Истории (не) нашего города

Крушение Титанника

Семён Семёнович робко топтался перед обитой чёрным дерматином дверью в подъезде панельной девятиэтажки.  Рука его то тянулась к кнопке звонка, то обречённо опускалась вниз, чтобы подхватить саквояж и через мгновение бросить тот на пол.

– Прогонит, как есть прогонит, – бормотал Семён Семёнович, поудобнее обхватывал горшок с фикусом, вздыхал и снова тянулся к дверному звонку.

 Семён Семёнович Струпиков никогда не был решительным, смелым и амбициозным.  Воспитанный строгой, вернее деспотичной, матерью, Антониной Иосифовной, в детские годы он был пухленьким очкариком Сёмочкой, носившем клетчатые шортики на подтяжках, рубашечки и аккуратные белые носочки.   В школьные и студенческие годы, Сёмочка стал Семёном, шортики заменили наглаженные брюки, к рубашкам добавились безрукавки или джемпер, в зависимости от погоды.  Но подтяжки, очки в круглой оправе и непослушные пегие вихры остались неизменны. Равно как и опека матери, желавшей, принимать в жизни единственного и любимого сына самое деятельное участие.

Странного в этом Антонина Иосифовна ничего не видела.   Забеременела она не случайно. Досужие сплетники поговаривали, что главбухша центрального Универсама города Петрозаводска опоила на одном из корпоративов будущего папашу и затащила в постель, не дожидаясь пока тот сообразит в чём суть да дело.  Оно и понятно, было от чего торопиться дородной, не блещущей красотой, Антонине, неумолимо приближающейся к тридцатилетнему рубежу. Потом скоропалительная свадьба, рождение Сёмочки и, через несколько лет, как гром среди ясного неба, бегство Семёна Струпикова старшего из–под   надзора «мадам Титаник».  Так прозвали главбухшу подчинённые.

Статус «разведёнки» больно ударил по самолюбию женщины. Подобного больше не случится – решила она, и сконцентрировала всё внимание на сыне, определяя, что тому есть, что делать, кем быть и с кем общаться. То, что её Сёмочку недолюбливали во дворе, избегали в школе и откровенно «кошмарили» в институте Антонина Иосифовна не брала в расчёт.  По её твёрдому убеждению, – это только от зависти.

Время шло и к сорока годам Семён Семёнович не имел семьи, собственного жилья, да и мнения тоже.  Даже работа, на которой он отбывал с девяти до пяти с понедельника по четверг и на один час меньше по пятницам – не была его выбором. Тёплое место бухгалтера в жилищной конторе обеспечила мама, нажав на какие нужно рычаги и обзвонив необходимое количество знакомых.   Сама Антонина Иосифовна продолжала трудиться на благо торговли, несокрушимая и непотопляемая, не то, что её невольный тёзка.

Семён Семёнович был не глуп и понимал, что он из себя представляет, что детская пухлость перешла в зрелую рыхлость, что тихий голос и проплешь на макушке не добавляют ему шарма, и что бытие его– серое и тусклое, подобно   давно не прибранной комнате, освещаемой одним не менее замусоленным оконцем. 

  Из лично нажитого только и было – фикус, высокий и разлапистый, подаренный сотрудниками ко Дню Защитника Отечества несколько лет назад, нехитрый комплект сменного белья, изменившийся разве что в размерах, а не по содержанию, да тоска в голубых глазах, всё так же спрятанных за круглыми очочками

 Лучом света, озарившей непривлекательное существование Семёна Семёновича, стала Шурочка –  беспардонная нахалка, так охарактеризовала неожиданную пассию сына Антонина Иосифовна. То, что её Сёмочка посмел влюбиться, да ещё не в кого-нибудь, а в наглое существо, «без роду–племени, и выходных данных» Антонина Иосифовна восприняла, как личное оскорбление.

На самом деле всё было куда прозаичнее.  Если бы мать, взбешённая самоволием сына, дала себе труд приглядеться к Шурочке, то нашла бы с ней много общего. Разве что, надменности да злости в той было поменьше, а вот ума – не занимать. 

 Александра Иннокентьевна всего полгода как возглавила вверенное ей жилищно–коммунальное ведомство в самом захудалом районе города и поначалу не обрадовалась такому повороту судьбы.   Перевод на новое место работы она восприняла, как ссылку, но оглядев нехитрый штат подчинённых (секретарша, бухгалтер, пара слесарей–сантехников да сторож Митька) воспрянула духом. Всё потому, что первая молодость рыжеволосой Шурочки уже закончилась. Да и вторая грозила вот–вот кануть в небытие, а житейских благ только и есть – квартира, должность да оклад. Хватило одного взгляда на очкарика – бухгалтера, чтобы понять: шанс стать респектабельной замужней дамой есть. Очкарик сдался быстро, а препятствие, в виде грозной мамаши, Шура посчитала несущественным. Просто стукнула в один из дней кулаком по начальственному столу и заявила:

  –Выбирай: или я или она.

И вот теперь Семён Семёнович, удерживая под мышкой горшок с фикусом, и то и дело вытирая о брючину потеющую ладонь, решал для себя непосильную задачу: где взять смелости, чтобы вдавить пластиковую бляшку в гнездо звонка. И вся жизнь разделилась для него на «до» и «после».   Позади оставались скучные, непримечательные годы, громкий голос матери, насмешки окружающих, постоянный страх сделать что–то не так. А вот впереди! Семён Семёнович встряхнулся, опять перехватил фикус и решительно нажал на звонок.

Дверь отворилась, на пороге стояла его Шурочка, тёплая, мягкая, уютная.

– Ну, входи, раз пришел.

Александра Иннокентьевна шире открыла дверь и отступила в сторону, довольно улыбаясь. Семён Семёнович подхватил саквояж и сделал второй в своей жизни самостоятельный шаг    вперёд. 

 В этот миг каждый из них получил то, что хотел, разве что «Мадам Титаник» наконец–то ощутила сокрушительный удар неумолимого айсберга.