Школа была старой. Её построили сразу после войны. Неумолимое время, ремонтные работы летом во время каникул, оставили на здании свой след. Оно как снаружи, так и внутри выглядело не очень уютно — серые стены, тёмные обои, вышедшие из моды шторы. Но и учителя, и ученики с такой неуютностью, казалось, свыклись, мало обращали внимание, другие проблемы занимали их повседневную жизнь.
…Был декабрь. Стояли короткие дни, хмурые. В классах было достаточно темно, особенно после обеда. Однако освещение не включали, об этом просил директор, призывал и учителей, и учеников быть экономными. Он едва ли не ежедневно ходил по коридорам, заглядывал в классы, сам выключал освещение, если где-нибудь горел свет, говорил ученикам и учителям: «Разве дома в это время вы свет включаете?»
С ним молча соглашались, действительно, если днём повсюду включено электричество, хотя это и мелочь, но все же как-то не по-хозяйски.
За отоплением, расходами гигакалорий директор также следил внимательно, поэтому в школе иной раз было прохладно, ученики и учителя тогда ходили на перерывах в пальто и куртках, шутили, мол, закаливание ещё никому не повредило...
В учительской, что располагалась на втором этаже, собралось с десяток педагогов — тех, у кого сейчас не было уроков: такое время называли окном или форточкой.
Столы в этой узкой и длинной комнате стояли в два ряда, как парты в классах. Возле окна один ряд, возле стены, уставленной шкафами, другой. И учителя, сидя за столами напоминали учеников за партами, но, если кто-то из педагогов очень уж сутулился, замечаний никто им не делал.
Напротив дверей, которые выходили в коридор, возле стены стоял старый диван. На нём ночью спал сторож, а днем, он обычно был занят. Все знали, что диван предназначался для начальства и проверяющих, которые могли заглянуть в школу в любое время без предупреждения.
Две женщины-учительницы достаточно почтенного возраста сидели рядом за одним столом, проверяли тетради. Некоторые молодые преподаватели и их более старшие коллеги такой обязанностью, как проверка тетрадей, себя не очень утруждали. Это были те, у кого к этой профессии не было призвания, кто понял, что в школе оказался случайно. Другие, что не представляли своей жизни без учительства, школьных звонков, детских улыбок, старательно корпели над книгами и тетрадями, внимательно писали конспекты, вдумчиво составляли планы. Таких не пугали никакие трудности, даже то, что в здании прохладно — эти учителя считали своей обязанностью как следует учить и воспитывать детей. Те, что не принимали тех условий, в каких приходилось работать, ко всему еще и возмущались, что у педагогов маленькая зарплата. Говорили: «Как оплачивают, так и работаем…»
Тем временем несколько девушек вернулись из столовой.
— Не понимаю, почему нас кормят полуфабрикатами? — возмущалась юная историчка Карина Людвиговна, мигая длинными накладными ресницами.
— А у нас в студенческой столовой такие блинчики готовили… Пальчики оближешь, — вспомнила её подруга Клавдия Петровна. — А тут… Каждый день котлеты, котлеты, шницель раз в неделю. Где элементарная фантазия повара? А ещё вопрос — куда смотрит директор школы?
— Директор заботится, чтобы экономили электроэнергию, топливо. Тогда его будут хвалить, будет премия. А столовая… — сказала филолог Ольга Михайловна и безразлично махнула рукой.
— Девчата, вы еще молодые, — осторожно сказала неопытным коллегам географичка со стажем Валентина Михайловна. — Думайте, что говорите.
— А разве мы не правду сказали? — удивилась Клавдия Петровна. Если что мы сами можем сказать директору об этом. Пусть знают, что нужно больше заботиться и об учителях, и о детях. Конечно, прежде всего о детях. Они же, ведь всем известно, не едят такой обед. Все знают, что приготовленную еду несут обратно на кухню. Жалко, столько продуктов портится.
— Ну, нашим поварам школьный продуктов не жалко. Они этими отходами своих поросят откармливают. Вообще, сейчас такое время, что кажется, многие не думают о профессиональном достоинстве, обычной человеческой порядочности.
— О профессиональном достоинстве, уважении и доброте мало кто сейчас вспоминает, —оторвалась от тетрадей на вид бабушка, сухая, со сморщенным лицом, умными глазами преподаватель химии Тамара Васильевна.
Учителя всегда смотрели на неё с удивлением. Казалось бы, чего этой бабке не сидеть дома, да не смотреть телевизор? Дети на уроках ее не слушают, бывает даже издеваются. Ей, с её не современными моральными понятиями не понять теперешнюю детвору. А она все думает, что воспитанием подрастающего поколения сейчас занимаются не те, кому это дело нужно было бы доверить. Мол, раньше… А что раньше? Было — не вернется то, что было раньше. Она всё говорит, что молодые учителя, да и родители учеников былой могущественной страны, люди, которые мало что видели в жизни, не узнали голод, лишения, как, например, она, разве могут кого-то воспитать добрым, умеющим сострадать? Вот среди ее бывших учеников и ученые, и генералы, и учителя, и руководители… А кем станут сегодняшние ученики?
Вообще же Тамара Васильевна сама тактичность, деликатность, интеллигентность и безмерная доброта. Она при всех этих своих качествах тем не менее не понимала, почему многие юноши и девушки после окончания педагогических вузов неохотно идут работать в школу учителями. Некоторые из них отработав в школе после университета два года (обязательный срок) ищут работу, где можно было бы заработать значительно больше. Поэтому в школе с каждым годом всё больше учителей пенсионного возраста.
— Я после института в деревне два года работала, — вспоминала Тамара Васильевна, — Бывало идёшь по улице, каждый встречный издалека чуть не до земли тебе кланяется, а дети «день добрый» говорят по нескольку раз в день. Сейчас здороваться с учителями у старшеклассников стало чуть ли не дурным тоном. А чтобы сделать кому-нибудь из учеников замечание, нужно ещё хорошо подумать, стоит ли. Скажешь кому-либо не то слово, так завтра, а то и в тот же день мать или отец прибегут к директору с жалобой на тебя, мол, моего ребёнка обидели. А потом ещё и оскорбят: «Занимайся своей химией, учи, а воспитание — наше дело! Ещё раз обидишь — пожалуемся на самый верх, мало тебе не будет!»
— Интересно чем это все закончится? — оторвалась от карты на столе учительница географии Валентина Михайловна. — Меня это всё как бабушку интересует и волнует. Мой внукам через пять лет в школу идти. Кто их учить будет и как? Хотим мы этого или нет, но наше поколение отходит от дел. Сейчас в педагогические колледжи да вузы, видимо, большинство поступают по принципу: «Нет дороги, иди в педагоги!» Вспомните, кто за последние годы из наших выпускников подался в педагоги? Середняк, слабые школьники. Даже Перелыгина, которую мы, бывало, по притонам с милицией искали, долго уговаривали, чтобы она хоть как-нибудь школу закончила в педколледж пошла. Помните, она ещё в девятом классе на ноге, немного выше щиколотки наколку сделала — гадюку, которая собирается прыгнуть на свою жертву. Вот и представьте, что она станет учителем, наденет платье, появится в классе и будет учить моих внуков…
— Надоело, всё одно и то же, и одно и то же — всё про негатив… Давайте сменим пластинку, — предложила Карина Людвиговна, присев на диван. Учительница внимательно разглядывала свой маникюр с пирсингом, где на ярко окрашенном зелёным лаком длинном ногте болталась серёжка в виде замочка, а на другом пальчике другая в виде ключика. — Надоела проза жизни, лучше расскажите что-нибудь интересное.
— Что интересного, кроме как о школе мы можем рассказать? Вот ты, Кариночка, молодая, и рассказала бы нам что-нибудь интересное. У тебя жизнь повернула так, как в каком-нибудь сериале или бестселлере. Вышла замуж за хорошего человека, съездила с ним свадебное путешествие в Египет, в подарок мерседес получила. А в нашей скромной жизни, что может быть интересное? — сказала Тамара Васильевна.
— И я с этим соглашусь, Карина Людвиговна, — поддержала ее Алла Сигизмундовна также пенсионного возраста женщина, — Расскажите, а мы с удовольствием послушаем.
— Ах, не ёрничайте, уважаемые коллеги, — спокойно, рассудительно сказала Карина Людвиговна. В коллективе она считала себя красивее и умнее других. К тому же — богатая… — Я знаю, многие меня не любят. Считают, что замуж я вышла по расчёту. Они просто мне завидуют. А что, мы прежде всего обычные женщины. Нам и любви хочется и богатства. Хотя, если о любви, так кто из нас знает — какая она? У каждого она своя… Ну и пусть мой Андрей небольшого роста и лысый. Но как он меня бережёт, какой заботливый! И обеспечивает меня всем, что мне нужно, как и должен обеспечивать свою жену нормальный мужчина. Он тихий, спокойный, всегда во всём мне помогает, — она лениво зевнула. — Ах, что-то на урок совсем не хочется идти, домой тянет. Я там себя королевой чувству… А деньги мой муж умеет зарабатывать. Он же их ни у кого не ворует, никого не грабит, платит налоги. Что тут плохого? Проблем у него в тысячу раз больше, чем у каждой из нас. Не всем же быть учителями, как мы, кому-то нужно и бизнесом заниматься. Хотя вижу работать в школе многим из нас надоело, не только мне. Серо, буднично, каждый день одно и то же. Однако же видимо скоро я от вас уйду, мы с мужем думали жить в столице, мечтали заиметь свой домик где-нибудь на окраине. Только куда поедешь, когда в нашем городе у него бизнес, да и в Бресте несколько торговых точек. Скорее всего в Брест мы и переберёмся, — она на минутку умолкла, затем продолжила, — Я вчера свой свадебный диск пересмотрела. Знаете, настоящая сказка. Я бы ещё раз замуж выйти не отказалась.
— Если кто возьмет, — усмехнулась Ольга Михайловна, бросив оценивающий взгляд на Карину Людвиговну.
— Думаете, если что, так меня уж и не возьмут? — женское самолюбие Карины Людвиговны было задето, на её лице появилось недовольство. И сразу же из-под неудачно наложенного слоя крема проступили морщины.
— А я своего мужа еле уговорила на мне жениться, — вдруг призналась Ольга Михайловна, чем удивила всех, хотя было непонятно, шутит она или говорит всерьёз.
— Как это? — удивленно спросила Тамара Васильевна и даже сняла очки, чтобы лучше рассмотреть не очень молодую женщину, не спуская с нее взгляда, ждала ответа.
— Заставили, потому что любили? — возвышенно спросила ну совсем худенькая девочка, выпускница университета прошлого года учительница биологии Юлия Николаевна, которую все называли Юленькой.
— Вы, Юленька, еще в том возрасте, когда кажется, что все браки заключаются исключительно по любви и на небесах, — сказала Ольга Михайловна. — А на всех любви не хватает. Дефицитный товар. Я будто и ничего, и с лица, и с фигуры, а он… Ну, эти уши-локаторы… — без эмоций рассуждала она. — Какая тут любовь?
— Ну, большие оттопыренные уши не порок, наоборот. Нет проблем со слухом. Вот когда-то видела по телевизору у известного режиссера Леонида Гайдая они так даже очень оттопыренные, и ничего, даже очень симпатично смотрится, — не согласилась с ней Тамара Васильевна. — А как замуж пошли?
— Ну как? Глаза закрыла и пошла, — будто о самом будничном деле, а не об очень личном говорила Ольга Михайловна, листая ученические дневники. — Мне исполнилось двадцать восемь, у него высшее образование, квартира, хорошая должность. Вот и ухватилась.
— А что для души? — учительницу географии также заинтересовала эта необычная жизненная ситуация.
— Для души у меня есть Машенька, дочка.
— В смутное время всегда было тяжело, — с сожалением проговорила Тамара Васильевна. — Не верить, не знать истины.
— А кто знает, что такое истина? — спросила Юленька.
— Добро, любовь, вера, — всё то, что ценится всегда.
— Деньги, власть также ценились всегда, а всё остальное — для утешения неудачников, — в голосе Ольги Михайловны чувствовалась ирония.
— Это основные принципы мировоззрения современной молодежи, — складывая карты констатировала Валентина Михайловна. — Неужели и мои внуки такими циниками вырастут?
— Да шучу я, шучу. Уже и посмеяться, разыграть вас нельзя? — звонко рассмеялась Ольга Михайловна. — Так можно превратиться в занудных училок.
— Да я не понимаю, Ольга Михайловна, —Юленька решила выяснить для себя до конца, что было сказано всерьёз, а что в шутку. — Вы так о замужестве всерьёз?
— В каждой шутке есть доля правды, — увильнула от прямого ответа Ольга Михайловна.
— Да ну вас.
В это время в учительскую вошла девушка, на которую сразу все обратили внимание. Она выделялась здесь как фигурой, так и одеждой. Украшение ей были не нужны, как не нужны они были живому цветку. Ясное, открытое лицо, вообще все в девушке было удивительно гармонично: пышные волосы, чёрные большие глаза, статная спортивная фигура.
— Добрый день! Я заметила, что вы меня рады видеть, — от бодрого приятного голоса, кажется, посветлело в сером помещении.
Девушка занимала ещё не совсем обычную в школе должность — социального педагога. Долгое время в школе вообще не придавали должного значения социальному воспитанию. Объявлялись разные реформы, потом они неожиданно сворачивались, вводились и отменялись разные предметы, закрепилась новая десятибалльная система оценки знаний учеников, происходили постоянные корректировки школьных программ, а ученик, как был учеником, так им и оставался. И проблемы воспитания оставались и остаются… Когда-то изучали этику и психологию семейной жизни, только специалистов по этому предмету не готовили и его в конце концов почему-то отменили. Общество столкнулось с проблемой детей, которые жили и воспитывались в так называемых семьях социально опасных. Чтобы оказать педагогическую помощь таким семьям, детям, в школах ввели должность социального педагога. Только хватит ли сил решить проблему одному учителю и даже со специальной подготовкой? Ну что, например, может сделать эта милая девочка?..
У нее было необычное имя — Милена. Ее появление в учительское означало, что кто-то из педагогов вместе с ней должен посетить какую-нибудь так называемую проблемную семью. Лучше всего туда идти с классным руководителем.
Милена направилась к Ольге Михайловне, и все с облегчением вздохнули…
— Ольга Михайлова, а что, если мы сегодня посетим ваших учеников? Давно не были у них? Как там теперь, в семьях?
Голос Ольги Михайловны был спокойным, даже, казалось, ее не смутило то, что сегодня «жертвой» социального педагога стала именно она.
— Недавно Юра пришел в школу с синяком под глазом. Как я не выспрашивала, так и не сказал, что случилось. А я же не следователь. Катю стали лучше одевать.
— Вы вечером свободны, может сходим? —попросила Милена.
— Свободна не свободна, а раз нужно… Я только дочку из детского сада заберу и пойдём.
— Жалко вашу малышку. Неужели не с кем оставить на час-другой?
— Ничего страшного, пусть привыкает к жизненным трудностям. У мужа какое-то собрание или семинар.
— Значит, договорились. Постараемся долго не задерживаться, посмотрим, что и как, и уйдём.
Прозвенел звонок учителя зашевелились, поднялись со своих мест, направились в классы к ученикам.