Детский голос звал меня с таким отчаяньем, что кровь стыла в жилах. Я уже с минуту металась из стороны в сторону, пытаясь понять, откуда слышу мольбу о помощи, потому что эхо дробило мальчишеское: «Спаси меня! Пожалуйста, скорее!» на десятки таких же возгласов и разносило по бескрайнему полю, бросало в чащу леса, что обрамляло его и уносило к высоким, синим небесам, по которым неспешно плыли перистые облака.
– Где ты?! – крикнула я, сложив ладони лодочкой у рта.
Будто это и правда могло сделать голос громче…
– Мы здесь! – тут же отозвался мальчик.
На этот раз я поняла, что нужно бежать именно в лес, который с боков начал покрываться рыжиной осени, а у корней, даже несмотря на светлый день – инеем.
Подобрав подолы синего платья, едва не задыхаясь от тугого корсета, я бросилась туда, не помня саму себя.
К сожалению и своему ужасу – буквально не помня. Точнее, явно помня не всё. Например, откуда на мне платье, что будто из старых фильмов или каких-нибудь сказок, вместо больничной сорочки?
Точно знаю, вот это в память врезалось навсегда, что совсем недавно я была подключена к аппарату жизнеобеспечения. А теперь, чтобы срезать расстояние до деревьев, продираюсь по пшеничному полю. И нереальность всего пугала всё сильнее, ведь колосья практически все оказались пусты. Стебли золотистые есть, а зерна на них – нет. Словно птицы выклевали. Да только и птиц вокруг не видно.
Как я вообще сюда попала?
Что здесь произошло?
И всё это – наверняка не сон. Потому что я чувствовала и боль в босых ногах, ступки которых так неприятно кололи прутья пшеницы, и усталость, и нехватку воздуха из-за корсета, который на бегу, к сожалению, было не развязать, как ни пыталась я дёргать за чёрные завязки на нём.
И вот, наконец, я оказалась под сенью леса, воздух сделался сиреневым, и только тогда я поняла, что деревья, принятые мною за сосны, на самом деле являлись незнакомыми мне и имели тонкие, жёсткие фиолетовые листья. А те, что отдавали рыжиной, были лишь похожи на привычные для меня клёны.
Запрокинув голову, кружась и не сбавляя шага, я не могла отвести от этой красоты взгляд и чуть не упала, зацепившись о выступающие над пружинистой землёй корни.
– Боже… – выдохнула, как бы возвращая себя к реальности собственным голосом и спохватилась: – Где ты?! Кто-нибудь меня слышит?
– Мы здесь! – тут же откликнулся ребёнок. – Пожалуйста, скорее, иначе оно нас съест! – и я пошла на зов.
Уже готовая ко всему, хотя и надеялась, что дети просто заблудились в лесу и такой распространённый для юного возраста страх быть кем-то съеденным всего на всего первым пришёл к ним в голову.
Если же опасность реальна… Что ж, я не сбегу, не смогу оставить малышей в беде. Пусть даже в руках никакого оружия нет.
Однажды я, дико боясь собак, бросилась на защиту котёнка, которого к углу магазина прижало четверо псов. А здесь человеческие детки в беде, не котята!
Так я думала, пока не увидела, что дети, похоже, не совсем человеческие… Точнее, один из них.
А вот угроза над ними нависла вполне обычная для восприятия: дикие кабаны. Они бивнями своими пытались подцепить хилое и без того завалившееся на бок деревце. На котором, с округлившимися от страха глазами, жались друг к другу двое мальчишек со свёртком между ними.
И свёрток этот оказался крохотным ребёнком, которого спеленали, видимо, чтобы легче было удержать.
А как только я выбежала, сразу не разобравшись, что к чему, из за густых кустарников, выступив на свет, что острыми лучами лился сквозь сплетение ветвей на землю, кабаны все, как один, развернулись ко мне. А ветвь хрустнула и один из мальчишек, качнувшись на ней, пытаясь удержаться, случайно разжал на свёртке пальцы. И ребёнок упал в мягкую от прошлогодней сухой листвы землю, прямо в круг диких, опьянённых охотой, зверей.