Из последнего пепла

Из последнего пепла

(*)

– Ты, девочка, не бойся меня, – Рудольфус де Рэ был не самым хорошим собеседником и ещё хуже был из него дипломат, но иногда он интуитивно угадывал, что от него хотят услышать и как следует им это сказать.

Каталина давно не слышала такой твёрдости в голосе, такой уверенности. Её мать, до того как навеки упокоиться в воде и тем сбежать от проблем, в которые погрузила и саму себя и несчастную свою неприкаянную дочь, часто была нервной. Сейчас, конечно, Каталина понимала причину этих нервов: мама понимала, что развязка близка и вскоре дочь её поймет, что никакая она не ведьма.

И никогда ей ею не быть.

Но тогда Каталина этого не знала и слышала в голосе матери натянутую, словно струна, готовую лопнуть, истерику.

Отец всегда был отстранённым. Он даже по имени её редко называл, да и до того как всё обнаружилось, навещал их редко. Каталина в это не вмешивалась, но она всегда чуяла – от Ричарда тепла и уверенности не жди, она словно была бы лишней в его жизни, и она, и мама, и он держался от них на расстоянии, иногда вспоминая будто о долге.

А когда всё вскрылось – Ричард не скрывал презрения ни к ней, ни к её матери, но если женщина ушла быстро и по своей воле, оставив позади себя созданные проблемы, то Каталина так не смогла и всё пришло к печальному итогу: ещё большему отстранению, презрению и…испугу.

Да, Каталина чувствовала, что даже отец её боится. Она напоминала ему о мире, который, хоть и смирился с миром магическим и заключил с ним мир, а всё равно был страшным и чужим. И неважно, что Ричард сам делал в нём деньги, продавал людишкам свои магические умения, важно то, что Ричард оставался магом и всегда чувствовал себя выше любого человека.

А тут? А тут мир людишек, такой далёкий, такой жалкий, воплотился в его дочери, и вызвал трещину во всей сути Ричарда, прокатился камнем, разламывая на куски привычный мир. Мир, враждебный на уровне крови предков, оказался слишком близко.

Ричард испугался, возненавидел и запаниковал.

Что касается Магрит, то и та не была образцом твёрдости и воплощением спокойной уверенности. Напуганная не меньше Ричарда, взбешённая на его малодушие, она, конечно, пыталась взять на себя ответственность за его дочь, хотя и сама не понимала зачем ей это нужно. Но что делать с этой ответственностью она не представляла. Куда идти? Чем жить? От кого бежать и к кому? Все эти вопросы Магрит пыталась не доводить до ума Каталины, но та была всё-таки уже не совсем ребёнком.

Каталина сильно повзрослела за последние месяцы, полные разломанного мира, тлена, предательства и одиночества. На её слёзы никто не отозвался, и она пыталась больше не плакать, хотя не всегда это и выходило. Она обещала себе быть сильной, но понимала, что это будет непросто и ещё Каталина начала догадываться о страшной истине: не бывает в этом мире взрослых магов и ведьм, как, быть может, не бывает и людей, все они всего лишь дети, которых легко выбить из привычного уклада.

Но Каталина искренне была благодарна Магрит, хотя и чуяла – той самой нужна помощь, ведьма запуталась.

Франческа была почти образцом спокойствия и уверенности, но Каталина помнила её по школьным дням, где старая ведьма была совсем иной – казалась жестокой и холодной, далёкой от бед учеников. Кто же знал, что за пределами Академии Франческа такая другая? Будь Каталина младше, она бы поверила Франческе и дрогнуло бы начавшее замерзать сердце, но…

Но всё было не в её пользу.

В ту ночь Каталина сама не помнила как очутилась на улице. Кажется, её позвали. Да, кажется… голос был знакомый, и чуть позже она смогла узнать обладателя этого голоса – Рудольфус де Рэ! Он ждал её на улице, за высокими зарослями сорняков, не переступая границы участка, чтобы не услышала Магрит, увлечённая ссорой с Ричардом.

Каталина знала, что он тут. Она его слышала. Но она не стала даже изображать заинтересованность, понимая, что это бесполезно. Металась по комнате, пока не пришёл спасительный голос де Рэ, а с ним и помутнение…

В глубинах памяти звучало что-то о гипнотических заклинаниях, но это было давно, в прошлой, счастливой жизни, которая теперь даже не снилась Каталине. А присутствие мага было реальным.

– Девочка, ты хочешь быть ведьмой? – спросил де Рэ тихо и его голос прозвучал так спокойно и так уверенно, что Каталина тотчас поверила ему во всём. Спокойствие, которого не было в её жизни, было теперь близко. И помощь. И ещё, быть может, магия, но сами слова и тон голоса были тоже магией, которая, как оказалось, не подчиняется даже магам и ведьмам.

Каталина уже убедилась.

– Хочу, – сказала Каталина сразу же. Где-то в глубине сознания билась мысль о неправильности происходящего, но Каталина с буйной юности лет решила что терять ей нечего.

– Тогда идём, – предложил де Рэ и протянул твёрдую сухую ладонь.

И она вложила в его руку свою. Не соображая или почти не соображая, Каталина подчинилась, и уже не думала ни о чём, кроме плывущего мира перед глазами. Осознание хлестануло сразу же с обретшимися очертаниями, прошлось по всему её существу, сжало тревогой горло…

Каталина в ужасе взглянула на Рудольфуса де Рэ, понимая, что она больше не у лачуги мадам Франчески, а где-то в чистой и светлой комнате, совершенно чужой и незнакомой, один на один с магом де Рэ.

– Ты, девочка, не бойся меня, – промолвил Рудольфус де Рэ с прежней магической уверенностью, и Каталина слегка кивнула, рассудив, что ей он ничего не сделает.

В этом она не ошибалась. Никто не собирался причинять ей вред. Откровенно говоря, Рудольфус де Рэ вообще никому не собирался вредить, он просто хотел навести долгожданный порядок и вернуть всё в то состояние, которое ему казалось правильным: мир магии и мир людишек должен был разойтись и не сходиться…ну, по меньшей мере, пока он жив.

А для этой цели нужно было заполучить себе хороших соратников, из числа тех, что смогут расшевелить угасший, мерзкий, полный мирного веяния мирок. И как удачно, что двое из соратников завязаны на какой-то там девчонке.