Из бочки мёда

Из бочки мёда

Из бочки мёда  

Улица пригорода. Вечер.  

Последний дом, а на следующем участке ничего, кроме испечённой травы. Здесь кое-где ещё расположены деревянные коттеджи для семей из среднего класса. Ближе к городу их плотность растёт.  

Когда городок богател, то эти пригороды с завидным буйством пускали свои дощатые щупальца на равнину, но теперь же они вяло отступают.  

Место живёт.  

Смуглые дети беженцев и мигрантов носятся, их банды разбавлены местными, стоит по-детски дикий шум, гам. Мяч перелетает на другую сторону, и туда летит целая ватага.  

Мимо проезжает чёрный автомобиль. Его корпус по-хищнически целеустремлён, а хромированные детали переливаются бликами на солнце.  

Сигнал ревёт, топя в себе детские крики… Дорога здесь не самая лучшая, для быстрой езды.  

Маленькие люди разбегаются с ужасом кто куда, но в итоге, все они целы, с крылец соседних домов слетают матери с возмущенным визгом, грозятся вслед машине.  

Далее, самоходный экипаж пронёсся сквозь кварталы. Ближе к центру города, у здания банка, остановился. Здесь гораздо более многолюдно.  

Обыватели, среди которых рабочие фабрики, клерки, матросы, портовые грузчики, домохозяйки, заполнили этот небольшой участок, и текли в нём, как в артерии, особенно мощно.  

Вышел водитель. Среднего роста, широкий в плечах человек в костюме, но с простым грубым лицом.  

Обошёл машину и любезно открыл дверцу.  

Явилась хозяйка. Дама в темно-синем платье и небольшой шляпке- колокольчике. На шее красовались бусы. У неё была популярная для эпохи скромная фигура.  

Она чуть задрала голову, чтобы посмотреть на закатное солнце. Лицо её было с правильным чертами, тонкие, но густо накрашенные, губы изгибались в доброй улыбке. Глаза были большими, светло- серыми.  

Чёрная прямоугольная дверца звонко захлопнулась.  

Джек Лоу, шёл себе среди прочих прохожих.  

Худощавый парень, двадцати восьми лет. Лицо вытянутое, скулы острые, глаза тёмные, губы бесцветные слегка кривые, а волосы каштановые, коротко острижены. Не образован, но добр и прост. Судьба для него вытащила лопату, а фортуна сплюнула на тротуар, по которому он шел в эту жизнь. И все тротуары для него теперь заплёванные.  

Одежда его придавала ему ауру потёртости, даже не себе, а своему хозяину, поскольку она стала ему второй кожей, за многие годы безвылазного ношения.  

С одной стороны, был незаметный огромный дом из кирпичей цветом ближе к бледно-бордовому, старый и сугубо жилой, и из таких состояли кварталы в центре, на первых этажах располагались самые разные бутики и лавочки, все они процветали в этот душистый вечер.  

Но и на углу продавали цветы.  

Там стояли огромные букеты, белые клумбы, разнообразные корзинки и прочее. Возле них суетился пожилой, но бодрый продавец.  

И из-за этого угла вышла девушка в синем.  

Ничего не успел увидеть, лишь ощутил на щеке мимолётный поцелуй, а затем кулак из короткий волосатых пальцев врезался Лоу в острую скулу.  

Послышался звонкий, заливающийся, как некая сладкая ядрёная жидкость, женский смех…  

— Вы не должны мисс… позволять себе такое… босс будет зол. Лоу очнулся в луже, на краю дороги, где ему сигналил авто.  

Увидев, водитель вышел и с ещё одним небезучастным пешеходом подняли его и усадили на стульчик около стенда с дешёвыми изданиями.  

— Эх, приятель…  

— Что с тобой?  

Доносились отрывки издалека…  

Сколько бы он не старался быть ещё тише. А получалось плохо.  

"Мне не нужно быть большим. Мне нужно удовольствие быть… быть на месте, и не громко" — обдумывал он то, как держать себя, обычно если день проходил не слишком успешно. Такие дни наводили мысли на фундаментальные ошибки жизни.  

Почти пустая комната деревянного домика.  

В целом он лишь жил скромно. И большую часть дней, да, именно так, как того хотел. А хотел он того, к чему стремился. А стремился из соображений безопасности, душевной, конечно. Ведь при его ничтожестве, как он полагал, душевная безопасность превыше всего. В этом было он весь.  

"Но вечно прятаться нельзя… откуда это тупое правило? Кто это сказал!? Кажется, это говорила мне тётушка… а пошла она к чертям! Мне это необходимо! Лишь есть моменты, когда изнашивается что- то…"  

"Ты изнашиваешься, Джек. " "Заткнись! "  

Он кинул стеклянный стакан в стену дощатую и тот разбился об железный уголок, прибитый там на гвоздь, неизвестно для чего, прошлым хозяином арендуемой хибары.  

Головная боль усилилась, и Джек сосредоточился на успокоении. Импульс.  

"Тебе просто требуется отдых. А это… это как споткнутся" "Да тебе лицо разбили! Тебя уничтожили там! "  

"Заткнись! "  

Снова импульс… гораздо сильнее. Боль захлестнула сознание.  

Можно было простить удар. Не впервой терпеть нокаут от судьбы. Случайная грубость исходила уже не от конкретных случайных людей, но от всемогущей судьбы, что просто выбирает то или иное лицо, чтобы дать пинок в живот. Такова её природа.  

И это к этому привыкаешь.  

Но женский смех Джеки простить не мог.  

"Искать… искать эту сучку, где бы она не пряталась! " — кричал в себе маленький человек, как осознавал себя. Он ощущал момент крика переломным в своей сути.  

И было решено искать.  

Первые образы действия навеяло воспоминание.  

Тогда Джеки лежал в кровати и прокручивал в голове неприятную ситуацию во всех деталях, пережёвывая её, скрипя ржавчиной времени, разжёвывая и проглатывая. И он увидел себя самого, слоняющегося в городе в тупом зверином поиске следов.  

"Нет, так дело не пойдет…"  

"А может устроится официантом? Знаешь, ты не видел, она так счастливо и самоуверенна смеялась, может она богачка? или вертится с богачами? А эти люди ходят по ресторанам. "