Искательница сокровищ

Искательница сокровищ

— Почему у меня всего две руки?.. — пробормотал ребёнок.

Людям, находившимся на борту «Искательницы Сокровищ» и, уж тем более, экипажу корабля, было не до него — готовились к возможному шторму. Солнце, опускавшееся на горизонте в изумрудную зелень вод, было ярким, оранжево-красным — последние капли его мерцали на волнах, словно расплавленное золото. Но потом должна была опуститься ночь — такая ночь, какой она бывала лишь в этих широтах, лишь в этом море: густая, чернильно-чёрная; настолько непроглядная, что в ней невозможно было разглядеть даже собственную руку, поднесённую близко к лицу. Луна, ярко-золотая и круглая, как червонец, и звёзды, бриллиантами рассыпанные по небу, светили всегда ярко — и всё равно темнота была всеобъемлющей. Почему — как знать. Это была ещё одна загадка этих вод.

Именно поэтому ночные штормы были столь опасны. Предугадать их было невозможно — лишь экипаж «Искательницы Сокровищ» научился это делать по каким-то, только им ведомым приметам; остальным же оставалось лишь довериться их чутью, и многие пассажиры делали это с неохотой — легко ли положиться на незнакомца? На борту «Искательницы Сокровищ», впрочем, действовали иные правила, чем те, к которым они привыкли. Доверие считалось чем-то, само собой разумеющимся; к каждому из пассажиров относились, как к члену семьи. Разумеется, до тех пор, пока они не прибудут в необходимую каждому точку назначения — а дальше уж, как судьба рассудит, и какова будет воля человека. Но многие, однажды уже проделавшие этот путь, возвращались на борт «Искательницы Сокровищ». Некоторые из других людей утверждали, что они несказанно обогатились, отыскав в неведомых землях несметные сокровища, да только каждый из них молчал о пройденном пути, как рыба, и это только добавляло «Искательнице Сокровищ» ореола таинственности, которого и без того хватало.

Но что ж! Экипаж корабля также ничего лишнего не рассказывал: тот путь, который «Искательница Сокровищ» была готова проделать по неизведанному до конца морю, по слухам, кишевшему самыми разнообразными чудовищами и самыми невероятными аномалиями, говорил сам за себя. На него решались лишь отчаянные смельчаки, безбашенные авантюристы, те, кто искал нечто, чего не существовало в известных им землях, и те, кто от чего-то бежал («Искательница Сокровищ» принимала даже тех, кто был не в ладах с законом. Впрочем, не всех: команда могла отказать вору-карманнику, но принять на борт убийцу, и каковы были их критерии, никто не знал).

И вот такой-то собравшейся на борту компании следовало доверять, как своей семье?!

Кажется, каждый из пассажиров нового рейса сейчас задавался именно таким вопросом. Каждый — кроме этого ребёнка. Как он вообще сюда попал?

Янтарь, служанка знатной госпожи, опустилась на корточки рядом с ним. Что-то привлекло её в этом малыше, да и помочь где-либо в ином месте она не могла — экипаж сосредоточенно готовился к шторму, пассажиры были встревожены приготовлениями, которые они наблюдали, и нервничали, так что настроения поболтать ни у кого не находилось, госпожа же, часто погружавшаяся в свои медитации, тем более не любила, когда её тревожили по пустякам.

Глаза ребёнка казались такими же тёмными, как наступающая ночь.

— А зачем тебе больше, чем две руки? — улыбнулась девушка, глядя на страх, плескавшийся в этих глазах, но в то же время и решительно закушенную губу. Но почему-то ей казалось, что ребёнок боится не шторма, как все остальные, а чего-то иного… — Ты тогда будешь похож на чудовище, которых все боятся. Говорят, мы можем их встретить по пути, слышал? Людей со змеиными телами — их называют наги, и они могут превратить тебя в камень, если захотят; свирепых духов молнии, что спускаются с небес со своими огненными мечами, и даже моря не боятся; хищные и разумные морские цветы, которые сами распускают слух о том, что из их сока будто бы получается эликсир бессмертия — да только всё это для того, чтобы привлечь незадачливого искателя и вцепиться в него ядовитыми лепестками…

Она вовсе не хотела пугать ребёнка — только лишь немного подразнить. Ведь Янтарь была девушкой весёлой и любознательной, и саму её эти легенды нисколько не пугали: даже если предстоит встретиться с каким-нибудь монстром — пускай. Всё лучше, чем скучная, монотонная жизнь. К тому же, Янтарь не сомневалась в том, что её смекалка, бойкость и находчивость помогут ей в любой ситуации, а, может, даже и хозяйку спасут, в случае чего. Об одном она только беспокоилась: ведь госпожа её, отличавшаяся большим умом, но так же и большой рассеянностью, до сих пор не знала, что служанка дочитывала за ней все книги, которые она порой забывала в разных местах — таинственные фолианты, пестревшие многочисленные закладками, какими-то чертежами и узорами, выведенными на полях, заметками, которые было невозможно разобрать. Янтарь не всё понимала в этих книгах, в которых умным языком повествовалось о тайнах мироздания, однако кое-какие выводы всё же сделала, что-то из прочитанного переиначила на свой лад, и ныне считала себя готовой ко встречам с любыми неожиданностями. Жаль лишь, что вряд ли кто-то на этом корабле воспринимал её всерьёз — как и этого ребёнка; может, поэтому Янтарь и захотелось с ним поговорить. Что же до хозяйки… Кто знает, что она скажет. Может, тоже посчитает её слишком глупой для подобных сложных книг, замахнувшейся на то, что создано для умов высокорожденных — да и не дано в полной мере оценить…

— Я готов стать чудовищем, — ответил ребёнок серьёзно и грустно. — Если после этого у меня будет много рук.

Легенды, страшные для одних детей и увлекательные для других, его не впечатлили.

Янтарь опешила. Сказать по правде, такой реакции она не ожидала — может, тоже смотрела на мир с предубеждением, хотя и верила, что её разум свободен от подобных пут? Ни касты, ни даже разделения на «людей» и «чудовищ» ничего для неё не значили — может, для этого и родилась она служанкой, а не знатной госпожой, чтобы обрести такую вот широту воззрения, увидев самые разные части мира, в том числе, и скрытые от взгляда высокорожденных (даже самых великодушных и свободомыслящих из них). В умных книгах хозяйки говорилось о том, что каждая душа приходит в этот мир, дабы выполнить определённое задание и постичь нечто, чего она раньше не знала или не понимала. Но вот, получается, касты она отвергла, а всех детей считала одинаковыми…