Иллюзия страха

Иллюзия страха

1

Видели бы вы его лицо. Он так орал, что у меня могли бы запросто лопнуть барабанные перепонки. Правда я в этот момент дико смеялся. 
Меня зовут Кевин Уитекер. У меня короткие светлые волосы, длинное худосочное тело, худое лицо, слегка заостренный нос и хитрые зеленые глаза, загорающиеся от очередной коварной идеи. Из-за моей внешности друзья прозвали меня «Стервятником». Ах да, забыл самое главное – я обожаю пугать людей. Жить без этого не могу, крики для меня, как энергия, придающая сил. А сил мне нужно очень много. 
– Придурок! – рассержено лупил меня по плечу кулачками малыш Билли. 
– Это было очень смешно! Ну очень смешно! – хохотал я в ответ ему прямо в ухо. 
Он еще отчаянно пытался возражать. 
– Вовсе не смешно... 
– Это очень смешно! – перебил я, заходясь в неистовом смехе, при этом в перерывах не забывая дышать, иначе попросту бы сдох от недостатка кислорода в легких. Серьезно, я ржал, как ненормальный конь. 
– Ты больной! Ты просто сумасшедший! – вопил он не переставая. 
– Да, Билли, – сказал я, вытирая слезы от смеха. – Я сумасшедший. Больной псих, сбежавший из психушки. И знаешь зачем я это сделал? – спросил я выдерживая эффектную паузу, дабы окончательно произвести на него впечатление. – Чтобы найти тебя, Билли, и забрать твои мозги! Мне нужны твои мозги, Билли, отдай их мне! – потребовал я, вытягивая руки вперед и наступая на него, словно зомби. 
Малыш в испуге отшатнулся, свалился на траву, но тут же поднялся на ноги и помчался через весь газон, не переставая громко хныкать и звать на помощь. 
– Ха-ха-ха! – я даже согнулся пополам от смеха. – Какой же ты трусишка, Билли! Доверчивый и слабый! 
Он пробежал через дорогу. Миновав какого-то типа невысокого роста в черном плаще, взобрался по ступенькам на крыльцо и поспешно скрылся за дверью своего дома. 
Этот старик стоял рядом с их почтовым ящиком и неотрывно на меня глядел немигающе, недобрым, пронзительным взглядом, словно собирался убить. У него была белая, как у покойника кожа, и густая черная ухоженная борода. И если мне не изменяет зрение, один глаз у него был молочно-белого цвета, а второй черного. 
«Надеюсь это не один из чокнутых родственников Билли, – подумал я, правда за этой мыслью с ноткой вызова последовала другая. – Да плевать! Пускай хоть дедан его, мне-то что? Что он мне сделает?» 
И со спокойной душой я поплелся домой. Внутрь проник с заднего двора прямиком в кухню, где уже находилась мама. Она стояла над раковиной и мыла посуду. 
Я взял с полки пакет с хлопьями и щедро насыпал в тарелку, затем залил это молоком и размешал ложкой. Плюхнулся за стол, уплетая приготовленное лакомство. 
– Ты опять пугал соседского мальчишку? – устало вздохнула мама. 
Я промолчал, склонив голову над тарелкой. 
– Зачем ты это делаешь, Кевин? – допытывалась она, усевшись рядом на стуле и пристально вглядываясь мне в глаза. – Что он тебе сделал такого плохого, что ты так над ним издеваешься? 
– Я учу его преодолевать страх, – сказал я, погружая очередную ложку с хлопьями в рот. – Но он слишком доверчивый, за это и получает. Потом еще спасибо мне скажет. Я сделаю из него храбреца. 
На самом деле мне было абсолютно плевать на малыша Билли, – останется он таким же никчемным жалким трусишкой или вырастет и превратиться в самого настоящего бесстрашного человека мира – меня просто забавляла его реакция. Вот и вся правда. 
– И что мне с тобой делать? – задумчиво спросила мама. 
– Ничего. 
– Вот именно – ничего, – сказала она, затем встала и вышла из кухни, оставив меня одного, наедине со своими маниакальными мыслями. И хлопьями «Алфавит», которые изготовляли специально, как буквы. Обычно во время еды я любил объединять их в разные смешные слова или даже целые фразы; генерировал названия всех своих любимых фильмов ужасов, расставляя ложкой буквы в нужном порядке. 
Страх – хорошее чувство. В некотором смысле охрана для организма. Он подталкивает людей к действию. Заставляет рисковать, шевелить конечностями. А без него, что стало бы с людьми? 
Я залпом выпил остатки апельсинного сока и посмотрел в окно, ведущее во двор. Тот самый странный старик до сих пор стоял там, и буравил наш дом тяжелым взглядом, словно собирался спалить его к чертям. Он вдруг повернул голову и я невольно пригнулся, спрятавшись за занавесками. Он, словно каким-то образом догадался, что я смотрю на него. Но как!? Что ему вообще от меня нужно? 
Я решил оставить этот вопрос. Постоит-постоит, надоест ему, да и уйдет. Он же не будет торчать здесь всю ночь, ведь так? 
Вернувшись к тарелке, где на дне еще плавали в молоке пару буковок, я собирался поставить ее в раковину, когда бросил мимолетный взгляд и в ужасе вскрикнул, замерев на месте. 
Хлопья-буквы сами собой сложились в слово. Они собрались в слово предупреждение. 
Это было слово «Берегись». 

                                                                                     2 

Ночью я долго не мог уснуть. Постоянно ворочался, подходил к окну и смотрел на дорогу, освещенную единственным фонарным столбом. Там никого не было, однако не покидало ощущение, словно старик где-то рядом. В конце концов я вовсе забыл про него и погрузился в мир сновидений. Но во сне терзали кошмары. 
Я спускался по лестнице на первый этаж, проходил на кухню, где кто-то сидел. В свете лампочки видел мужчину, державшего в руке охотничий нож. Он водил им по сторонам, разрезая воздух. Когда я вошел, он вдруг поднял голову, показывая глаза – один абсолютно белый, а другой черный, как смола или уголь; лицо в шрамах, словно недавно сделанных тем самым ножом, которым он поманил меня к себе. Откуда-то появилась кровь, капающая с лезвия в тарелку, стоявшую на пустом столе. 
Я не мог закричать или позвать на помощь. У меня пропал голос. И я шел к нему – медленно, с каждым шагом ощущая, как ломится из груди сердце и как жутко стучит в висках. Он улыбнулся и кивком головы указал посмотреть вниз. Я опустил голову. На дне тарелки в темной крови плавали хлопья «Алфавит» сложенные в фразу «Теперь твоя очередь». 
– Ты должен был понимать, чем все закончится, – спокойно сказал он, проводя пальцем по острию ножа. – Все смоет кровь... 

Я резко проснулся в холодном поту. Наступило уже утро. Скомканная простыня валялась на полу, подушка промокла от пота. Я повернул голову и взглянул на часы – «9:30» 
Дверь в комнату неожиданно распахнулась. 
– О Господи, Кевин! – взволновано воскликнула мама. – С тобой все нормально? Ты не заболел? 
Она потрогала мой лоб, а затем сказала: 
– Вроде температуры нет. 
– Я в порядке, – хрипло отозвался я. Горло саднило, словно всю ночь орал. 
– Ты кричал ночью, – сказала мама, поднимая с пола белье. – Пришлось тебя успокаивать. Отнесу это в стирку. Бросишь за одно свои грязные вещи, хорошо? Хочу сегодня постирать. 
Не дождавшись моего ответа, она удалилась. 
Я присел на кровати, проводя рукой по взмокшим волосам. 
Что это со мной было? Просто страшный сон и ничего более. Такое ведь со всеми бывает. 
Ну да, со всеми. Как же я ошибался... 

                                                                                  3 

На завтрак обошелся двумя тостами и соком. Когда я закончил, раздался звонок в дверь. 
На пороге стоял мой лучший друг Игги Калин. Мы с ним совсем не похожи друг на друга. Он маленький, толстый, с кудрявыми черными волосами, напоминает поросенка, с пухлыми щечками, маленькими губами и черными глазами-бусинками. Весьма трусоват, но я стараюсь его не пугать, по крайней мере не так часто, все таки он мой друг. 
– Все в порядке? – спросил он, заметив встревоженное выражение на моем лице.
– Да, подождешь? Я только накину бейсболку. 
– Конечно. 
Я быстро вернулся в свою комнату, достал из шкафа бейсболку с логотипом любимой хоккейной команды и нацепил на голову. Сбежал по лестнице и мы с Игги двинули вниз по улице. 
Погода стояла отвратная – город заливало лучистое раскаленное солнце, нагревающее спину и слепящее глаза. И никакого намека на присутствие в здешних краях ветра. Штиль. Еще бы, лето на дворе. 
– Зайдем в лавку мистера Кричмена? – спросил я, щурясь от яркого света. 
– Опять глазеть на те ужасные маски, что пылятся у него на витринах? – Игги вытер вспотевший лоб о рукав футболки. – Ты ведь не собираешься их покупать? 
– У меня пока не достаточно денег. 
– Зачем тебе они? Сейчас же не Хэллоуин. 
– Но ты видел какие они жуткие! 
– Очень, – согласился друг. 
Он внезапно остановился, приложив руку ко лбу козырьком. 
– Смотри! – воскликнул Игги, указывая рукой на дорогу. – Кажется там раненый голубь. 
Мы подбежали к распростертой на горячем асфальте птице, склонившись над ее хрупким, едва живым, изодранным в кровь тельцем. Голубь не шевелился. От него струйками расползалась кровь образуя лужицу. 
– Надо взять его с собой, – предложил Игги. 
– Зачем? Он, наверное, давно сдох. Пошли отсюда, – сказал я, махнув рукой. – Жарко невыносимо. 
– Мы же не можем вот так это оставить. Нужно помочь, – не сдавался друг, топчась вокруг мертвой птицы. Хотя она кажется не была такой уж и мертвой, как мне думалось, слабо двигая сломанным крылом. 
– Ага, давай найдем тех кто это сделал и поколотим. Ты что, заделался у нас в спасатели пернатых? Ему уже ни чем не поможешь, – сказал я, принимая многозначительный вид. – Кости раздроблены, перья выдраны, внутреннее кровотечение. Ты, парень, не жилец, – сказал я птице, уставившись в ее стеклянный глаз. 
– Зачем ты так говоришь? – обиделся Игги, опуская брови. – Это ужасно. 
– Да чтобы мы не теряли времени даром. Лавка закрывается через два часа, и я не хочу опоздать из-за какого-то чертового голубя! – всерьез вспылил я. 
Он вдруг вскинулся вверх, раскинув крылья, и издал какой-то жалобный вопль, устремляя на меня слишком ясный для безмозглой птицы взгляд. Мне стало не по себе. 
– Кев, что происходит? – спросил Игги. 
Но я не ответил, не в силах оторваться от голубя. 
– Ты это видишь? – произнес я изумленно, стараясь сохранять спокойствие. 
– Вижу – что? 
Но уже через пару секунд птица беспомощно свалилась на землю, и умерла. Теперь уже насовсем. 
Сердце билось, как при длительном забеге, но я точно видел. Этот пронзительный взгляд, до ужаса похожий на человеческий, взывающий о помощи. 
Кто-то положил руку мне на плечо и как будто по всему телу прокатился электрический заряд. Я вздрогнул и резко развернулся, встретившись лицом с тем кошмарным мужчиной с черной бородой. Он выпучил на меня пристальные разноцветные глаза, крепче сжимая плечо, от чего я вскрикнул. 
– Все отзовется, – тихо шептал он. – все отзовется. Тебе все отзовется... 
Наконец он ослабил хватку и я отпрянул, налетая на Игги, который замер на месте и уставился на ужасающего вида незнакомца, одетого в какой-то старомодный плащ. На щеке у него, чуть под глазом, красовалась огромная бородавка, сгорбленный нос, длинные черные волосы спадали ему на плечи. Он довольно осклабился, ткнув в меня указательным пальцем и захохотал, как сумасшедший. 
– Кто это, Кевин? – прошептал мне на ухо Игги полуживым от страха голосом. 
Я лишь покачал головой, не способный выдавить из себя и слова. 
Старик щелкнул двумя пальцами, мы с Игги разом моргнули. И он просто исчез... то есть, не по хромал, как это делают обычные, нормальные люди в его возрасте, с ворчанием, оханиями и аханиями, медленно и печально, нет, вовсе не так! Он именно что растворился в воздухе, как какая-то астральная проекция! И мне не показалось. Я спрашивал у Игги и он со мной полностью солидарен. Он видел тоже, что и я. 
«Тебе все отзовется, – до сих пор слышал я эту фразу в своей голове, – тебе все отзовется. Что бы это значило? Судя по всему, мне это только предстоит выяснить...» 

                                                                                    4

– Стой! Чувствуешь, – сказал я принюхиваясь, когда мы вошли ко мне в дом. – Пахнет серой. 
– Серой? – эхом повторил Игги; он активно заработал пятаком, стараясь учуять запах. – Я вроде не чувствую. 
– Да нет же, воняет прямо. А ты знаешь о чем говорит признак серы в доме, Игги? – продолжал я серьезным тоном. 
– Нет. О чем? – спросил он 
– О том, что в дом проникли демоны, – ответил я, искоса бросая на него беспокойный взгляд. – Только они оставляют после себя серу. 
– Демоны!? – пискнул друг; его глаза округлились, как две монеты. – Ты в-в-ведь это шутишь, правда? Скажи, что правда. Кев, пожалуйста, скажи, что ты шутишь. 
– Нет, – наконец прошептал я, не сводя глаз с его мокрого, раскрасневшегося лица. В этот момент он в точности походил на испуганного поросенка, увидевшего невдалеке здоровенного клыкастого волка. – С такими вещами не шутят, приятель. 
– И что нам делать? 
– Нужна соль. Ищи соль, Игги, пока он нас не заметил. 
Игги пристально на меня посмотрел. Его глазки сузились. 
– Идиот! – огрызнулся он, замахиваясь на меня кулаком. – Неужели тебе не хватает того, что происходит? 
– А что происходит? – довольно ухмыльнулся я, уворачиваясь от его шуточного удара. 
Мы прошли на кухню и он со вздохом взвалился на стул, лениво распластавшись на нем, как черепаха. 
Мы двинули из лавки мистера Кричмена где-то к шести часам вечера. На улице еще светило, но обжигающий жар спал, в воздухе стояла приятная прохлада. Откуда-то несло запахом костра, навевающим что-то близкое, что-то родное. Скорее всего я вспомнил, как мы устраивали пикники всем классом прошлым летом и, как я тогда чуть было не сжег нашего классного руководителя мистера Корнели, который всюду нас опекал. «Не лазь на ветку, Кевин, а то упадешь. Там глубоко – плавай тут. Не прыгайте через костер! Не стойте слишком близко к костру. Костер – это вам не туалет! Куда это ты пошел? Хочешь, чтобы тебя схавали медведи?» Это вышло совершенно случайно, но, как он тогда кричал на меня – и после поджога, и во время него. Славные, в общем, деньки. Уж мы тогда нахохотались. И мистер Корнели тоже запомнил тот день на всю жизнь. Думаю он меня боится. Счет в мою пользу. 
Мама еще была на работе, поэтому в доме присутствовали только мы с Игги. 
– Тот старик на дороге, он тебя вовсе не напугал? 
– Еще как напугал! Этот псих долбаный, – пробормотал я, роясь в шкафчиках в поисках чего-нибудь съестного. – Но, что было, то прошло. Надеюсь больше мы его не увидим. 
Я отрезал толстые куски хлеба и приготовил нам два сэндвича из колбасы, сыра и свежей зелени. 
– Тебе разве не интересно, как он сумел исчезнуть прямо у нас на глазах? 
– Поверь мне, очень интересно. И я бы обязательно у него об этом спросил на досуге, но знаешь, порой мы не можем найти ответы, как бы сильно не старались их искать. И лучше оставить эти поиски, чтобы не съехать с катушек от жуткого осознания, что ответа, как такового нет и никогда не было. Или он не соответствует нашей истине. 
– Ни че не понял, – отозвался друг, забавно захлопав ресницами. 
– Я тоже, – признался я, – но в этом и заключается смысл – мы просто никогда этого не поймем. Даже если бы он растолковал все детально. Возможно это обман зрения от лучей солнца или у нас от жары мозг глюканул. 
– Что – у обоих? 
– Не исключено. 
Разлив по стаканам чай, я положил все это на стол и мы принялись за еду. 
– Какого хрена!? – неожиданно издал вопль Игги, с отвращением отбрасывая надкусанный сэндвич на пол. Его лицо вмиг позеленело. Он надул щеки так, будто его собиралось тошнить. 
– В чем дело? – спросил я недоуменно. 
Он не отвечал мне. Но потом я увидел все сам. 
Между ломтиками хлеба была хорошо спрятана отрубленная головка голубя, с засохшей кровавой коркой на болезненно-грязной макушке, вонявшей от жары. И он ее чуть было не слопал! 
– Это твоих рук дело!? – надрывно закричал он. – Ты больной, что ли? Зачем ты это сделал!? 
– Что? Игги, я... 
– Ты просто псих ненормальный! – продолжал он, дрожа всем телом от страха и омерзения. 
– Но это не я! – запротестовал я, ощущая, как по коже гуляет сотни мурашек. Желудок завязался морским узлом. Я сдерживался, глядя на окровавленную влажную головку, чтобы не потерять свой обед. – Я готовил перед твоим носом и ничего не подкладывал! Клянусь! Ты же все видел! 
Но он не был настроен к дальнейшей беседе. И не хотел ничего выяснять. Даже самые убедительные речи не подействовали бы на друга. Игги просто не мог успокоиться. 
– Ты заплатишь за это, Кевин! Тебе все отзовется! Когда-нибудь ты останешься один, в полном одиночестве! И тогда вспомнишь, как издевался над многими!.. Иди ты к черту! – выпалил он и бросился вон из комнаты. 
Я не успел его остановить. Я был в ужасе и замешательстве. Склонив голову вниз, сидел в полумраке кухни и смотрел на это безобразие. А стеклянные глаза голубя безжизненно смотрели на меня в ответ. 
Я готовил нам сэндвичи. Но кто тогда подложил отрубленную голову птицы? И как он это провернул!? 

                                                                                      5 

– Как-то странно, – произнес я совершенно случайно. – Не могу понять. 
– Ты плохо себя чувствуешь? Говори, где болит? 
Мама опустилась напротив, с волнением заглядывая мне в лицо. 
На следующий день от случившегося после обеда я сидел в гостиной в кресле и наблюдал, как мама занимается уборкой, точно пчелка порхая от одной вещи к другой, смахивая метелкой пыль. Всю ночь я не сомкнул глаз, вспоминая жуткий инцидент, и уснул только под утро. В последнее время меня стала часто посещать бессонница. 
– Не, мам, нигде не болит. Странно то, что я практически не помню, что было вчера. И до этого. Как-то странно, – снова повторил я отчужденно, наверное даже не расслышав собственных слов. И скорее обращался больше к себе, нежели к маме. 
– Ну, это нормально, – отвечала она, возвращаясь к своим заботам. – Видимо день был неинтересным, вот и не запомнился тебе. 
Я хмыкнул. 
– Иногда люди настолько рассеяны, – продолжала мама, – что не могут вспомнить, что делали пару минут назад. 
– Я помню свое имя, как зовут тебя, где учусь и нашего почтальона Бакстера, но события минувших дней для меня, как в тумане. 
– Если тебя это так волнует можем съездить к врачу? 
– Нет, – сказал я, натянуто улыбнувшись ей, – все нормально. Правда. – Но улыбка тут же сползла с лица. 
– Ты же был вроде с Игги. Позвони ему. 
– Мы с ним вчера поссорились. 
Она повернулась и подозрительно обратила на меня взор, сложив руки на груди так, будто собиралась в чем-то отчитывать. 
– Ты сделал ему какую-то гадость? Опять твои проделки, ну сколько можно? Без друзей хочешь остаться? 
– И ты туда же? – недовольно застонал я. – Ничего я ему не делал. Так получилось... долго рассказывать, в общем, – отмахнулся я, спрыгивая с кресла. – Пойду проветрюсь. 
– Веди себя хорошо, Кев, – сказала мама на прощание. 
– Угу, – буркнул я в ответ. 
На улице, как всегда было солнечно. Просто кошмар какой-то, а не день. 
За что? Почему ты насылаешь на нас эти убийственные лучи, обращался я к небу. От жары воздух над асфальтом плавился. На теле незамедлительно выступил пот; вся майка им пропиталась. Глаза мои сузились, как будто я боролся со сном... или кого-то подозревал в преступлении. Как же хочется дождя! Хочу дождь! М-м-м, не помогает. Но я и не надеялся на успех. 
Дурацкое солнце! Дурацкое! 
Оглядевшись по сторонам, ноги сами понесли меня на участок Джаггеров. Билли сидел ко мне спиной на травке и во что-то увлечено играл. В вытянутой правой руке он держал лопатку, а другой он почему-то рыл землю. 
«Наверное, в строителя играет, – подумал я. – Сейчас малость его попугаем» 
Настроение было паршивое и начисто испорчено погодой. И поэтому под горячую руку угодил малыш Билли, беззаботно копающий во дворе лунку. Кажется он не слышал, как я крадусь к нему сзади, и совершенно ни о чем не подозревал. 
«Сейчас будет много-много-много крика. И лучше бы закрыть уши ладонями, чтобы не оглохнуть» 
Я был почти у цели, еще каких-то пару метров, когда раздался голос. 
– А я тебя давно жду, – спокойно сказал Билли, не двигаясь с места; он усердно работал лопаткой и даже не удосужился повернуться ко мне. 
– И что же меня выдало? – спросил я заинтересовано, замерев на месте. 
– Ты слишком громко дышишь, – тем же милым детским голосочком отвечал он, разрыхляя землю и втыкая в нее острый конец лопаточки. – Слишком сильно бьется твое сердечко. 
Я не мог скрыть удивления, хотя, к счастью, он не видел выражения моего лица. Я сумел перебороть чувства и принять тот же невозмутимый вид. 
– Ты чего, малявка, моим же оружием решил? 
– Это не твое оружие. Больше не твое. Не ты его придумал, Кевин, – отвечал Билли. – Собаки голодны, я натравлю их на тебя. Они так изголодались, Кевин. Ты болен. У тебя больная душа. Демоны голодны, я натравлю их на тебя. Они уже лают в клетках. 
Он говорил четко, с выдержанной интонацией и без запинки. Куда же подевался сопливый мямля Билли? 
– Ты что несешь? Какие еще собаки? Какие демоны? Голову напекло на чертовом солнце? – воскликнул я. – Палит нещадно. 
Из ротика малыша вырвался смешок. 
– Надеюсь у тебя хорошая дыхалка. Потому что, чтобы выжить в этой игре, Кевин, нужно быстро бегать. Надеюсь у тебя нет астмы, иначе будет не так весело. 
Он вдруг разразился злобным отрывистым смехом. 
– Ты допрыгался, карапуз! – закричал я в гневе, направляясь к нему с желанием наподдать, как следует. 
Но остановился, как вкопанный. Рот раскрылся от изумления. И страха разумеется. Страх – это сладкое слово, которое я часто люблю повторять и наказывать им, оно ласкает слух и придает сил пугать детишек, и в одно мгновение оно обратилось против меня. Кровь застыла в жилах. 
У Билли вместо кисти левой руки была большая крабья клешня. Он щелкал ею и смеялся. 
Я протер глаза, но мне не показалось. Его смех увеличился. Он повернул ко мне голову, махая лопаткой, с которой сыпалась рыхлая черная земля. 
– Я копаю тебе могилу, Кевин! – вопил он, как оглашенный. – Они уже на свободе и ищут тебя! Беги, что есть мочи, Кевин! Беги, пока не поздно! Беги же! – Он угрожающе вытянул вперед клешню и щелкнул пару раз, как бы собираясь оттяпать мне шею. 
Я тяжело сглотнул... И бросился наутек. Назад домой. По дороге споткнулся и здорово ушиб колено, но превозмогая боль побежал дальше, слыша позади себя кошмарный заливистый детский смех. 
«У меня конкретно едет крыша, – думал я, хватаясь за голову. – Видимо от недосыпания» 
Я старался объясниться, найти какое-то разумное оправдание тому, что видел, привести похожие случаи других очевидцев, но в мыслях стоял полный сумбур. Незапланированное сборище бесполезных вопросов и не менее бредовых ответов, расходящихся, как бурный поток воды. Однако я не робкого десятка и знаю, когда сказать мозгу «Стоп». Мне лишь понадобилось уединиться в своей комнате, лечь на кровати и закрыть глаза, с шумом вдыхая и выдыхая воздух. Это помогало и буквально через десять минут я снова вернулся к реальности. А о клешнях решил, пока не вспоминать. 
«Обман зрения, – рьяно убеждал себя я, повторяя это, как мантру. – От проклятых лучей солнца. Или на крайняк мозг глюканул. Все от этой самой пресловутой жары, будь она неладна! Так оно и есть. Иначе никак. Иначе дурдом, конечная станция, выходим» 
Я медленно встал с кровати и решил проверить свою гипотезу. Выглянул в окно. Билли сидел на газоне возле веранды и играл с красным совочком, размахивая им в воздухе так, что земля прилепившаяся к его боковым краям разлеталась в разные стороны. Клешни я вроде не заметил и с облегчением выдохнул, смахнув ладонью со лба пот. Это все мое увлеченное воображение, видимо тоже любит попугать. Я нервно улыбнулся, хотя радоваться тут было нечему. 
Веселье продолжалось не долго, ибо в глубине души я понимал, что происходит что-то неладное и так просто оно не закончится. Что-то в корне изменилось – в окружающем мире или внутри меня, главное я чувствую это. Страх осязаем и мне довелось испытать это на собственной шкуре. 

                                                                                  6