Из одной сказки

С некоторых пор, утро стало самым ненавистным временем для Артура. Открывая глаза, он заранее готовился к худшему, просто потому, что худшее случалось каждый день, без выходных и праздников. Ему казалось, что это длится вечность, хоть разум и подсказывал, что всего-то вторую неделю.

Все дело было в том, что Артур совершенно не годился в отцы.

Меняя, в два часа ночи, подгузник Марго, орущей так, будто бы он пытался вскрыть ее тупой ложкой, он думал только о том, какой плохой из него отец.

“Не станет ведь ребенок орать просто так”, — думал Артур. Не станет без причины сгрызать до дыр соски, не станет с воплем швыряться подушками, когда надо спать, не станет выплевывать страшно полезное и страшно гадкое даже на вид пюре.

Артур совершенно точно понимал, что все это потому, что он — плохой отец.

Когда последняя няня, Анита, страшно извиняясь, объяснила причины своего ухода, и, краснея до корней волос, причины, по которым агентство пока не может предоставить ему новую няню, Артур в ужасе думал только о том, что только у такого плохого отца как он могло случиться что-то подобное.

Перед праздниками в агентстве был аврал. Он звонил каждый вечер, чтобы услышать один и тот же ответ: к сожалению сейчас никого нет, люди едут на отдых, детей оставить не с кем, сотрудников не хватает, но, как только кто-нибудь появится, то сразу, непременно, они предоставят ему няню.

Моргана упрямо отвернулась от ложки с кашей и яростно застучала кулачками по столику. Артур с грохотом уронил голову на стол предоставив дочери возможность с наслаждением вцепиться в его волосы.

"Хуже просто не придумаешь", — подумал он, в то время как каша постепенно перемещалась из миски на его голову.

Телефон он сначала даже не услышал, то ли каша в уши затекла, то ли он ушел в транс.

На пятой что ли трели, он подскочил, напугав дочь, бросился к телефону, чуть не забыв, что нужно говорить.

"Сумасшедший дом слушает", — подсказывал мятущийся разум, но он сдержался.

За это небеса смилостивились и дали ему надежду. После обеда обещали прислать няню.

Гора, свалившаяся в первое мгновение с плеч Артура, к обеду превратилась в приличных размеров глыбу и повисла у него на сердце печальным сталактитом.

Решенная было проблема стала пугать его страшными перспективами. Вдруг эта женщина не понравится Моргане? Вдруг будет полной дурой? Или садисткой? Или наркоманкой? Разве может он оставить ребенка с чужим человеком?

“Я плохой отец”, — снова и снова думал он. — “Даже с собственной дочерью не могу справится без посторонней помощи”.

Моргана снова не спала и яростно трясла решетку кроватки, отделяющую ее от вожделенной свободы. Черные кудряшки топорщились в разные стороны, зеленые глаза метали молнии — бес, а не ребенок, ну и кто с такой справится?

Артур попытался было представить женщину, которой это было бы под силу, но разум упорно рисовал что-то среднее между его собственным отцом, а он был очень и очень непростым человеком, благо сам вырастил сына один, и Анитой, которая, даже при всех своих достоинствах, не всегда могла угадать, что нужно было маленькой Марго.

Он бросил рисовать у себя перед глазами картины ужасающего его будущего и вдруг услышал, что в дверь звонят. Не первую, судя по настойчивости, минуту.

Артур понесся в прихожую, чуть не сломал себе шею, споткнувшись об очередного плюшевого дракона и, не глядя, распахнул дверь, ожидая увидеть что угодно, но никак не то, что он увидел.

На занесенном снегом крыльце, угрюмо подперев плечом дверную раму, стояла худая до невозможности девица с короткими, всклокоченными черными волосами и мрачным взглядом исподлобья.

— Уснул ты там, что ли? — спросила она ядовито, смерив Артура взглядом, не демонстрирующим ни капли дружелюбия.

— Нет, я... — начал было оправдываться Артур и осекся: гостья протянула руку к его волосам.

— Это что?

— Должно быть, каша.

— Понятно. — девица коротко усмехнулась и протиснулась мимо него в дом, на ходу развязывая присыпанный снегом синий шарф. — Где девочка можешь не говорить, я слышу.

— А ты кто, собственно, такая? — очнулся наконец Артур. Появление наглой пацанки выбило его из колеи, но на своей территории в нем мгновенно проснулся инстинкт защитника.

— Самая злая из эльфов Санты, — презрительно бросила брюнетка, снимая куртку, под которой нашлось совсем мало плоти, затянутой в черную мятую футболку и черные же джинсы.

— Слушай, ты... — начал Артур, но перед глазами вдруг замаячила ярко-желтая карточка.

— Хочешь, позвони в компанию, — сказала "Мерилин", как было написано на карточке, покачивая бейджем перед самым лицом Артура. — И там тебе скажут, что я, конечно, маньячка, но детей не ем.

Она сунул карточку в руки незадачливому отцу, а сама скрылась в комнате. Артур после небольшой заминки (странное у нее имя, настоящее ли?) поспешил за ней, тщетно пытаясь уложить происходящее в своей бедной, измазанной кашей голове.

Разумеется, он сейчас же позвонит в агентство и скажет, что лучше уж он сам, лучше с ребенком на работу ходить будет, как-нибудь, не доверять же ребенка этой наркоманке или кто она там, или…

Он замер на пороге комнаты, как громом пораженный, не в силах поверить в то, что увидел.

Моргана улыбалась во все свои три зуба. И не орала. Ее крохотная ручка утонула в длинной, узкой ладони лохматой маргиналки.

Мерилин с серьезным лицом пожала детскую ручку и сказала:

— Приятно познакомиться.

А потом улыбнулась так, что сердце Артуро ухнуло куда-то вниз и прожгло дыру до самого центра земли.