Инквизицию вызывали? Подработка для ведьмы

Глава 1

Если в этом мире и есть истинное зло, то зло это — инквизиторы...

Так говорила драгоценная бабушка Лив — потомственная ведьма и обученная травница в третьем поколении. Впрочем, была в ее размышлениях легкая непоследовательность. Та самая непоследовательность, которая частенько встречается у любой впечатлительной старушки. Инквизиторы, хоть и являлись вселенским злом априори, но заседали в целых двенадцати часах езды от небольшой деревни, где стоял дом ведьмы, поэтому проклинать их постоянно было как минимум неудобно. Да и сами инквизиторы даже не подозревали, что время от времени делят лавры истинного зла с самым обыкновенным бородатым мясником, живущим неподалеку. Тем самым мясником, который подкручивает весы в большую сторону. Бабушка пару раз возмущалась, грозилась наслать проклятий, но дальше этого дело не зашло — мясо у мясника все-таки было отменное, а по поводу весов всегда можно было знатно поскандалить.

Больше странностей за старушкой не замечалось. Кроме одной.

Как-то раз, расчесывая густые белые волосы Лив, она замерла, вознесла руку над головой и громогласно сообщила:

— К брошке присмотрись. Под колбасу клади самый острый перец.

Все это действие заняло от силы минуту, но произвело на внучку неизгладимое впечатление. И хоть бабуля всю оставшуюся жизнь отрицала сам факт случившегося, Лив упорно подсовывала в ее бутерброды мелко нарезанные жгучие стручки. Так, на всякий случай.

В остальном же ко многим мыслям старушки следовало прислушаться. Иные мысли неплохо было и записать. А те, которые касались инквизиторов, следовало выучить наизусть и вспоминать при каждом удобном случае.

Довольно скоро Лив сама смогла в этом убедиться.

Все случилось каких-то полгода назад. Лив к тому времени только исполнилось двадцать, ее брату Альду — двадцать три, а старушки ведьмы уже пять лет как не было в живых. После себя она оставила небольшой дом, книгу заклинаний и молодого волка Валерота, родившегося седьмым в помете и ставшего самым отвратительным фамильяром из всех ныне живущих. Он желал только есть, возмущаться и пропадать где-то месяцами, каждый раз притаскивая после своих отлучек чьих-то чужих котов. На вопрос зачем, он никогда не давал вразумительного ответа. Нравились ему коты и все тут.

Возможно, окажись тогда Валерот дома или не пойди Альд работать к соседу мяснику, отправившему его в город за товаром, и не пожелай Лив заглянуть в магазин со специями в том же городе, этой истории и вовсе бы не произошло.

Это уже потом, сидя в длинном и неуютном коридоре Следственного Управления Королевских Инквизиторов, Лив вспоминала, что в логово злейших врагов ее привела самая банальная подножка.

— Да пропади ты пропадом! Расставила свои дрыгалки! — возмутился споткнувшийся о ее ногу мужчина.

Лив извинилась. Мужчина недовольно посмотрел в яркие зеленые глаза ведьмы (точно такие глаза были у его бывшей жены, оставившей его без гроша в кармане) и разразился отборной портовой бранью.

Бесплатное представление у фонтана начало собирать зевак. Под натиском незнакомца Лив стушевалась. Народ быстро разделился на два лагеря, осуждая каждого из участников спора попеременно. И в этот самый момент случилось то, что за последующие несколько месяцев полностью перевернет совершенно беззаботную жизнь молодой ведьмы, поставит ее с ног на голову и крутанет на сто восемьдесят градусов по всем осям.

Всего три действия. И первое из них — Альд решил заступиться за обожаемую сестру.

Никто в здравом уме не мог бы назвать его колдуном и уж тем более магом. Магию и Альда отделяла друг от друга бездна, устланная бесплодными попытками колдовать, разбитыми колбами, развернутыми горшками с зельем и парой десятков ударов бабушкиной розгой по мягкому месту. Было еще категоричное высказывание Валерота «наш уж под крыльцом колдует лучше, чем этот кусок мяса», но за это высказывание сам волк знатно получил от старушки и убрался под лавку. Так что по части магии Альд не умел практически ничего. А раз он не был обучен ее применять, то никто не стал обучать парня ее прятать. В конце концов, бабушка даже предположить не могла, что ее внук станет размахивать руками и сыпать искрами прямиком на базарной площади. Да еще и в субботу.

Но Альд удивил всех.

— Что тебе от нее надо? — пробасил он, и в его голосе отчетливо слышался неподдельный гнев. — Перед тобой извинились, вот и иди, куда шел.

Мужчина перестал возмущаться и замер в нерешительности, с опаской поглядывая на яркие всполохи, прокатившиеся по рукам защитника. Магию он видел впервые и понятия не имел, чего от нее ожидать. Да еще и парень перед ним был на голову выше и явно шустрее, так что мужчина решил извиниться от греха подальше. Только сказать толком ничего не успел. Стоило ему открыть рот, как Альд тут же добавил:

— Пошел, тебе говорят, а то сейчас в козла превращу!

Тут-то все и началось. Мужчина рванул вперед, не разбирая дороги. Проходившая мимо женщина завопила на всю площадь “убииивцы, маги убиииивцы”. Народ у фонтана бросился врассыпную. Лавочники с грохотом закрыли ставни и побросали товар в коробки. В одно мгновение площадь опустела, и Альд сразу понял, что совершил что-то невероятно глупое. В конце концов, не зря же их бабушка старалась колдовать только когда никого не было рядом.

— Беги! — крикнул он сестре, а сам бросился в другую сторону.

Лив забежала за угол дома. И когда край ее платья спрятался за глухой стеной, на мощенной городской улице появились инквизиторы.

Их было трое. Возникли словно из-под земли — из самого адового пекла — на своих черных как смоль конях, в длинных плащах, с острыми клинками, надежно закрепленными на поясе с охранными надписями. Они черной молнией промчались по площади и окружили несчастного брата.

Раньше Лив никогда не видела инквизиторов вживую (встретить их, выбираясь раз в неделю в город, казалось невероятно сложной задачей, которую никто, находясь в здравом уме, перед собой не ставил), но одних бабушкиных рассказов было достаточно, чтобы понять: эти люди церемониться не станут. Они не подчиняются ни городу, ни охране, только своему главному и отчитываются исключительно королю. Сердце Лив неприятно сжалось, словно его заперли в крохотную клетку, из которой нет выхода.