История, где лесавка считает ступеньки

История, где лесавка считает ступеньки

Когда два приятеля-леших  будят меня задолго до рассвета, чтобы совершить вылазку в людской парк, я даже не спрашиваю, куда и зачем меня тащат. И без того ясно – намечается приключение. Только удивляюсь мимоходом, почему мы уже у выхода из питомника, а Живка всё ещё к нам не присоединилась. Обычно кикимора ухитряется пронюхать о таких вещах задолго до того, как Лешек с Блажеком меж собой решат, сто́ящее дело или нет. Компанию нам она не всегда составляет – поручения Сьеффа куда важнее. Но уж сунуть любопытный нос и дать пару важных наставлений не преминёт. Мне последнее время так и хочется её по этому носу щёлкнуть – очень уж подруга важной сделалась с тех пор, как злыдень снизошёл до общения с нею.

Короткая пробежка по вырубленному в толще скальной породы тоннелю – и мы выскакиваем в людскую вотчину. Кларакоры, не дающие ночной тьме ни малейшего шанса, остаются позади. Вокруг непроглядный мрак. Для кого как, конечно. Мы-то – нечисть лесная – в темноте прекрасно видим, а вот людям сложновато: фонари всякие требуются, да хоть лучина тлеющая, чтоб лбом ни обо что не треснуться. Странное дело: нам в питомнике уличное освещение без надобности, но единственные деревья, что растут под небом Подгорья, светятся изнутри, превращая ночь в светлые сумерки. Зато людям кларакоры пришлись бы куда как кстати, но в их землях эти темноствольные гиганты не водятся, а грабы, дубы да берёзки с каштанами темень не разгонят.

Да… Дубы… Пока я размышляю, мы успеваем домчаться до Долины Роз и проскочить её, не притормаживая. А на моё «Да что за спешка?» лешие только отмахиваются. Главный терренкур остаётся в стороне. Мы сворачиваем влево, несёмся по асфальтированной дороге, то плавно идущей вниз, то круто забирающей в горку, снова уходим налево, под ногами теперь уже тропинка, норовящая подловить вывернувшимся камнем, кочкой или вымоиной. И, наконец, вылетаем из-под деревьев на простор. Лешек с Блажеком настороженно осматриваются. Мы на какой-то горке. Никогда здесь не бывала. Справа внизу переливается огнями город. Налево вверх уходит тёмным массивом парк, где-то там, в бархатной глубине сливаясь с Синими Скалами. Но я не могу оторваться от бесконечного неба, усыпанного мерцающими капельками звёзд. Если запрокинуть голову и долго-долго, не шевелясь, вглядываться в этот роскошный полог, он начинает стремительно приближаться, и вот ты уже словно охвачена круговертью огней… Меня безжалостно выдёргивают из созерцания ночного неба.

– Мав! Мав, ты слушаешь или спишь стоя? – это более нетерпеливый Лешек перебивает Блажека, который, кажется, о чём-то говорил. О чём-то, что я умудрилась прослушать.

– А? – я виновато перевожу на них взгляд, ничего не в силах с собой поделать: какая-то невероятная смесь шального восторга, хмельного упоения окружающей безграничностью переполняют меня, заставляя расплываться в жизнерадостной улыбке.

– Здесь, говорю, всё и получилось, – терпеливо повторяет Блажек. – По этим ступенькам она утопала. И всё.

– Эм-м-м… По каким ступенькам? Кто – «она»? Куда утопала? И что – «всё»? – давайте уж по порядку, я спросонья плохо соображаю.

Ступеньки обнаруживаются сразу же – они ведут с горы вниз, в сторону города. Кстати, по словам леших, люди называют гору Сосновкой. Потому что на ней много сосен растёт. Ха! Как будто в остальном парке их мало! А вот дальше… То, что рассказывает Блажек, нравится мне всё меньше и меньше. Оказывается, с вечера они с Живкой собирали здесь… – леший мнётся, но секрет всё равно уже накрылся треснувшим горшком, так что мне сообщают, что кикимора собиралась сделать лесавке сюрприз в виде чего-то редкого, но жутко полезного. Искомый представитель растительного мира довольно агрессивен, поэтому предусмотрительная Живка захватила с собой приятелей. И по этой же причине вылазка совершалась в тайне от Сьеффа, который мог её не одобрить, попросту запретив. Да-да! Своенравная кикимора превращается в смирную овечку, сто́ит злыдню гневно сверкнуть глазами. Конечно, всё это смирение большей частью напускное – Живка ни в чём не перечит своему кумиру, хотя за его спиной поступает по-своему. Так и на этот раз: зная, что Сьефф будет против, она смылась тихой сапой.

Отыскала ли кикимора то, за чем пришла, лешие не ведают. Всю дорогу им пришлось выслушивать дифирамбы рамнус-палласию – великолепной, изумительной чудо-ягоде, которую Живка приметила какое-то время назад, и вот она – ночь созревания, нельзя упустить момент, только бы наставники ничего не заподозрили, а Сьеффу же вы ничего не расскажете, правда? Едва оказавшись на горе, кикимора радостно припустила вниз по ступенькам, крикнув спутникам, чтоб дожидались её зова, дескать, нужны будете – покличу. Лешие прождали мою заполошную подругу до полуночи, потом им надоело и они решили её поторопить. За те несколько часов, что успели промелькнуть, всю Сосновку можно было на четвереньках исползать, не говоря уж о том, чтоб собрать ягод с давно примеченного кустарника. Но Живка словно испарилась. Лешие спустились к самому подножию лестницы, туда, где негромко напевает свою обычную песню речка Ольховка. Затем прошлись по склонам Сосновки, сойдясь на её макушке.  Но тщетно. Ни следа пропажи не обнаружилось. Приятели переполошились не на шутку – раз кикимора позвала их с собой, значит, предполагала возможную опасность, а они не уследили! И ведь ни к наставникам, ни к злыдню не обратишься. Так что, посовещавшись, Лешек с Блажеком помчались за мной.

Тоже мне, нашли эксперта по потеряшкам! Сами, что ли, не могут листок-ста-дорог в путь отправить? Это ж каждому лешонку подвластно – сорви листок, хошь, с дерева, хошь, с кустарника, меж ладоней подержи да о пропаже подумай и на ладонь-то подуй. Листок в воздухе закружится, в путь отправится. Любого заплутавшего в два счёта сыщет, знай, не отставай, за листком поспешай.