История одной дуэли

1. Неудача господина д'Орсана

Франсуа-Арман д’Орсан, молодой человек, весьма приятный внешне, богатый и знатного происхождения – поговаривали, что он приходится дальним родственником не то всесильному министру финансов Кольберу, не то когда-то могущественному кардиналу Ришелье, чья тень всё ещё, казалось, витала под сводами Лувра – так вот, этот замечательный молодой человек был в бешенстве.

Стоило ему на несколько месяцев покинуть Париж и удалиться в своё имение, так город сразу изменился до неузнаваемости! Впрочем, возможно, что глаза Франсуа-Армана после сумрака густых лесов, зелени рощ и просторов полей ещё не привыкли к узким городским улицам и домам, которые жались друг к другу тесно, как озябшие воробьи. Но, как бы то ни было, а когда-то любимый Париж казался шевалье д’Орсану серым и грязным, улицы – переполненными людьми до невозможности, городской шум – чересчур громким, а погода – холодной и неприветливой, как равнодушная любовница.

В Париж пришла зима, но пришла как-то вяло, не уверенной поступью полноправной правительницы, а робкими шажками провинившейся служанки, пришла и застыла на пороге, не решаясь идти дальше. Снег выпадал и почти сразу таял, оставляя под ногами отвратительную сероватую кашу, весь Париж был затянут туманом, и чуть ли не каждый второй горожанин кашлял и ёжился от холода и сырости. Неудивительно, что настроение шевалье д’Орсана вполне соответствовало такой погоде.

На улицах Парижа появилось слишком много бродяг и цыган – против них то и дело выпускались грозные указы, но они, исчезая на время, появлялись снова, проникая, как зараза, в любую щель. Проезжая по улицам, д’Орсан замечал то смуглых чумазых мальчишек, выпрашивавших милостыню, то спешащую куда-то полную седовласую женщину, закутанную в шаль, то молодую девушку, развлекавшую зрителей простеньким танцем с бубном.

Не меньше, чем погода и улицы, его разочаровывали люди. Разговоры с бывшими приятелями теперь стали пресными, женщины, когда-то дарившие ему улыбки, едва удостаивали его взглядом, власть имущие им не интересовались. Этим летом, пока Франсуа-Арман в блаженном неведении отдыхал у себя в поместье, в Париже, да и не только в нём, произошли удивительные события, до сих пор бывшие у всех на устах. Говорили о похищении и чудесном возвращении королевских сокровищ, о спасении чести королевы-матери, о невероятном воскрешении четырёх знаменитых мушкетёров – Атоса, Портоса, Арамиса и д’Артаньяна... И, разумеется, об их детях, тоже принявших самое непосредственное участие в произошедших событиях.

Д’Орсан поначалу живо заинтересовался детьми мушкетёров. В возвращение с того света он не верил, но среди пятерых отпрысков мушкетёров было две женщины – точнее, молодые девушки, и это не могло не заинтересовать Франсуа-Армана. Что и говорить, он пользовался успехом у прекрасного пола – высокий, стройный и широкоплечий, с чёрными волосами и пронзительными серо-карими глазами, всегда аккуратно подстриженными усиками и бородкой, насмешливой улыбкой и столь же насмешливым изгибом чёрных бровей. Его лицо называли мужественным, привлекательным, чертовски красивым, дьявольским, а его язык – острым, словно шпага. Франсуа-Арман одержал немало побед как в дуэлях, так и в любви, и любое новое хорошенькое личико было интересно ему.

Но дети мушкетёров разочаровали его сильнее всего остального. Из сыновей мушкетёров не получилось друзей, с которыми можно было распить бутылочку-другую бургундского, с ветерком проехаться по дороге и весело пошутить. Сыновья Атоса, Арамиса и Портоса слишком дорожили своей честью и держались отстранённо, не желая приглашать в свой круг чужих. За очень недолгое время они настолько разозлили Франсуа-Армана, что он готов был вызвать каждого на дуэль, но не находил повода.

Рауль де Ла Фер, сын Атоса, оказался занудой, обожающим читать морали. Он, взирая на окружающих с высоты своего роста (д’Орсана возмущало то, что ему, с его немаленьким ростом, приходилось смотреть на Рауля снизу вверх!), умудрялся оставаться скромным и порой даже незаметным, всегда был рассудителен и являл собой истинное христианское смирение. Тонкие остроты Франсуа проходили мимо сына Атоса, не задевая его, а все предложения дружбы были вежливо и холодно отклонены. Ходили слухи, что во время истории с сокровищами Рауль был ранен кинжалом и чудом остался жив. «Лучше бы его убили», – мрачно думал Франсуа-Арман.

Анри д’Эрбле, сын Арамиса, был, как признавался себе д’Орсан, слишком похож на него самого – красивый утончённый молодой человек, прекрасный наездник и фехтовальщик, острый на язык, при этом с деньгами и высокого, пусть и не вполне законного, происхождения. Он был дружелюбен и открыт в общении, но у Франсуа оставалось неприятное чувство, что д’Эрбле смеётся над ним – за его спиной или же прямо в лицо. «Нет, мне не нужен друг-соперник», – решил для себя д’Орсан.

Леон дю Валлон, сын Портоса, благородным происхождением не обладал и не пытался это скрывать. Он был грубоват, резок, порой несдержан на язык и слишком дерзко смотрел на Франсуа. Вдобавок ко всему, хоть Леон и не был красавцем, его холодный взгляд пронзил едва ли не больше женских сердец, чем задумчивый с поволокой взгляд шевалье д’Орсана. Франсуа-Армана возмущала такая несправедливость. Он мог бы отомстить капитану, влюбив в себя его младшую сестру, но баронесса дю Валлон оказалась совсем не такой, какой её представлял д’Орсан.

Анжелика дю Валлон, дочь Портоса, была мила – этого Франсуа, видя её ясные голубые глаза и счастливую улыбку, отрицать не мог. Вместе с тем она была вспыльчива, прямолинейна, простодушна, наивна, отнюдь не глупа, дурно воспитана и обладала неуёмным аппетитом. Если бы не совершенно к ней не подходивший титул баронессы и не пышные наряды, в которых Анжелика явно чувствовала себя неуютно, она легко сошла бы за крестьянку или трактирную служанку. В общем-то Франсуа-Арман ничего не имел против милых служанок – они, как правило, доставляли куда меньше хлопот, чем их госпожи, – но баронесса с манерами служанки и характером Портоса? Нет уж, увольте!