Холодная вода хлещет по лицу, пробирая до дрожи, до стука зубов. И не понять: состояние появилось от жуткого озноба или моей нарастающей истерики, которая вот-вот вырвется наружу вместе со всхлипом.
Сколько я уже в таком состоянии — сорок минут, час, может, больше? Я не могу остановиться, из меня будто вырвали кусок плоти и залили спиртом открытую рану, а после оставили одну… наедине со своими чувствами, эмоциями.
За что так со мной, если я никогда в своей жизни не делала ничего плохого и тем более не желала зла, старалась быть рядом. А теперь я одна… Одна со своим несчастьем, разбитыми мечтами, целями, а главное, невыносимой болью.
Из меня пытается вырваться крик, такой чтоб его можно было услышать во всех уголках домов тех мерзавцев, кто поступил со мной не самым лучшим образом. Я и хочу кричать, но за спиной раздаются шорохи, от которых моментально прихожу в себя и поворачиваюсь на звук. Мама. Её обеспокоенный взгляд говорит громче тысяч ненужных слов.
— Ох, милая моя, почему ты в одежде? Вода ледяная, так и простыть же можно. Иди ко мне, — мама быстро закручивает вентиль на кране и принимается вытаскивать меня из душевой. Она настолько всё быстро делает, отчего у меня начинает кружиться голова.
— Мамочка… — громкий всхлип всё-таки вырывается, а следом и сильное головокружение, от которого я пошатываюсь и ухватываюсь за руку мамы. — За что? Что я не так сделала? Просто за что?.. Я не могу… Оставьте все меня в покое.
Истерический смех заполняет комнату и отражается эхом так, что не будь я в таком состоянии, могла бы и испугаться самой себя. Не желая больше находиться рядом с ней из-за боязни в сердцах что-либо наговорить, вырываю руку из её тёплых рук. И это становится большой ошибкой — в ушах резко появился звон, а ноги стали ватными. Темнота заглатывает мягко и неожиданно, будто кто-то схватил в свои стальные объятия и тянет в пропасть, в альтернативную реальность, где я вижу себя со стороны: пьедестал; мне несут золотую медаль, к которой я шла всю жизнь; Генри, который радуется за меня. Так приятно, что я не хочу уходить отсюда, мне нравится моя альтернативная реальность.
***
Просторный светлый кабинет, мягкий диван, напротив которого расположено кресло для психолога, на стенах повешены абстрактные картины, на столе стоит фоторамка, но фотографии я не вижу, потому что владелец кабинета предпочитает лишний раз не афишировать свою личную жизнь, держать свою семью в личных мыслях и только для себя.
Прошёл год после того случая, как я упала в обморок, а проснулась в больнице под капельницей. Как оказалось, истощение организма на фоне сильного стресса — мои последствия после массового буллинга.
Мне было всё равно, а мама настояла, чтобы я побыла в больнице ровно столько, сколько потребуется, что в итоге вылилось в два месяца. Она для этого снялась с нескольких рейсов, чтобы побыть со мной и поддержать, как и настаивал лечащий врач. Авиакомпания была не в восторге, что их лучший сотрудник, по сути, взял отпуск. И мне было некомфортно из-за этого. Мама любит свою работу, она живёт ею и не представляет себя без неба.
— Вивьен, здравствуй, — поприветствовал меня мистер Харп, мой спортивный психолог.
После того как я на весь мир объявлена любительницей допинга, на меня обрушился массовый хейт. Никто не понимал, в чём дело и как так вышло, но на мой счёт стали говорить нехорошие вещи. Мне было очень тяжело, потому что я не только была дисквалифицирована с соревнований, но и внесена в чёрный список. Меня не допускают до них в ближайший год.
— Здравствуйте, — поправив очки на переносице, я кивнула мужчине, который уже уселся напротив. Он раскрыл блокнот, достал ручку и занял позицию, чтобы записывать.
— Как себя чувствуешь? — с широкой улыбкой спросил психолог.
— Всё отлично, — солгала ему и для правдоподобности выдавила из себя жалкую улыбку. Судя по тому, как он выразительно на меня посмотрел, смею предположить, что актриса из меня никакая.
— Насколько мне известно, ты перестала появляться в спортзале. Не хочешь поделиться?
— Не переживайте, мистер Харп, моё отсутствие не связано с тем, что произошло в прошлом. Я напротив приняла всю ситуацию и отпустила. И, по правде говоря, это наш с вами последний сеанс очно.
Мистер Харп прекратил что-либо писать в своём блокноте и полностью сосредоточился на мне. От его взгляда кровь стынет. Внешне он не кажется каким-то суровым или злым человеком, и моя терапия даёт положительные результаты, только вот я не воспринимаю, когда люди делают вид, что понимают меня. То, с чем я столкнулась, — не пройдёт бесследно, как капля крови на белой рубашке, останется на всю жизнь. Мистер Харп как раз копается в моей душевной ране, чтобы залатать.
Я не забуду, как была близка к тому, чтобы отпустить руки и перестать существовать. Но после терапии, нужна ли мне теперь посторонняя помощь, особенно когда я готова двигаться дальше?
— То, что терапия повлияла на тебя в лучшую сторону, меня безусловно радует. Но почему ты говоришь, что это «последний сеанс»? В твоей жизни происходят изменения? — Мистер Харп спросил как-то по-тёплому, я бы сказала «по-отцовски». Подобное проявление реакции меня застало врасплох. За все полгода терапия двигалась в лучшую сторону благодаря профессионализму моего психолога, но он не проявлял ни единой эмоции. Я часто его сравнивала с безликим портретом: есть общие очертания, определённые линии, но нет конкретики.
— Я решила двигаться дальше и не быть больше жертвой ситуации, которая произошла не по моей вине. С моей стороны не было никакого допинга. И как спортсмен, я планирую вернуться к достижению той цели, к которой иду на протяжении всей своей жизни, — положила руки на колени и спокойно проговорила каждое слово, никакого мандража. — Мистер Харп, после наших сеансов я проводила аналитику, как Вы и рекомендовали: обдумывала ситуации, где мой тренер мог быть более напорист и защитить меня перед комиссией, а не опускать взгляд и стыдиться. И я была разочарована в друзьях: они все отвернулись от меня. Поэтому моё желание таково — уехать к отцу в другой город, сменить спортивный клуб и попробовать что-то новое в своей жизни. Моё решение поддержали родители. Без их помощи я не знала бы, как мне двигаться дальше. Я взяла маму за руку и улыбнулась ей.