Иммунитарий

I

Время непостоянно. Так часто приходится чего-то ждать – иногда, кажется, будто вся жизнь является лишь ожиданием. Порой даже возникает ощущение, что один момент мучительно растягивается в вечность –давящую, невыносимую. Но вся правда в том, что времени в конечном счете всегда меньше, чем нужно.

По широкой холмистой дороге, край которой уже покрыла молодая орешниковая поросль, лошадь, подгоняемая седым кучером, тянула скромную бричку. Ее след иногда пересекал две колейки от других колес, размытые еще вчерашним дождем. Плеск копыт в лужицах грязи перешел в звонкий цокот – дорога из грунтовой перешла в мостовую. Изначально плотно уложенные, сейчас камни в ней местами изрядно развезло, и в промежутках густо колосилась дикая трава. Бледный кучер перекинулся парой слов с ездоками, притормозив на развилке, после чего тишину улицы вновь продолжил нарушать лишь звон подков о камень.

Старого Исидора, задремавшего под шум опять начавшегося дождя, что-то вырвало из затягивающего обратно сна. Это также был звук, и звук, как ему показалось, неожиданный. Оглядев мастерскую, мастер не нашел его источника – все вещи были на своих местах, многие уже давно покрылись пылью. Он уже решил, что звук ему примерещился, но почти тут же тот повторился. Это был стук дверного молотка.

Уже пару месяцев в дверь не стучали, да и не должны были еще до кануна Вознесения. Практически все общение с внешним миром для Исидора давно свелось к передаче писем и небольших посылок сквозь ящик, заделанный в дверь так, чтобы его можно было открывать с обеих сторон; небольшой остаток взаимодействия же составляли беляки, но те предваряли свой визит, горланя на всю улицу о своих услугах. Этот же посетитель действовал иначе – наверняка он имел на то особые причины.

Исидор торопливо поднялся из-за своего рабочего места и неловко проковылял ко входу на затекших ногах. Прочистив горло, он стал припоминать подзабытые приветственные выражения.

- Да-да, э… Чьему визиту обязана моя швейная мастерская?

- Добрый день! Я Василий Штахеллер… Хотя, вряд ли это имя вам даст понять, зачем я приехал. Я врач, и…

От этих слов губы швеи скривило, сами собой сжались кулаки. Его мгновенно прорвало.

- …И если вы опять придумали и хотите всучить мне свою треклятую панацею, черт бы ее побрал, то сразу можете проваливать отсюда!!! Вас, чертовых шарлатанов, мне по самое горло хватило! – Старик из злости саданул кулаком по двери, развернулся и зашагал было прочь, но голос за ней заставил его остановиться.

- Вы не поняли. – Посетитель говорил уверенно, спокойно, даже немного утомленно, будто Исидор допустил ошибку, с которой тот сталкивался множество раз ранее. – В первую очередь, мне и моей ассистентке нужен ночлег. Гостиница сейчас закрыта. Я лично с Вами знаком, герр Исидор - отдавал Вам на починку костюм несколько лет назад, тогда Ваш сын женился и как раз переезжал, поэтому я и предположил – возможно, Вы сдадите нам его бывшую комнату, если она все еще свободна?

Такое предложение было для старика неожиданным. Василий не отрицал, что является беляком, а уж Исидор этот народ знал – радовались, что болезнь их не берет, и наживались на общей беде. Впрочем… Почему бы немного не разжиться в отместку на них? Как сын съехал, так эти беспорядки и пошли – никто комнату и не успел бы тогда занять, так что сдать было можно. Поэтому мастер осторожно вынул подоткнутое всюду под дверью тряпье и отворил ее, с трудом провернув на заржавленных петлях.

- В доме есть больные, - первым делом сообщил швея посетителям сквозь щель на всякий случай.

- Благодарю за предупреждение, но, как я и говорил – я врач, и нас это не испугает.

Гости торопливо прошли внутрь, неся позвякивавшую в тяжелых сумках поклажу. Беляк-кучер занес в дом большой чемодан и возвратился на улицу, после чего дверь была вновь тщательно, пусть и не столь плотно, подоткнута. Ожидаемо, лицо молодого человека, назвавшегося врачом, закрывала клювастая маска – Бледный Мор заставил людей оглянуться на традиции далекого прошлого, в результате большинство практикующих докторов, какие иногда появлялись на улице, сейчас носили подобные. Его спутница же не закрывала лицо ничем и оказалась белянкой – еще юной девушкой с бледной кожей, совершенно седыми волосами и алыми радужками глаз. Когда оба сняли дорожные плащи, швея подметил вид их одежды – она не отличалась роскошью, но была выполнена чрезвычайно тонко и надежно - наверняка не менее опытным мастером, чем он сам. Такую простой цирюльник или вышколенный лекарь из села себе позволить не смог бы…

Но больше Исидора заинтересовал момент, когда Василий вслед за плащом спокойно снял и маску. Черные волосы, выглядевшие сейчас чем-то неестественным – гость не побоялся открыть лицо, не зная, есть ли в доме больные и даже не будучи беляком?! «Черт, этот человек – безумец, или он, и правда, что-то знает о лечении болезни?» - пронеслось в голове у старика. Но, несмотря на испытанное удивление, швея не замедлил ответить, когда гость завел разговор об оплате.

Условившись на довольно скромной цене – свободная комната за ненадобностью давно не убиралась, да и от хозяина посетители ничего не потребовали – Исидор и гости, без лишних промедлений и неуместных условностей, поднялись на жилой этаж. Проходя в бывшую сыновью комнату, Василий замер на пороге, с профессиональным интересом прислушавшись к тяжелым вздохам в соседнем помещении. С пониманием и грустью он взглянул на швею, прежде чем приняться за распаковку вещей. Исидор же вернулся за свое рабочее место.

Да, Микла, его жена, была больна лефкансией, он сам лишь каким-то чудом уцелел. И с этим уже ничего нельзя поделать – так продолжалось уже четыре месяца. Если человек, начав болеть по весне, не выздоровел, пока побелели только волосы и кожа, тогда начинала бледнеть кровь, и дни его были сочтены. Не зря же заразу эту прозвали болезнью первого снега. А сейчас как раз близилось начало осенних заморозков…

От подобных мыслей мастер и сам тяжело вздохнул. Они с Миклой были стары, да и за немалый срок болезни кто угодно успевает смириться со смертью. Но были у него и другие тяжелые думы – от семьи сына уже три года не шли письма; возможно, просто была нарушена почтовая пересылка – неудивительно, когда голубей выкосило первыми, а во внешний мир ходят только те, кто уже не боится заболеть. Иногда приходили вести от других мастеров-швей, его бывших подчиненных – из тех кто умер, а кто спился, сломленный постоянным ощущением смерти у порога своего дома.