Инфаскоп

глава 1 Элона выходит на контакт со своим умершим мужем

Это началось неожиданно, и было очень странно. Элона сидела за мольбертом, когда ощутила, что до ее руки выводящей кистью мазки на холсте, дотрагивается кто-то невидимый. Словно из небытия, из параллельного мира, едва ощутимо задерживает ее руку, накладывая краску так, как «ему» хочется. Прикосновение было нежным и легким, будто дуновение ветерка, и можно было решить, что это – кажется. Но иллюзия не исчезала, – некто осторожно прикасался, корректируя мазки, и отпускал, чтобы через пару минут коснуться снова. Не особо веря в мистику, Элона не испугалась, скорее, наоборот, ощутила неожиданно нахлынувшее вдохновение, давно не посещавшее ее, но главное, ей показалось, что кто-то хочет ей помочь. Помимо едва уловимых, «спорных» прикосновений, это чувство было столь явным, что она с надеждой прислушивалась к нему, – она так отчаянно нуждалась в помощи.

Отбросив все мрачные мысли, преследовавшие последнее время, Элона сосредоточилась на своих странных ощущениях и этом… едва осязаемом прикосновении.

— Это окончательно расшатались нервы… или что?! — пересохшими от охватившего волнения, да и предыдущих, преследующих ее невзгод губами, в трепете прошептала она. — Мне показалось?! — Элона замерла, дожидаясь, повторится ли это. Она расслабила руку, которой держала кисть, провоцируя неведомого «кого-то» повторить прикосновение.

— Да! Вот опять! — вскрикнула она, уловив легкое, но ощутимое касание. Невидимый «некто» будто играл с ней, навевая удивительные, и не посещавшие после гибели мужа положительные эмоции.

Плач ребенка, ворвавшись в ее восторженное состояние, заставил вздрогнуть, вернув к действительности. Разочарованно оторвавшись от впечатления почти реального «чуда», Элона с сожалением поднялась от мольберта, обернулась к двери и крикнула с досадой:

— Няня, ну где вы?! Возьмите малышку! — и поглядела на мольберт, словно надеясь на продолжение. Однако опомнившись, подумала, что странные прикосновения и ощущения ей просто показались и у нее, что называется, немного едет крыша.

Ребенок заплакал громче, а руки были в краске. С раздражением взглянув на них, Элона стала быстро их вытирать, беспомощно оглядываясь на дверь. Надежды, что няня отреагирует, почти не было. Элона сильно удивилась, увидев в дверях расплывшуюся фигуру служанки, все-таки соизволившей заняться своей работой.

— Ну, где вы ходите? Видите, Зоенька плачет, — теперь значительно мягче, а скорее просто извиняясь, Элона, продолжая вытирать руки, робко взглянула на няню. Та, презрительно оглядев хозяйку и ничего не ответив, нехотя, делая явное одолжение, направилась в детскую, но через минуту вышла с плачущей малышкой на руках.

— Памперсов больше нет… да и питание почти кончилось, — ворчливо сообщила она. — Если так дальше пойдет, то я… не знаю… — няня остановила на Элоне укоризненный взгляд, в котором в первую очередь читалось волнение о более чем месячной неуплате жалования.

Как всегда, при упоминании о расходах Элона растерялась, но сейчас сумела мобилизоваться. Вспомнив что-то, она сосредоточенно порылась в карманах и вытащила оттуда последнюю, смятую, оставленную на самый «крайняк» тысячу:

— Вот, возьмите и купите что нужно! — и, видя, что няня не отводит пристального вопросительного взгляда, поспешно обнадежила: — Деньги будут… обязательно, — но сразу осеклась, зная, что взяться им неоткуда. Опустив глаза до боли закусила пухлые обветренные губы, и еле слышно добавила, сама не веря в то, что говорит: — Я что-нибудь придумаю.

— И еще, — невесело довершила няня, недоверчиво рассматривая Элону, — приходила хозяйка квартиры… послезавтра, она ждет оплату за последние два месяца!

Эта фраза, сломив весь сегодняшний неожиданно нахлынувший оптимизм, моментально окунула в реальность. Элона дернулась, почувствовав, как перехватило дыхание, и еле нашла в себе силы устало прошептать:

— Хорошо.

Пытаясь усмирить задрожавшие колени, опустилась на стул у мольберта и долго сидела без мыслей, переживая тяжесть своего отчаянного положения.

Дело было даже не в том, что месяц назад погиб ее муж, и не в ссоре с отцом, который так и не захотел принять их брак. Сейчас самым страшным было то, что она неожиданно разучилась рисовать. Настолько, будто никогда и не умела: руки совсем не слушались ее, став словно чужими. Рисование же было единственным, чем Элона зарабатывала на жизнь. У нее был хороший заказ, сулящий большой… огромный гонорар, но натюрморт с месяц стоял перед ней на столе, покрываясь пылью, а она не могла воспроизвести его. Тот натюрморт, который раньше она нарисовала бы за три дня, теперь, проявляя невероятное упорство и напрягая все силы, она не в состоянии была отобразить целый месяц. Депрессия и растерянность сводили с ума, финансовые проблемы сыпались как снежная лавина с горы, и сегодня, похоже, все достигло апогея. Это был предел: через день ее попросят освободить квартиру, денег нет ни копейки, рисовать она разучилась и больше ничего не умеет, а на руках трехмесячная дочь.

Няня, успевшая уложить ребенка, вышла из детской и молча, направилась к себе.

Элона опомнилась горько вздохнув:

— Нет, хуже быть не может, — безнадежно заключила она, но ошиблась (как часто бывает после подобных высказываний), – неожиданно погас свет.

Печально усмехнувшись, Элона вспомнила слова из какого-то фильма и тихо повторила:

— Очевидно, может… — нашла свечу в ящике комода, зажгла ее, поставила перед мольбертом, села перед ним и взяла в руки кисть.

— Нет! Это у меня из-за стресса. И врачи так говорят. Я смогу пересилить это! Я умею рисовать! — с терпением художника убеждала себя она, но рука, державшая кисть, не поднималась, чтобы сделать хотя бы один мазок.



Отредактировано: 21.04.2020