сегодня у нас борщ. Настоящий, почти четыре часа томился. Тут кусочек говядины, курочка и мозговая косточка свинины. В классическом варианте твоей бабушки, царствие ей небесное, – воодушевлённо распылялся Семён Григорьевич, разливая борщ по тарелкам.

Сумасшедший запах коронного блюда разлился по кухне.

– Пап, этот аромат мне напоминает Одессу, мне кажется, только там могли создать этот шедевр кулинарии.