Избранная Богом.

Смерть.

Белые стены отражали лунный свет на голубые кафельные плиты. В комнате стоял неприятный стабильный писк пульсометра, заглушающий хриплое дыхание старухи. Её морщинистую руку обвивали толстые мазолистые пальцы сына, который с тревогой смотрел на монитор аппарата.

-Коля,-прохрипела старуха.-Воды мне...воды...

Мужчина кивнул.

-Сейчас, мама.

Он поцеловал руку своей матери и достал из тумбочки бутылку воды. Открутив крышку, он поднёс бутылку к губам мамы, приподымая второй рукой её голову, чтобы помочь пить. Сделав пару глотков, старушка выдохнула с облегчением, задержав дыхание на секунду, а потом ровно выдыхая.

-Мне ночью приснился сон,-начала пожилая.-Я гуляла среди полей, а вокруг меня рос Иван-чай, и так пахнул, ммм... Иду я, а посреди поля дом стоит. Низенький такой, деревянный. А на крыльце, в кресле-качалке, женщина сидит беременная и живот свой гладит. А по дому её муж ходил туда-сюда, туда-сюда и переживает, ха-ха... Я сразу вспомнила, как тебя носила под сердцем. Счастливые дни,-мать трясущимися руками похлопала сына по тыльной стороне руки.

-Мама...не надо...

Сынишка её готов был расплакаться, но ради матери не смел, и держал слезы в своих глазах.

-Ну, а что мне молчать? Я-то знаю, что сегодня...

Старуха замолчала на полуслове и посмотрела в окно, поднимая взгляд к луне.

Её Коля не мог больше держаться. Он опустил голову к руке своей мамы. Такой морщинистой, но такой мягкой и тёплой. По щекам полились слёзы, и ему на душе было так больно. Он любил маму, и терять её было так страшно, как если бы жизнь после её ухода оборвётся.

Видя слёзы сына, старушка подняла свою руку и положила её на макушку сына, гладя его по голове.

-Мама, мне страшно,-всхлипывая сказал её сынишка, рыдая.

-Я знаю,-мать продолжала гладить своего ребёнка по голове, пытаясь и сама не разрыдаться, зная, как больно её сыну.

Прошли похороны. Дубовый гроб, обитый синим габардином, опустили в яму и засыпали землёй. На похоронах, да на поминках, было много людей. Родственники, дети, друзья и просто давние знакомые.

И Коля, и все так плакали, но потом, когда последняя горсть земли упала в кучу, всем стало так легко. Это было облегчение, которое никто не хотел признавать, как если бы это было каким-то пороком чувствовать себя хорошо после похорон, но никто отрицать этого не мог, это было лицемерно.

И тогда...раздался крик младенца.