Intoxicated

My sirens

Песня главы: Saint Asonia — Sirens (feat. Sharon Den Adel)

   Темные коридоры Малфой-Мэнора были наполнены холодом и сыростью, словно ужас и страх, пришедшие в это место вместе с Темным Лордом, впитались в сами каменные стены и осели под высокими сводами густой, почти осязаемой субстанцией. Это был тот момент, когда собственный дом перестает быть местом убежища. Скорее он превращается в тюрьму твоих надежд и мечт на лучшее будущее. И именно в то время Драко было сложнее всего сохранять невозмутимое спокойствие на лице, которое в нем воспитывали с самых пеленок. Должен быть сдержан и благородно воспитан — эта мраморная маска словно прикипела уже к лицу, лишь иногда позволяя себе треснуть, чтобы проявить настоящие эмоции. А ведь ему было страшно, дико страшно за свою семью! Отец, который всегда поддерживал идеи Волан-де-Морта и кичился своим чистокровным происхождением, сейчас оказался в полном его подчинении, запуганный, вынужденный не просто поддерживать идеи, но и идти на страшные преступления! Мать, кротко стоящая за спиной мужа, не выражающая никаких протестов в страхе за жизнь сына. А ведь она была против того, что творилось в ее поместье. Но разве в ее силах было противостоять самому величайшему магу последнего столетия? Слишком опасно выражать свой протест, особенно если ей дорог родной ребенок. А Драко знал, насколько сильно мать дорожила им. Как и любой другой родитель, Нарцисса была готова пойти на что угодно, лишь бы он, Драко, был в безопасности.
   И наконец он сам. Драко оказался в этой западне против своей воли! Конечно, всю свою жизнь, будучи благочестивым аристократом, истинным сыном своего отца, он следовал вере в чистоту крови. Был беспринципным и всегда готовым идти по головам. То, что приносило пользу ему, несомненно становилось благом. Но в последний год очень сильно разочаровался в большинстве убеждений семьи. Чистота крови оказалась сущим мусором, учитывая то, что творили большинство чистокровных аристократов и на какие мерзости шли, преследуя свои цели! Драко разочаровался… Но не смел проронить и слова о своем разочаровании!

   Быстро свернув из такого пугающего коридора в свою комнату, он захлопнул тяжелую дверь и прижался к ней спиной, тут же зажмурившись, когда по каменным сводам разнесся звонкий девичий крик. Боль и ужас смешались в этом звуке, передаваясь в тело парня, словно через стены. Эхо, наполненное звуками агонии, отражалось дрожью в его коленях и грохотом собственного сердца. Малфой сильнее зажмурился и сжал дрожащие губы в тонкую полоску, чтобы не дай Мерлин самому не издать и звука! Ему было страшно, но впервые не было страшно за себя… Он боялся за ту, что кричала, и сам дрожал от отчаяния, потому что не мог сделать ровным счетом ничего!
   Крик Гермионы повторился, смешиваясь с ее хрипом от измученного состояния, а громкий смех довольной Беллатрисы посеял первые ростки ненависти не только к этой сумасшедшей ведьме, но и к большинству Пожирателей, что нашли «приют» в его поместье. Длинные пальцы медленно исцарапали дверь и сжались в кулаки, впившись короткими ногтями в бледные ладони.
   Крик боли повторился снова…

   Малфой подскочил на своей постели, жадно глотая воздух, вцепившись в тонкую простыню, которой обычно укрывался, отказавшись от любого одеяла. С момента окончания Второй Магической Войны и победой над Темным Лордом прошло уже почти пять лет! А этот кошмар все еще преследует его, как наваждение. В голове все еще шумело эхо криков Грейнджер, заставляя уже знакомую мигрень разыграться с новой силой. Мужчина чертыхнулся и отбросил покрывало в сторону, спуская ноги с влажной от пота кровати. Влажной была не только кровать, но и его спина, покрытая испариной, лоб. Волосы неприятно липли к нему, но даже несмотря на все это, Драко было плевать. Он так устал от этой вечной бессонницы, мигрени и кошмара, повторяющегося с завидной регулярностью! За эти пять лет не было и ночи, чтобы он не просыпался в безумии и ужасе, с мыслью, что ничего не способен сделать! И даже знание того, что Грейнджер была жива и здорова, и почти каждый день действовала на нервы своим присутствием в Министерстве, ни на грамм не уменьшило его ночного смятения, когда он открывал глаза в своей кровати. И Малфой совершенно не знал, что ему надо сделать, чтобы наконец-то это закончилось.
— Попс!
— Да, хозяин?
— Накрой на стол, я буду завтракать, — Малфой встал на слабые ноги, из-за регулярного недосыпа он только и мог существовать, что с помощью зелий и постоянных перекусов. Слабость не покидала его тела, но изо дня в день он старался сохранять свое самообладание и не показывать никому слабости. Все внутри. Все как и всегда.
— Но на улице все еще ночь, вы уверены?
— Полностью, Попс. И подготовь мои зелья.
   Уходя в ванную комнату, Драко плотно закрыл за собой дверь.

   Горячая вода, наполненная ароматами шампуня и мыла, успокаивала разыгравшуюся мигрень. Она словно помогала стереть все те воспоминания, что отпечатались в сознании мужчины и не хотели покидать его. Из-за этих ужасов вся жизнь шла под откос. После войны он так и не смог вернуться в Малфой-Мэнор. Родной дом в Уилшере пугал сильнее прежнего, и, как итог, он добился от матери разрешения купить себе поместье поменьше, но совершенно новое, чтобы оно абсолютно ничем не напоминало о прошлом. Нарцисса же осталась в Малфой-Мэноре, ожидая освобождения мужа из Азкабана. Тот факт, что Люциуса заключили только на шесть лет был огромной удачей, ведь за все поступки он мог запросто оказаться по соседству с такими же Пожирателями, приговоренными к поцелую Дементора.
   Выйдя из клубов пара душевой, мужчина повязал полотенце на бедра и ступил к раковине, одним движением руки стирая влагу с зеркала. Собственное отражение встретило его усталым взглядом. Прежнее лицо еще можно было рассмотреть в этих осунувшихся чертах, но сейчас Драко вряд ли бы назвал себя идеальным аристократом. Истощенный взгляд, отросшие волосы и заострившиеся скулы — он сам выглядел, как узник Азкабана, а не свободный подданный. Взгляд в отражении нашел знакомый рисунок на руке: метка Пожирателя — словно еще одно напоминание о западне, в которой он оказался, жжет кожу. Этот зуд выводит, заставляя регулярно чесать руку, словно подсознание намеренно заставляет хозяина содрать, избавиться от этого участка кожи, стереть из памяти и воспоминаний общественности об этом темном моменте. Война изменила его. Те убеждения, с которыми он вырос, были скомпрометированы самым страшным способом: он испытал ужас и отчаяние, видел своих родителей страдающими за свою верность и стал свидетелем крушения всего того, во что его семья верила. И сейчас именно он стал тем, которому приходится разгребать все те последствия крушения безграничной власти семьи Малфоев, что сейчас была полностью опорочена и лишена любого влияния. И именно на его долю выпала обязанность вернуть имя фамилии Малфой.