История болезни писателя, оставшегося неизвестным

Кризис

Первая моя встреча с рядовыми работниками издательства с кратким, но емким названием «Факт» происходит в середине апреля. Через шесть недель после заключения договора, в котором на создание оригинал-макета отведено семь.

Раздается телефонный звонок. Приятный женский голос сообщает, что корректура моей книги закончена, и нужно бы встретиться, чтобы обсудить ее. Встречу назначаем через день – раньше мой график занятий не позволяет. Лечу, нервно подергиваясь в ожидании вердикта. Корректор Нина проводит меня в свой кабинет, в котором первым делом задаю самый важный для себя вопрос: «Читабельно?». Корректор Нина сообщает мне, что книга – довольно интересная («Под конец трудно оторваться было»), интересуется, откуда взялась ее идея (У меня уже нервный тик от этого вопроса), и уверяет меня, что ошибок оказалось совсем немного (Еще бы – сколько я ее вычитывала!).

Теперь мое дело – просмотреть корректуру и то ли принять ее, то ли оспорить. Сгорая от нетерпения улучшить свои знания русского языка, хватаю распечатанный текст и мчусь домой. Еле доживаю до вечера. Читаю. М-да, на запятые кое-кто явно не поскупился. Вот только почему столько их вычеркнуто? Консультируюсь со справочником. Еще с одним. Нет уж – вот здесь мы запятую оставим. И еще здесь. И здесь. И здесь тоже.

Кроме запятых, ошибок действительно совсем немного. Кое-где слова местами переставлены, кое-где окончания изменены. Некоторые слова синонимами заменены, возле других вопросительный знак стоит. Напрягаюсь. Что может быть непонятного в слове «литания», скажите на милость? И потом – от перестановки слов акцент ведь во фразе поменялся! Измененные окончания далеко не всегда согласуются с употребленными падежами. Может, в предлоге опечатка закралась? К синонимам же отношение у меня и подавно трепетное – по десятку в голове перебираю, когда пишу. Ладно, оставляю часть из них исправленными – ради поддержания духа творческого сотрудничества.

По мере работы над ошибками сразу же вношу изменения в электронный вариант текста. То, с чем не согласна, выписываю на отдельный листик. На все это у меня уходит три вечера. Возвращаюсь с исправленным текстом и своими замечаниями в издательство. В кабинете корректора Нины оказывается еще и редактор Лена. Последняя здоровается со мной сдержанно, не отрываясь от лежащего перед ней текста какой-то другой книги. Меня начинает мучить совесть. Надо же обидела человека – отказалась от редакторской правки.

Объясняю корректору Нине, почему не согласна с теми или иными изменениями. Добросовестно апеллируя к правилам русского языка. Редактор Лена время от времени косится в мою сторону. Начинаю нервничать – может, слишком поверхностно со справочниками сверялась? Может, нужно было поглубже копать? Но Нина не спорит, доброжелательно кивая головой и то и дело роняя фразу: «Ну вот, видите – все зависит от того, как прочтешь».

Переговоры заканчиваются обоюдным удовольствием сторон. Робко интересуюсь, сколько времени займет верстка. Самый ведь трудоемкий этап, как в один голос твердят все источники. А тут одна корректура шесть недель заняла. С другой стороны, у издательства наверняка полно работы, моя книга в очереди стоит, никто не будет все откладывать, чтобы за нее взяться.

Нина сообщает мне, что версткой не занимается, потому ничего сказать мне не может. А кто может? Можно меня верстальщику представить? С удивлением глянув на меня, Нина говорит, что до верстальщика еще далеко. Сначала им с редактором нужно внести обсужденные изменения в текст. Чуя неладное, спрашиваю, сколько времени это займет. Недельку-полторы, звучит в ответ.

Нет, это мне совсем не нравится. Оставим в стороне тот момент, что у меня на это (вместе с вычиткой и поисками в справочниках) ушло три вечера – личная заинтересованность любой процесс интенсифицирует. Но в голове мгновенно срабатывает калькулятор: неделька – пять рабочих дней, текст – около 500 страниц, в день – сто страниц. Пусть даже в рабочем дне всего шесть рабочих часов – это значит, примерно пятнадцать страниц в час. На странице – одна-две ошибки, и далеко не на каждой. Их нужно всего лишь исправить! Сколько времени нужно, чтобы убрать запятую?

Да ведь у меня все уже исправлено! Предлагаю переслать им электронной почтой уже вычищенный текст – для экономии времени. Наконец-то подает голос редактор Лена: «Да ради Бога, нам же работы меньше». Ура, опять все довольны! Настолько довольны, что меня даже заводят в соседнюю комнату, предназначенную для технического персонала, и представляют верстальщику Андрею и художнице Маше. Представляют как автора, книгу которого корректор Нина всем уже порекомендовала как чрезвычайно увлекательную. Чувствую, что краснею. От удовольствия.

Верстальщик Андрей говорит, что текст можно прислать и завтра, потому что сейчас он заканчивает другую книгу, а за мою возьмется через день-два. Ну вот, это – другое дело, не полторы ведь недели. Спрашиваю у него, нельзя ли поэкспериментировать со шрифтами для названий глав, говорю, что у меня есть предложения по этому поводу. В ответ он поднимает на меня невозмутимо-спокойные глаза и с легким укором произносит: «В этом и состоит моя работа». Пристыжено отхожу. Тоже мне – явилась учить дедушку кашлять.

Пользуюсь случаем, чтобы поговорить и с художницей Машей. Объясняю ей, что обложка у меня уже есть – и лицевая сторона и тыльная – нужны только их размеры, а также размеры корешка. Художница Маша, судя по всему, не разделяет точку зрения редактора Лены на проблему уменьшения объема работы – просит меня привезти ей все три части обложки отдельно, а она уж их скомпонует. Настаиваю. Хочется ведь самой попробовать – а потом уж посмотреть, как это делает профессионал. Художница Маша сбрасывает мне на флешку образец обложки: «Там сразу все размеры видны».