Инструкция к огнетушителю (не прилагается)

Глава "Пункт 1"

Открыла глаза. Свет ослепил и захотелось умереть. Тупая боль в голове, желание, если не поблевать, то… то что? Нет, даже шевелиться не хочу.

Но я и не могу. Подумала о своих мироощущениях. Так. Меня придавило чем-то.

С трудом перевела взгляд, пытаясь понять, что не даёт мне возможности шевелиться – чтоб меня… рука. Нет, не рука — ручища, огроменная лапища, плечо до локтя в татуировках, вот я смотрю на что-то вроде открытой пасти?.. Что это, вашу мать, такое? Птица? Точно это каркающий ворон, а за ним ещё один. Чтоб меня, не ворон – это вот, как там их, чумной доктор!

Как меня угораздило? Как? И — я ж знаю эти тату! Захотелось умереть вот теперь уже точно. Вспоминай, мать, Женя, КАК?

Мамочка, только не он, неееее, ну, что ж такое? Говорила себе — не пей, Евгения, НЕ ПЕЙ! И нет… а вот эта рука, точнее её владелец же тоже говорил?

Дура, Жень, ты такая дура.

— Проснулась? – шёпот обжёг шею, пробрал до костей. Ни хрена меня вштырило? Он же только прошептал, а я… у меня, ой, я кажется потеряла зачатки разума, да вообще какой разум?

Лежу значит голая в постели мужика незнакомого. Бейдж с именем перед глазами в памяти – Кеша. Зашибись. То есть уже не незнакомый получается? Помню ухмылочку его, и вот это “а может вам уже хватит?” Да уж несомненно хватит… было порций пять назад! А теперь меня поездом не остановишь.

Моя задница, искательница приключений, очень уютненько устроилась, упираясь в этого вот Иннокентия, серьёзно?.. и его утренний стояк. И ничего не смущает? Хотя, чего бы там меня смущало? Картинки яркими вспышками в голове – горячие… и порнография ни к чему. Ничего себе, как я могу оказывается! Звезда…

И понимаю, что рыдать меня тащит и я лежу значит, прижатая этой Кешиной лапищей, очень приятно, здравствуйте, простите, не помешаю? И у меня слёзы текут по щекам… сууууупер!

— Эй? — даже не знаю, как там этот Иннокентий, но подрывается, нависая надо мной. А это надо сказать… он просто невыносимо огромный! А у меня клаустрофобия между прочим! Была. Всегда. И вот когда надо мной так нависают, я задыхаться начинаю, тем более, когда этот вот нависатель такой… аааааа!

Пытаюсь от него спрятаться, но куда там — только и получается, что в подушку уткнуться.

Вот почему во всех книжках этих, когда она оказывается в постели незнакомца, с которым провела ночь, ей удаётся спокойненько собрать вещички и свалить, пока он сладенько спит? А я и тут невезучая, капец!

— Малыш, – а этот гад гладит меня по голове со спутанными волосами, представляю какое там гнездо, они ж вьются у меня и сейчас там пакли кусок небось, целует меня в плечо… неееееежно!

Но, почему собственно гад? Что он мне плохого сделал? Трахнул? Так я на нём сама висла, это я вот сейчас абсолютно точно помню, и воспоминания усиливают рыдания. Или может в том, что я кончила. Ой.

— Жалеешь? – вкрадчиво спрашивает мужчина по имени Иннокентий. Да не может такого быть!

— Я кончила? – спрашиваю, тем не менее, у него сквозь рыдания, поворачивая наверняка мягко выражаясь страшное лицо. А он вот мягко говоря охреневает – у него такая живая, очаровательная мимика лица, я это ещё там в баре отметила.

— Не помнишь? – вопросом на вопрос отвечает Кеша.

А я начинаю рыдать ещё сильнее. Не хрена я не помню и помню. А может это и неправда, то, что я помню!

Что ему сложно ответить?

И кажется, Женечка, тебя сейчас под зад выставят, прям вот так, как ты есть, вещи в руки вручат, если повезёт половину хотя бы.

Но он хмыкает. Незначительное движение и… его губы накрывают мою не самую большую, нет, простите, отсутствующую в принципе грудь, точнее, как… соски и такие, как бы холмики-намёки на грудь размера один с небольшим. Я охаю, потому что меня прошибает током до самых пальцев на ногах. И мне никогда не нравилась эта ласка, честно – каждый раз, когда Кирилл пытался меня поцеловать туда я закрывалась. Да, так-то на деле он не очень и пытался. Порой во время секса не снимал с меня ни майку, ни лифчик, который я носила, чтобы как-то увеличить этот предмет своего тела.

Ох, ё! Кирилл… муж… но… а?

Кеша спустился дорожкой поцелуев ниже по моему животу, и дальше, его ручища без труда обхватывают мою задницу и… не говорите мне ничего, хорошо? Я буду сокрушаться потом…

Его горячий язык проникает в складочки и я мычу, стараясь не шуметь, а мне очень хочется шуметь.

— Проверим? – вопрошает Иннокентий. А я хочу, чтобы он ничего не говорил и вообще не отвлекался. — Сладкая девочка…

А вот это может говорить. Кому это он? Мне? Ой, не важно…

Я уже не могу сдерживать свои стоны, очень стараюсь не думать о катастрофе этой картины, вообще ни о чём не думать только о том, что вот тут чуть-чуть, ещё немного и я… и он останавливается, выпрямляется, а мне становится холодно и так обидно. Я открываю глаза и впериваюсь на этого своего “незнакомого” мужчину.

Слюной сейчас подавлюсь – тело крепкое, в татушках вот плечо, грудь и кажется там на спине что-то есть, щетина, и как я не заметила, наверняка же должна колоться, но мне пофиг.

— Что такое? – ухмыляется он, но не зло, а так… не знаю. Это всё похмелье, это всё мои вчерашние похождения, это что угодно, но не — он всё это время между прочим презерватив надевал и смотрел на меня как голодный волк на кость с мясом, потому что я вот да, худая, костлявая… и никого-то я не возбуждаю-ю-ю-ю…

У него таааакой большой член, что вау – дух вышибло напрочь! Он вошёл в меня, подался вперёд, припадая к губам, накрывая своими, язык в рот, без церемоний и каких-то там нежностей, а я горю, теку вся, словно… словно что? Не знаю, чтоб меня — как охеренно!

Дикий, совершенно необузданный, острый момент близости, меня мгновенно разрывает жаром его тела, подогревает моим собственным пожаром, который горит вот там внизу моего живота, скручивая внутренности до боли и… это что я? Сдавливает, я сама не понимаю, как меня так сжимает всю, всю, в глазах темнеет и я сейчас потеряю сознание, жмурюсь и у меня в глазах крапинки белые – фейерверк?