Йоль

Йоль

«Дальним путем скитаюсь в пустыне!
Как же смолчу я, как успокоюсь?
Друг мой любимый стал землею!
Энкиду, друг мой любимый стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?»

Я к вам пишу — чего же боле?
Прости, мам, не хотела начинать с шуток, но уж лучше так, чем… Впрочем, не важно.
Это письмо будет долгим, присядь, выпей чего-нибудь. Даже не знаю, как тебе обо всем рассказать. Ты мне много писала, и я хотела ответить, но знала, что если это сделаю, то у меня духу не хватит закончить начатое. Если же ты это читаешь, то это значит, что смелости во мне больше, чем я могла ожидать. Уж точно больше, чем было в отце, когда он нас бросал. Нет, не спорь, давай хотя бы сейчас не будем об этом. Я не у бабушки. Не дергайся, дочитай до конца. То, что ты прочтешь, будет казаться полнейшей чушью и дурацким розыгрышем. К сожалению, в квартире у бабушки ты найдешь все доказательства моих слов. Знаю, что полиция прочтет и это письмо (привет, парни), и постараюсь быть максимально точной. Надеюсь, что я буду последней, кто умрет от его руки. Где-то слышала, что надежда — это глупое чувство, но вот такой уж я глупый человек.
Все началось в четверг, когда ты мне сказала отнести Кешу в ветклинику, чтобы ее там… ну, сама знаешь. Я не смогла. Да, по закону самим животных хоронить нельзя, знаю-знаю, ты мне все это уже сотню раз говорила, но я так не могла. Коробка с ней была тяжелой, я чуть не замерзла на остановке пока ждала автобус. Я заехала в сад и взяла там лопату. Раньше никогда не обращала внимания на то, на этих маршрутах в ходу все еще цветные билеты старого образца. Мне достался счастливый с шестью шестерками. Не то, чтобы это меня утешило, но я старалась сохранять лицо.
Тогда мне казалось, что это было правильно. Пожалуйста, не осуждай меня. Кеша не была простой собакой для меня, и неужели все кончилось бы так?
Уже начинало темнеть, а я очень спешила. Пока шла, рыдала как дура, но никто этого уже не мог видеть. Не знаю, как бы я смогла расковырять эту мерзлую землю лопатой. Тогда я об этом не думала, просто шла. Да, так и шла: подмышкой коробка с мертвой собакой, а в руках лопата деда.
Сначала я подумала, что это ягоды рябины. Сослепу, конечно же. В газетах потом все в красках описали, а я же помню так мало, словно это видел кто-то другой. Кровь образовывала аккуратную пентаграмму. Эта такая звезда в круге, ее еще в фильмах ужасов часто малюют где ни попадя. Не думала, что окажусь в одном из них. Почему я не ушла? Хороший вопрос, сама его себе задаю. Наверное, потому, что они были мертвы. Все эти парни и девчонки в черных балахонах. Того, кто их убил, здесь не было, а вот за остальной лес я поручиться не могла. Лопата упала на землю так тихо, что я этого даже сначала не поняла. Я попятилась, прижимая коробку к себе, и потом вспомнила, что в ужастиках в таких сценах убийца всегда стоит за спиной очередной жертвы. Сказать, что волосы у меня на голове встали дыбом — это ничего не сказать. Я повернулась. Вокруг ни души. И тогда я рванула назад. Так быстро, как только могла.
Не учла я одного — дыхалка у меня ни к черту, да и бежать с коробкой несподручно. Под конец я уже даже не бежала, а ползла. Впереди за деревьями уже маячили коттеджи. Ногу свело, и я плюхнулась в снег. Не самое подходящее место, но меня накрыло. Слезы сами текли, перчатки быстро стали мокрыми, и я сняла их, чтобы в очередной раз вытереть глаза. В голове проносились мысли, что нужно позвонить в полицию и убраться как можно дальше от леса. Решив, что так и сделаю, я вновь надела перчатки и повернулась, чтобы поднять коробку. Неподалеку кто-то стоял. Возможно, что это боковое зрение сыграло со мной злую шутку. Человеческая фигура была неподвижна и не подавала никаких других признаков жизни. Я тогда очень хотела верить, что это просто ствол дерева, похожий на человека, или еще что-то в этом духе. Но вот фигура тронулась с места. Я затаила дыхание и чуть скосила глаза. Потом, гораздо позднее, я пыталась убедить себя в том, что мне просто почудилось, что при ходьбе его колени изгибались назад. Тогда же я просто мечтала стать невидимой. Ледяной воздух защекотал горло. Нестерпимо хотелось закашлять, но я лишь зажимала рот рукой и ждала. Не знаю, сколько так просидела. От фигуры давно осталось лишь воспоминание, а ноги затекли столь сильно, что я их почти не чувствовала. А потом под боком что-то закопошилось. Точнее, внутри коробки.

Знаешь, иногда наступает в жизни такой момент, когда ты устаешь бояться, и все вокруг начинает казаться очень смешным. Ха-ха — кто-то выпилил кучу людей в лесу и нарисовал пентуху на снегу. Ха-ха — дед с козлиными ногами оживил мою мертвую собаку. Ха-ха-ха!
Я открыла коробку, словно та была новогодним подарком. Открыла, прекрасно зная, что там увижу, хотя умом понимала, что такое невозможно. Кеша лизнула мне руку и тут же оскалила зубы, когда я попыталась взять ее на руки. Да, узнаю свою псинку.
Не принимая никаких возражений с ее стороны, я вытащила ее из этой мерзкой коробки и, расстегнув куртку, спрятала за пазухой, пытаясь отогреть своим теплом. Пора было возвращаться домой.
Пока ехала, в голове творилось черт знает что. А, что, если мы ошиблись, и она была еще жива? Но те трупы… не могли же они мне примерещиться, а Кеша, вот она, совсем рядом, рычит на какую-то старуху, что попыталась ее погладить без моего разрешения. Я сильнее прижала собаку к себе, но, в конце концов, додумалась до того, что окончательно перестала верить себе. Слишком много неправдоподобного, слишком много пробелов в памяти. Но, откровенно говоря, это не волновало меня так сильно как должно было бы. Кеша была рядом, Кеша была со мной. Это было потрясающе!
Я вспоминала тот день, когда она у нас появилась: желтый свитер, в котором я несла ее домой, твою старую шапку, в которой мы устроили ей постель, ее попытку свить гнездо из моих волос и в нем же уснуть. Она тогда была не больше хомячка и так и норовила заползти в рукав, а я ужасно боялась ее уронить. Я знаю, что так ты хотела отвлечь меня от того, что он ушел, и, должна признать, что тебе это удалось. Кеша стала моим другом, Кеша… Укусила меня за руку.
Да, предаваясь сентиментальным воспоминаниям, я бездумно погладила ее по голове, и Кеша оказалась верна себе и едва не отгрызла мне руку. Типичный чихуахуа — пятьдесят процентов злость, пятьдесят дрожь. Глядя на наши разборки, мальчишка, сидевший рядом, попросился на руки к маме. Его можно было понять — Кеша умела производить впечатление законченного психа, если ей это было выгодно. Именно тогда-то я и поняла, что вести ее домой никак нельзя, пока не пойму, что же все-таки случилось в том лесу.
Автобус пересек мост, и я вышла на первой же остановке. Решение принести ее бабушке тогда казалось самым очевидным. Ты с ней не общаешься, и потому на вранье меня никто не поймает. Бабушка обрадовалась моему приходу и засуетилась, пытаясь быстро что-нибудь приготовить, пока Мурка принюхивалась к Кеше. За тем как Мурка отнесется к Кеше я наблюдала, затаив дыхание. Раньше они хорошо ладили, и если сейчас кошка не забеспокоится, то это значит, что все и правда в порядке. Кеша поджала хвост, когда Мурка нависла над ней, но кошка лишь дернула хвостом и, смерив ее презрительным взглядом, пошла есть. Потом показалась бабушка и позвала меня к столу.
Признаюсь, что ощутила тогда укол вины — со всей этой учебой и подработками я бывала у нее далеко не так часто, как бабушке бы хотелось, но теперь все должно было измениться. Я наплела ей байку про то, что, возможно, у Саши аллергия, и пока точно не узнаем, Кеше лучше пожить у нее. Бабушка обрадовалась, и пока я бегала в зоомагазин, чуть было не скормила Кеше целую курицу. В зоомагазине меня вновь пришибло эмоциями: все эти поводки, собачьи игрушки и корм в хрустящих глянцевых пакетах — именно так выглядело счастье.
Оставлять Кешу было тяжело, но я утешала себя мыслью, что завтра увижу ее снова, а сейчас нужно было спешить домой. Я еще раз попыталась ее погладить и поднялась на ноги. Телефон давно вырубился на морозе, и потому твоих пропущенных я не видела, как не видела и новость про того лося. Хотя стоит признать, что даже если бы увидела, то просто отказалась бы ее связать с сегодняшним приключением. Кеша не умирала, это мы ошиблись, а все остальное просто моя больная фантазия.
Не хочу вспоминать о той нашей ссоре, радует то, что она была последней. Когда ты ушла на вечернюю смену, я кое-как уговорила Сашу доесть ужин и разрешила ему поиграть за компьютером. Я не понимала, почему ты так разволновалась — у него всего лишь небольшая температура и кашель. Да я еще на подступах к дому почувствовала его радость по этому поводу. 
Тянуть не буду, расскажу, что же случилось дальше. Когда телефон включился, я увидела не только твои пропущенные, но и пропущенные от бабушки. Она не отвечала долго, а я как назло вспомнила сюжет «Кладбища домашних животных», но когда она все-таки подняла трубку, то выяснилось, что она просто хотела спросить, что я хочу завтра на обед. Несмотря на все возражения Саши, я отправила его спать в десять, но самой мне было так лень расправлять диван, что я просто бросила на него подушку с одеялом и легла спать как есть. Хоть в квартире было тепло, меня била крупная дрожь. Холод словно поселился внутри меня, а внутренности превратились в ледяную глыбу. Но я всего лишь подумала, что заболела из-за того, что столько просидела в снегу. Горячий душ помог немного оттаять, зубы перестали стучать, и я смогла заснуть. В интернете же тем временем продолжалось соревнование, кто остроумнее всего пошутит про зомби апокалипсис. Многим шутникам не давало покоя фото лося, сделанное каким-то лыжником. Животное будто сбежало со съемок игры престолов, но все сходились во мнении, что это был просто очередной фейк.
Разбудил нас с Сашей звонок в домофон. На улице была глухая ночь, и я сама была похожа на зомби гораздо сильнее того лося. Доковыляв впотьмах до двери, я сняла трубку.
— Откройте, к вам посылка.
Сказал усталый мужской голос, перемежающийся завыванием ветра в трубке.
— Посылка? — переспросила я.
— Да, и вообще холодно тут.
Я бросила трубку и отступила от двери, сказала Саше, что кто-то ошибся и велела ему идти спать. Сердце болело и билось все сильнее. Я попыталась уснуть, но тщетно. Любой шорох, скрип или кривая тень порождали целое эхо болезненных мыслей. За стеной загудел лифт. Собрав все те жалкие остатки храбрости и здравого смысла, я все-таки закрыла глаза. Сон был неспокойным, я почти ничего не запомнила, кроме чувства угрозы и холода, от которого заледенела каждая косточка.
Когда я вышла из квартиры, пытаясь успеть к первой паре, то наступила на конверт. Обычный белый пухлый конверт без всяких адресов. Он был доверху заполнен золой, измазавшей мои руки. На улице завывала машина скорой помощи, я быстро обогнула ее и рысью понеслась к остановке.
Первая половина дня пролетела в напряженном ожидании и смутных слухах о нелепых розыгрышах. Говорили и о резне в лесу, но как-то неохотно, словно даже мысль о том, что это произошло в нашем городе, казалась какой-то фальшивой или слишком пугающей, чтобы быть правдой. Бабушка не отвечала, пришлось открывать своим ключом. Кеша уже ждала меня у порога и приветливо замахала хвостом. Мурка мяукнула и ткнулась мне в руку. Я успокоилась, подумав, что бабушка просто отлучилась в магазин, но нет, бабушка была в другой комнате. Я набрала скорую и коротко рассказала женщине с холодным голосом о том, что произошло.
Сердечный приступ, оханье соседок по лестничной площадке и белый конверт, о который споткнулся один из врачей. Ты, наверное, подумаешь, что это какое-то нелепое совпадение, что у меня с этой сессией и работой окончательно поехала крыша, и я была бы рада, если бы так и было. Одна из соседок все продолжала давать какие-то советы, но я никак не могла сосредоточиться на ее словах. Потом мне позвонила ты. Времени на то, чтобы подумать не осталось, я лишь закрыла дверь в одну из комнат и налила животным свежую воду. По дороге в больницу я не переставала думать о том, что Сашино воспаление легких и бабушкин сердечный приступ на моей совести. Ужасно хотелось спать, но на это-то как раз времени и не было. Проносить контрабанду в больницу та еще затея, но я и сама прекрасно помнила о том, какая мерзкая там еда. Покупая шоколадки, я вспомнила, как ты сама тайком носила их мне в больницу, когда я тоже лежала там с воспалением легких. Воспоминания были смутными, я помню, что пошла с бабушкой в лес, и мы там заблудились и проплутали несколько часов. В памяти всплыл клок серой шерсти, зацепившийся за еловые ветви, запах хвои и глаза с квадратными зрачками. Шоколадка упала на пол с глухим хлопком. Там была та же тварь, точно была, а потом бабушка умерла, а я попала в больницу.
Саша обрадовался шоколаду, но еще больше его радовала новость о том, что физкультура на лыжах ему теперь не грозит до следующего года. Когда я уже собралась уходить, он остановил меня и, покопавшись в телефоне, скинул мне рисунок Кеши. Он никогда ее особо не любил, но нарисовал ее для меня чтобы утешить. Не зная, что сказать, я потрепала ему волосы и вышла из палаты.
Ты пыталась не нервничать, но у тебя это не получалось; пыталась показать, что держишься, когда все внутри скрутило от боли. Ты не хотела об этом спрашивать, но все же спросила. Буду ли я рядом с братом, если что-то случится с тобой? Ты спрашивала потому что была уверенна в том, какое же я в сущности бессердечное существо. Не жалей о сказанном, ведь это было правдой. Но я бы все равно ответила да, и это тоже было бы правдой. Не обязательно быть хорошим человеком, чтобы правильно поступать.
Самая жуть в столкновении с иной стороной мира — это незнание правил игры, а я их не знала, и не было того, кто смог бы меня им научить. Недалеко от бабушкиного дома есть антикварная лавка. Не знаю, зачем туда пошла, но из старых книг там были только собрания сочинений русских классиков, да тонны религиозной литературы. Я уже собиралась уходить, когда за стендом со значками в форме олимпийских мишек и алых звезд увидела пухлую папку со старыми рождественскими открытками. Пожелтевшие от времени с согнутыми уголками и выцветшей краской они были по-своему прекрасны и так же отвратительны. Была среди них и открытка с темным двойником Деда Мороза — черным похожим на козла существом, что подкладывало золу под двери детей, что плохо себя вели. Если верить статистике, то в нашем городе живет немало таких детей, некоторые даже прикидываются взрослыми. Я ее купила, словно она была доказательством моей правоты, а, купив ее, вспомнила и свой сон.
Мне снился лес, в котором я заблудилась, и в лесу был он. Черный цвет — это чушь, шерсть у него белая, а рога похожи на прутья железа. В детстве мы все прекрасно знаем правила этой игры, но, вырастая и становясь взрослыми, их забываем. Бабушки рядом не было. Глаза слипались, и ужасно хотелось спать. Не знаю, хорошим ли я была ребенком, но бабушка меня нашла живой, хотя теперь я знала правду. Хорошим ребенком была бабушка, улыбчивая, невысокая, умеющая только отдавать, а я была мертвым заледеневшим ребенком, который по какой-то причине остался жив. Любой подарок имеет свою цену, и потому бабушка умерла. Понятия не имею, зачем эти глупцы его призвали, но знаю одно: я за свой подарок еще не заплатила. Цена за него жизнь бабушки или брата, он сам дал мне выбор, словно сделал скидку старому знакомому. Такова была правда. Таковы были правила игры.
В детстве у меня было большое сердце, и больше всего я боялась его лишиться. Так и случилось. Мы становимся теми, кем боялись стать больше всего. Мне кажется, что это будет пострашнее любых кошмаров, которыми нас кормит Голливуд. 
Ты всегда чувствовала эту правду, что я никого не любила, хоть и умела притворяться. А я чувствовала, как тебе было больно и обидно, что исключение из этого правила нашлось только одно, и это была какая-то собака. История подходит к концу, страшно ли мне? Да, страшно. Кеша у бабушки как и те конверты с золой. Пожалуйста не обращай внимание на ее рычание, она и правда любит тебя, хоть и показывает это по-своему. Адрес больницы, в которую положили бабушку, я написала на бумаге, что лежит на столе. Открытку я возьму с собой просто как талисман для храбрости. То, что есть третий вариант, не слишком-то утешает, но я знаю одно: так будет правильно. Все началось в лесу, в нем же пусть и кончится. Я люблю тебя. Прощай.