Истинный путь

Истинный путь

 Хуртэл-хатун стоит перед своим народом, крепко дитя к груди прижимает - на лице ее смирение, глаза закрыты, золотые серьги звенят на алых рогах. Звенят радостную песнь, и поет с ними ветер, и каждая дева и матерь ликует - свершилось чудо, принесен дар Асар-кууну, прибудет с ними благословение господина.

    Лишь Унасан, дочери Хуртэл-хатун, горько и больно. Давно грезила она о сестре, изнывая в одиночестве - у других матерей дочерей много, а она всегда одна оставалась, и судьба ей была место матери занять. Когда иссякнут у той женские силы, когда не сможет Хуртэл принять в себя Асар-кууна и понести дитя...

    Говорили уже, что пришел этот срок - долгие годы Хуртэл возвращалась от господина пустая, с каждым днем все печальней становилась, но настал счастливый час - проросло семя жизни.

    И ждала Унасан сестру, и сердце ее колотилось в нетерпении, дрожали сильные руки девы-воительницы - сбылись ее надежды. Любила она детей, словно матерь забавлялась с мягкорогими дочерями, но все они - чужая кровь, а тут своя, родная будет.

    Но разрешилась от бремени Хуртэл, с первым солнечным лучом крик младенца раздался, и взвыли женщины у ложа хатун, в радости и в горе. Не сестра у Унасан на этот свет явилась, а брат - истинное дитя Асар-кууна, безрогий муж.

    И стоит Хуртэл-хатун перед народом, в богатом наряде, руки ее окровавлены. И знает каждая дева и матерь: вкусит Асар-куун плоть от своей плоти и щедро их вознаградит - будет война и слава, и золото, и кони, и рабыни послушные. Спустят по ручью колыбель, всю ночь танцевать будут, кружиться со снежными хлопьями среди высоких костров - и раздастся на рассвете торжествующий вой Асар-кууна. А на утро пойдет в великий поход каждая зеленорогая дева, и вести их будет Унасан, первая из первых.

    Ждала Унасан славной битвы - давно желала сражаться, вырваться вновь из клети дворца - и первой будет эта битва за последние двадцать зим, много счастья всем принесет. Но жаль ей брата, дитя долгожданного. Что за закон дикий, страшный? Неужели нет иного пути? Ездила Унасан по миру - обязанности будущей хатун таковы - видела разные народы, разные обычаи, странные, жестокие, лживые. И закралось в ее душу сомнение - отчего должны матери отдаваться безрогому чудовищу? Кто таков Асар-куун, привязавший их крепкими путами? Отчего мужчины жить среди женщин не могут, как в далеких странах? Отчего им рога не даны?

    Пока дева сама матерью не станет - не дано ей это узнать, вот и гложет неверие.

    И решилась Унасан страшный грех совершить, против устоев своего народа пойти, против воли и желания матери. Забрала брата, выхватила колыбель из объятий горного ручья у самой пещеры, где Асар-куун являлся. Вскочила на быстрого коня и понеслась по степи вольной. Хлестал ветер ледяной, не спасало от холода легкое одеяние девы, чьи рога кровью материнства еще не окрасились, но грело Унасан желание горячее - спасти, уберечь... изменить. Кровь от крови своей. Лишь бы до рассвета успеть, пока не заметил никто в праздничных танцах ее отсутствия.

    Знала Унасан тайные тропы, и пусть имели они свою цену - быстрее ее волосы серебром окрасятся, - но решение принято - сменяют травы и горы мягкий песок, дурманит запах азалий и камелий.

    Спрыгнула дева с коня, посмотрела еще раз на дитя - ни звука не проронил, пока неслись они как безумные, и не спит, смотрит взглядом разумным, синим, как небо, словно оценивает, и такой смешной кажется хрупкая головка, бледная, гладкая, лишь черные кудряшки на макушке. Брат ее - и похож, и нет на маленьких дочерей, что матери от Асар-кууна приносят. Узнает в нем Унасан глаза Хуртэл, смуглость ее кожи. Собственную родинку на щеке узнает - и слезы льет. Что совершила она? Не поздно ли вернуть дитя?

    Но слышит вдали детский смех. И идет туда, и видит дом, не богатый и не бедный, и семью счастливую - женщины и мужчины наравне живут, безрогие, добрые люди. Дарит им Унасан брата - выходит беззвучно, вручает старшей женщине сверток. Та берет осторожно - все испуганы, замерли, смотрят - видит дитя и улыбается, кивает. И Унасан уходит, спокойная.

    Возвращается Унасан в родные земли к рассвету, дышит тяжело, будто со всеми ночь праздновала, а на сердце тяжко. А вдруг ошиблась? Вдруг навлекла на племя проклятье? Но раздается вой Асар-кууна, и ликуют матери, складывают руки на чреве в молитве, ликуют девы, вскидывают сабли вверх в благодарности, а Унасан смеется безумно - знает теперь, что лжив их обычай, что зря губили детей своих, зря столько зим ждали пустое, а не сражались за жизнь свою, за богатство и силу.

    И отправились девы-воительницы на войну, и вела их Унасан, первая из первых, и благословила их Хуртэл-хатун: улыбка лицо ее озаряла, но глаза печальны были. Хотела сказать Унасан - не печалься, жив сын твой и беды никакой не случилось, но склонилась перед матерью молча в прощании. Незачем сердце ее мучать сомнениями, время настанет и сама Унасан хатун станет, узреет своими глазами Асар-кууна, правду узнает и решение примет - что менять, что оставить своим чередом идти. Но в одном уверена - не позволит более сыновьями жертвовать.

    Вела Унасан свой народ смертельной волной по Великой степи, в ужасе все бежали перед мощью зеленорогих дев, и радость победы, вера в благословение Асар-кууна затмевала им взор.

    Но недолгой радость та была, у южных гор опасный враг стал на пути Унасан, армия огромная из мужей крылатых - набросились они с яростью, с жадностью, защищая кров свой, забирая чужие богатства. Доблестно девы сражались, три дня и ночи звенели сабли, пели стрелы, но оросились травы зеленые кровью, и потух огонь веры в сердцах - лишил господин защиты своей, несмотря на дар Хуртэл-хатун. Незачем жить больше.