Иной взор

Глава 1. Испорченный бумеранг

 Это был довольно большой город. В нём проживало более трёх миллионов человек, и у огромной части населения было по машине. Автомобилисты стремительно носились туда-сюда по улицам, как молнии, и замечали абсолютно всё и всех, кроме людей, которых окатили водой из лужи.

 К сожалению, так было и в тот, казалось, ничем не примечательный, вечер, когда многие люди уже возвращались домой с нелюбимой работы. Чёрный, как их называют, «понтовый» джип ехал прямиком по глубоким лужам, оставшимся после очередного ливня.  Не заметив уличную торговку журналами, водитель окатил её волной грязной, вонючей ледяной воды, в которой плавали сигаретные окурки и фантики от конфет, а потом, бесцельно мигнув фарами, скрылся за первым же поворотом. Мокрая девочка с грязными волосами тёмно-каштанового цвета отряхнулась и в не наигранном ужасе посмотрела на испорченный незнакомцем товар.

 Успешные люди очень часто не обращают внимания на так называемых отбросов общества, тех, кто живёт настолько бедно, что вынуждены торговать чем-либо на улице. А маленькая продавщица, разумеется, не была исключением. Для прохожих она была чем-то вроде мусора, вроде гнилых листьев или банок из-под пива, которых не принято замечать. Если честно, она и сейчас выглядела не лучше, чем мокрые и грязные газеты, которые она держала в руках. Сырая бумага рвалась слишком легко, её разносил порывистый сильный ветер, бушующий слегка сильнее, чем обычно. Нищенка испуганно вздрогнула, когда на городских часах пробило девять вечера, и, не в силах сдержать волной нахлынувшие эмоции, тихо заплакала. Пора было уходить, но за короткий весенний день удалось заработать совсем немного денег. Меньше, чем нужно на бутылку водки, а значит, родители снова будут драться. И, как обычно, всем будет всё равно. Они никогда не замечают ничего необычного.

 Выбросив уже никому не нужные журналы и остатки газетных листов, девочка, дрожа, зашла в небольшой, наполовину развалившийся пятиэтажный дом на другом конце улицы. Узнать дверь квартиры, которая считалась родной, ей не составило огромного труда. Во-первых, она была наиболее грязной и неопрятной во всём подъезде, который сам по себе внушал лишь отвращение. Ну а во-вторых, за ней раздавались пронзительные, яростные крики пьяных людей и снова слышался звон бьющейся дешёвой посуды.

 Малышка немного помедлила, пытаясь подготовиться к тому, что её ждёт за этой тонкой деревянной дверью, затем осторожно, кулаком вытирая солёные слёзы, вошла и едва успела увернуться от летящей в неё стеклянной бутылки с начисто отбитым горлышком. Беснующиеся люди в тот же миг обратили своё, довольно сильно рассеянное, внимание на вошедшую. Толстый лысый мужчина с тёмно-коричневыми глазами, в которых не плескалось ни единой связной мысли, и хлипкая седоволосая женщина, в бесцветном взгляде которой не читалось и остатка разума, уставились на девочку, свою дочь. Отец  неуклюже, не координируя свои движения, размахнулся и со странным, противным звуком хлестнул малышку по заплаканной щеке. Та отшатнулась назад, вскрикнув от боли, но упёрлась спиной в закрытую дверь. Выхода не было, как, впрочем, и всегда.  Мать лишь презрительно расхохоталась:

 - Так… Так тебе и надо, мерзавка! Гони наши деньги! – этот голос, бессердечный и жестокий, разил в сердце, разбивал последние оставшиеся крупицы надежды на спокойный вечер в дребезги.

 - Мам, я правда стараюсь, правда, но меня облили, я не хотела, мам, вот, но здесь совсем немного, у меня не покупают, нет, папа, не надо, пожалуйста, не надо, не бей! – заплакала торговка, когда отец снова с силой ударил её и выхватил промокшие от горячих слёз деньги из дрожащей руки. Пересчитав их и уронив на пол несколько серебристых монет, он с силой схватил дочь за ухо и взревел:

 - Это всё?! Оля, мы для тебя делаем всё, а ты даже не можешь набрать на водку! Ты обязана зарабатывать больше чем сейчас! Ты обязана приносить хоть какую-то пользу! Мы тебя родили, дали тебе крышу над головой, так работай, чтобы отплатить нам хоть малую часть того, что мы на тебя потратили! ! Это уже слишком! Три! Дня! Без! Еды! А теперь вали в свою гнилую каморку, и попробуй только кричать! Сама виновата!

 Оля, получив от родителей ещё пару ударов и пощёчин, оказалась брошенной на пол и запертой в самой тёмной, грязной и тесной комнатушке гниющей квартиры. Здесь никогда в жизни не вытирали пыль, не подметали, не мыли пол и, если присмотреться, можно было с лёгкостью заметить капельки крови, напоминавшие о безжалостности родителей, практически на любой поверхности, кроме, разве что, невысокого потолка. Однако девочка любила эту комнату, тут было по крайней мере безопаснее, чем снаружи. Люди, которых нужно было, скрепя сердце, называть родителями, практически не заходили в «каморку», и тут можно было спокойно плакать.

 Малышка совсем не была сильной. Она до ужаса боялась высоты, родителей и пауков. Живя в семье, где пили и мать, и отец, девочка ходила в школу лишь до второго класса, а потом начала воровать и продавать газеты и журналы, просто чтоб иметь хоть какую-нибудь крышу над головой. Не раз ей приходилось убегать от жестоких, безжалостных хулиганов-подростков и полиции, но самая страшная вещь пряталась там, за такой шаткой и хлипкой дверью.

Каждый день бедняжке доводилось видеть столько зла и несправедливости, сколько не всем доведётся увидеть за всю свою жизнь. Полиции было просто-напросто плевать на всё, что происходило в этом районе. Они на самом деле считали, что уж лучше просто закрывать глаза на всё бесчестие, что лишь процветало из-за этого бездействия властей. Власти, ха! Говорят, они такие могущественные и благородные, так почему же никто не хочет помочь тем, кто страдает? Ответ прост – никому это не надо. Пусть этот город гниёт до тех пор, пока это гниение не затронуло богатых кварталов. Вот тогда-то полиция уже примется за работу. Только вот будет защищать не невиновных, как должна, а тех, кто может заплатить. Как там это называют? Естественным отбором? Те, кто его проходят, не важно, каким путём, будут жить весело и счастливо, а остальные обречены на бесцельное и бездумное выживание, которое и жизнью-то назвать нельзя. Но что делать, если тебе даже не дали шанса пройти этот естественный отбор? Остаётся лишь два варианта – бороться за ничтожное существование или страдать. А Оля, очевидно, просто не была способна противостоять всем жестокостям тёмной половины города. В тишине каморки раздался практически неслышимый плач.