Испытание

Испытание

Завывания ветра и колючий, будто иглы, снег разбудили Клауса Краузе. Вздрогнув, он распахнул глаза, обнаружив, что лежит на плоском камне, отполированном временем и человеческими руками - место ритуального жертвоприношения, вдали от поселений людей Имирльхена. Резко вдохнув морозный воздух дикой тундры, Краузе перевернулся на живот и упер ладони в камень, такой холодный, что обжигал кожу. Шатаясь, пытаясь закрыть лицо руками от беснующейся метели, Клаус попытался встать на ноги, но голова пошла кругом, и он опустился на одно колено. Через пелену снега едва можно было различить далекие очертания, образы, злобные фантомы зимы. Изо рта рвался на свободу густой пар, и Краузе почувствовал, что промерз до самых костей - пальцы ног почти не чувствовались в сапогах, пальцы рук больше походили на сосульки. Клаус поднес ко рту дрожащие ладони и подышал, пытаясь согреть. Не сильно помогло. Рубаха и меховая куртка изорваны, рассечены, словно ножом. Может, так оно и есть? Внезапно за спиной раздалось позвякивание металла, и Краузе обернулся так быстро, как только смог, борясь с ветром и снегом.

Позади, не обращая внимания ни на что, кроме далекого, скрытого бурей горизонта, стоял высокий северянин, громадный как медведь; ветер терзал длинную бороду, заплетенную в косички и трепал не менее длинные волосы, лезущие из-под шлема. Тело воина прикрывало нечто вроде плаща, сшитого из звериных шкур, на ногах красовались огромные сапоги, которые уже успело занести снегом. Северянин будто вырастал из двух маленьких сугробов. Он не шевельнулся, не сдвинулся с места, увидев, что Краузе поднялся на ноги; его вниманием целиком завладела сплошная стена снега. В опущенных руках воин сжимал кистень и небольшой, деревянный щит. На досках был намалеван грязно-красный защитный знак, оберег от напастей, обещавший удачу в бою. Узор его тянулся от центра щита к краям, похожий на клубок шевелящихся змей.

- Вставай, жертва, - крикнул воин, перекрывая вой ветра, - если жизнь все еще дорога!

Северянин произнес эти слова, даже не взглянув на Краузе. Снег жалил неприкрытые руки здоровяка, но их будто выковали из железа - не дернулся ни один мускул, воин ни разу не вздрогнул от холода, мурашки не побежали по бледной коже. Краузе потерял дар речи и крепко зажмурился. Может, ему все снится? Кажется? Осторожно раскрыл глаза, и в них тут же полез вездесущий снег - нет, все взаправду. Тундровая пустошь и одинокий житель севера, чего-то ждущий в гиблых землях. Клаус постарался вспомнить, что произошло, и голову наводнили бледные образы, постепенно наливающиеся красками. Да, память возвращалась.

Краузе помнил спор, сделку, хитрый блеск глаз шамана, который держал его за руку и наносил на грудь раскрас-оберег. Маска скрывала выражение его лица, но Краузе был практически уверен, что старик улыбается во весь беззубый рот. Тепло хижины и дурманящий аромат каких-то трав... А потом - резкий удар по затылку, опрокинувший Клауса в темноту и забытье. Да, этого он никак не ожидал... Потянувшись к затылку, нащупал замерзшими пальцами корку запекшейся крови. Значит, его приволокли сюда силой, оставили на этом камне... Для чего? Подробности путались в голове, скорее мешались, чем помогали несчастному.

- Кто... Кто ты? - хрипло крикнул Клаус, обращаясь к воину.

- Разве это важно? Я - человек! Сын своего клана!

- Но у тебя ведь есть имя?

Наконец, северянин опустил взгляд на Краузе. Воин превосходил его ростом почти на две головы.

- Нанулон.

Имя ничего не вызвало в памяти «жертвы». Никакого отклика.

- Зачем ты здесь? Зачем я здесь?! Где мы, черт возьми?..

- Слишком много вопросов для жертвы, мяса, предназначенного для еды, - усмехнулся северянин. - Она скоро явится! У тебя кровь на затылке - притащили силком... Тогда считай, что тебе повезло, что встретил меня. Ступай своей дорогой, пока тебя не учуяли! Да сотри скорее знаки снегом!

Краузе, еще больше дрожа от холода, раздвинул обрывки верхней одежды. Все, как и в осколках воспоминаний - знаки, древние и страшные, покрывали всю грудь. Они как будто ожили и ползали, зарывались глубже в кожу, пульсировали, заставляли отводить взгляд... Кинувшись в сугроб, Клаус принялся с остервенением оттирать их с себя, а Нанулон вновь уставился вдаль, чуть подняв щит. Откуда-то прилетело эхо - утробный рык.

- Уже скоро. Беги, если жить хочешь! Она тебя чует!

Краузе спешил, как мог. Наконец, знаки поплыли и превратились в разводы и кляксы. Неважно, что случилось - странное жертвоприношение, удар по голове, незнакомец-северянин, кто-то, кто чуял его... Пора уносить ноги! Нанулон прав - жизнь еще дорога! Не разбирая дороги, склонив голову под напором неистовой метели, Краузе помчался вперед. Неважно, куда - лишь бы подальше от этого странного места! Несколько раз он падал в снег, растопырив ладони; позади снова раздался рык, куда ближе, чем в первый раз. Клаус обернулся - в снежном шторме чернела фигура Нанулона, а далеко перед ним едва различались очертания чего-то громадного. То ли снег обманывал глаза, то ли этот «кто-то» был настоящим исполином; силуэт шевелился, дергался, рос в размерах. Краузе снова зажмурился. В голову хлынули образы, и голова начала раскалываться, как после ночи в таверне. Беглец вспомнил, как попал сюда.

***

- Выпей это, - в голосе шамана появилось нечто, похожее на издевку, - так надо для ритуала.