Изнанка зеркала

Изнанка зеркала

 – Я никому не нравлюсь!

            – Я тоже никому не нравлюсь, – он пожал плечами. – И ничего. Живу как-то. Причем довольно неплохо и довольно давно.

            Ой, да ладно! Давно он живет, можно подумать! Я еще раз оглядела своего странного собеседника. На вид больше сорока, но меньше шестидесяти. Колоритный такой мужик. Густая черная шевелюра изрядно разбавлена сединой. В выражении лица чувствуется что-то хищное. Светло-серые глаза на смуглой коже смотрятся необычно. Да и вообще странные глаза. Как ни крути, взгляд порой лучше всего выдает возраст. А тут что-то непонятное. Глаза, вроде как, все время одинаковые. Но при этом, то кажется, что на тебя то совсем молодой парень смотрит, то глубокий старик. Чертовщина какая-то. Одет мой новый знакомец, как стареющий хиппи. Потертые джинсы до колена, футболка с загадочными узорами и непонятными надписями. Во что обут, не видно - не заглядывать же под стол. Но не удивлюсь, если в кеды или шлепанцы.

            Наверное, потому и подсел ко мне, что углядел родственную душу. Я машинально провела рукой по пурпурным прядям на челке. Конечно, не с моей внешностью привлекать к себе дополнительное внимание, но мне плевать. Вон даже дядьки подсаживаются знакомиться. Значит, и толстая корова может заинтересовать мужчину...если мужчина уже на пороге старости и совсем отчаялся.

            – Ты не понимаешь! – странно, что я вообще с ним откровенничаю.

            – Тогда попробуй объяснить, – он извлек откуда-то старинный портсигар, открыл и протянул мне.

            Я взяла сигарету, мимоходом подивившись, откуда бы ему знать, что я курю. Сигарета оказалась самокруткой со странным, но приятным вкусом. Я с удовольствием затянулась.

            – Что тебе объяснить? Хочешь знать, каково это – жить в шкуре толстой уродины, мечтая о том, чтоб никогда не видеть своего отражения в зеркалах?

            – Можешь не продолжать, Алиса, – прервал он.

            Странно, я вроде  не называла своего имени. Или называла, черт его знает.

            – Значит, ненавидишь свое отражение? Будто зеркала в чем-то виноваты, – хмыкнул он, выпуская струйку темного дыма.

            – Да нет, конечно, – мне стало совсем паршиво. – Я виновата. Жру и не вылезаю из-за компьютера.

            – Однако до Швейцарии добралась.

            – Откуда ты знаешь, что я не местная?

            Удивительная осведомленность нового знакомого о моей персоне начинала бесить и даже слегка пугать.

            – Ты немка, тут и думать нечего, – он ухмыльнулся, обнажив идеальные зубы.

            – Оттого, что говорю по-немецки?

            – Оттого, как именно ты говоришь по-немецки. Только глухой не поймет, что ты из южной Германии. Баварский акцент ни с чем не спутаешь.

            – Ладно, убедил, – я слегка расслабилась. – А откуда знаешь, что меня зовут Алисой?

            Он молча кивнул на мой рюкзак. Ох, какая же я дура! На серой ткани ярко-оранжевыми нитками было вышито «Алиса». Тетя Хенрика постаралась. Вообще этот рюкзак мне не нравился, я бы в жизни не взяла его с собой, если бы у моей любимой сумки не оборвался ремень накануне поездки.

            – Мало ли что написано на рюкзаке, – проворчала я.

            – Мало кто станет таскать рюкзак с чужим именем, – парировал он.

            – Ладно, хорошо. Но откуда ты узнал, что я курю? – лучше уж сразу развеять все подозрения.

            – Э-ээ, – он замялся. – Не хочу тебя обидеть, но курящих людей довольно легко опознать по характерному запаху. По крайней мере, курящих эту дрянь из пачек, что продаются на кассах в супермаркетах.

            – Ты хочешь сказать, что от меня воняет?! – я задохнулась от возмущения и унижения.

            – Не то что бы...

            Не собираюсь дальше тратить время на беседу этим хамом! Какого черта я вообще с ним разговариваю? Только оттого, что впервые кто-то соизволил обратить на меня внимание? Такого внимания мне даром не надо. Пошел он!

            Я решительно встала из-за стола. Хорошо, что здесь не нужно ждать, когда принесут счет. Свою чашку кофе я уже оплатила на кассе.

            – Куда ты так резко собралась, Алиса? – он изобразил недоумение, но в странных серых глазах ясно читалась сочувственная насмешка.

            – В гостиницу, – буркнула я. – На другой берег. Всего хорошего.

            – Как же ты доберешься?

            – На пароме.

            Отвяжется когда-нибудь этот противный тип или нет?

            – Но последний паром на тот берег ушел полчаса назад.

            Что за чушь?! Я лихорадочно принялась выцарапывать из рюкзака мобильник, чтоб проверить график движения паромов, курсирующих между берегами озера Лугано.

            Черт, черт, черт! Я сфотографировала расписание парома, отходящего с итальянской стороны, а не со швейцарской. И что теперь делать? По земле добираться много часов – не вариант. Придется искать здесь гостиницу. Совсем не нужные траты.

            – Что же ты будешь делать?

            Еще этот лезет, куда не просят! Какое ему вообще дело?

            – Ночевать на берегу под звездами! – я снова опустилась на стул.

            Можно язвить сколько угодно, но, похоже, именно такая участь меня и ждет. Сейчас разгар сезона, и все гостиницы на швейцарской стороне либо заняты, либо стоят дороже, чем я могу себе позволить. На итальянском берегу было бы проще. Впрочем, там у меня своя гостиница. Оплаченная. С видом на озеро и чудными завтраками. А я тут и если  найду номер на ночь, то останусь совсем без средств.

            Я бросила злобный взгляд на мужчину, который все еще сидел напротив, всем своим видом изображая сочувствие. Умом я понимала, что он никак не причастен к дурацкой ситуации, в которой я оказалась. Но  до ужаса хотелось найти виноватого, чтоб сорвать на нем злость. А кандидатура моего навязчивого собеседника подходила как нельзя лучше.

            – Да, непросто тебе будет найти номер на ночь глядя, – вздохнул он.

            – А то я сама не знаю! – я не собиралась церемониться с незнакомцем, изображая вежливость. – Если не можешь сказать ничего по делу,  лучше молчи.

            – Ну, почему же? – казалось, его совсем не задел мой тон. – Могу и по делу. Я знаю недорогую гостиницу не так уж далеко отсюда. Могу подвезти.

            – Знаю я, куда ты меня подвезешь, – фыркнула я. – Наверное, не дальше собственной гостиницы. И предложишь переночевать в твоем номере. Так ведь?

            – Алиса, ты слишком высокого мнения о собственной привлекательности, – расхохотался он в ответ на мое предположение.

            А мне захотелось плакать. А еще запустить чем-нибудь в этого нахала. Да, конечно, оскорбительно, когда незнакомый мужчина пытается затащить тебя в постель, но куда обиднее, когда он дает тебе понять, что ты недостаточно хороша для этого. Несчастная толстая уродина! Вот бы куда-нибудь исчезнуть! Вот прямо сейчас! Таким, как я, не место в мире, созданном для стройных длинноногих красоток.

            – Хватит дуться, – он коснулся моего плеча. Странное это было прикосновение. Пальцы, вроде, прохладные и нежные, но при этом по коже словно легким электрическим разрядом ударило. – Я просто хочу тебе помочь.

            И сказал он это как-то странно. Слишком проникновенно. Будто речь шла не о ночевке в дешевой гостинице, а о спасении меня от всех  горестей.

            – Ладно, помоги, – я торопливо проглотила комок в горле и сморгнула навернувшиеся слезы.

            В конце концов, хуже все равно не будет. Даже если он завезет меня куда-нибудь в лес и там разрежет на куски. Плевать!

            Оказалось, что мой спутник приехал не на машине, а на мотоцикле. Он протянул мне собственный шлем, а сам остался с непокрытой головой.

            – Тут полиция может прицепиться, – я решила его предупредить.

            – Ко мне не прицепятся, – он неожиданно задорно подмигнул, и я почти забыла, что минуту назад ненавидела этого типа. – Садись и держись крепче, Алиса. Не хотелось бы испортить все веселье.

            Сначала я не поняла, что он имел в виду и вновь насторожилась. Но, очевидно, под весельем этот тип понимал свою манеру водить мотоцикл. Это был настоящий экстрим. За двадцать минут я решила, что все-таки очень хочу жить, а еще, что руки у меня вовсе не такие слабые, как казалось. Я  так сильно обхватила своего спутника, что удивительно, как он умудрялся дышать во время безумных виражей на дороге.

            Затормозил он неожиданно и настолько резко, что я чуть не свалилась с этого чертова байка.

            – Ну, вот мы и приехали, – он стащил меня с сиденья, поставил на землю и помог снять шлем.

            Очень кстати - у меня руки практически одеревенели, как, впрочем, и все тело.

            – Ты как? – поинтересовался он.

            – Нормально, – еще не хватало дать ему понять, что я натерпелась страху. И так я в его глазах жалкое создание.

            – Тогда пошли.

            Едва бросив взгляд на гостиницу, я поняла, почему номера здесь не должны быть дорогими. Здание было настолько убогим и обшарпанным, что казалось, ему вообще не место в уютной чистенькой Швейцарии. Ладно бы еще на итальянском берегу, но тут трехэтажное серое облезлое строение казалось чем-то инородным. Впрочем, вокруг не наблюдалось других домов, а потому контраст не был столь разительным.

            – Жутковатое место, – не удержалась я, глядя на здание, стоящее в окружении старых вязов и лип.

            – Могу отвезти обратно к озеру, в «Хилтон» или «Мариотт» – ехидно предложил в ответ мой спутник.

            – Спасибо, не стоит. Переживу тут одну ночь. Надеюсь, служащие этого, с позволения сказать, отеля после заката не превращаются в вампиров?

            – Нет, что ты, – заверил меня он. – Я отлично знаком со здешним персоналом.

            – И маньяков, вламывающихся с топорами в номера постояльцев, тут тоже не водится?

            – Ничего такого, уверяю тебя, Алиса. Мне кажется, нынешняя молодежь чересчур увлекается фильмами ужасов.

            – Знаешь, при взгляде на эту развалину поневоле вспомнишь все ужасы от «Сайлент хилл» до сказок братьев Гримм.

            – Не думал, что ты такая пугливая, – он насмешливо посмотрел на меня.

            – Ты же понимаешь, что я шучу, – не хватало еще, чтоб меня ко всему прочему считали трусихой.

            – Тогда пошли.

            И я пошла за ним, хотя при взгляде на мрачную развалюху перспектива ночевать на берегу озера уже казалась мне заманчивой.

            Внутри здание оказалось чуть приятнее, чем снаружи. Уютным его, конечно, не назовешь. Но хоть обои хлопьями не свисают, а полы и потолки выглядят относительно чистыми. Видно, я так усердно осматривалась, что мой провожатый не упустил случая вновь съязвить.

            – Ищешь кровавые пятна?

            – Нет, высматриваю клопов и тараканов!

            – О, как вам не совестно, юная леди, – скрипучий голос раздался откуда-то сбоку так внезапно, что я вздрогнула. – У нас никогда не водилось подобной гадости, – из-за портьеры появился невысокий сухонькой старичок, одетый в какую-то доисторическую ливрею, которая, надо признать, ему даже шла. – Не стоит судить о заведении по его внешнему виду. «Зазеркалье» – вполне приличная гостиница.

            – «Зазеркалье»?! – я нервно захихикала.

            – А что не так? – вопросил портье, нахмурив густые седые брови.

            – Не бери в голову, Адольф, – успокоил старичка мой спутник. – Просто нашу юную гостью зовут Алиса.

            – Ну надо же! – портье рассмеялся каким-то неприятным лающим смехом. – Какое забавное совпадение.

            Мой спутник присоединился к нему. И хотя совпадение действительно было забавным, мне совсем не хотелось смеяться.

            – Господа, простите, что прерываю ваше веселье, но сколько стоит номер? Кто знает, может, я не смогу позволить себе ночь в столь достойном заведении.

            В этот момент мне почти хотелось, чтоб цена оказалась слишком высокой. Желание уйти, а точнее убежать отсюда, крепло с каждой секундой.

            – Обычно мы берем за ночь девяносто евро, – ответил портье, мгновенно обретя прежнее достоинство. – Но для девушки с именем Алиса сократим плату вдвое.

             Сорок пять евро по нынешним временам – это просто гроши. Впрочем, брать с постояльцев дороже явно не в их интересах. Кстати, о постояльцах...

            – Здесь так пусто, – я оглядела довольно тесный холл. – При таких демократичных ценах у вас не должно быть свободных номеров.

            – Увы, – вздохнул Адольф. – Наша гостиница, как вы могли заметить, не слишком удачно расположена, и знают о ней немногие.

            – А реклама в интернете? – удивилась я.

            Старый портье взглянул на меня в недоумении, а мой знакомец ответил за него.

            – Адольф не жалует современные технологии.

            – Да, – важно кивнул старик, сверкнув лысиной в обрамлении клочков седых волос. – Мы в «Зазеркалье» храним верность традициям, даже если это лишает нас части гостей. Впрочем, мы не жалуемся, правда? – и портье неожиданно подмигнул моему спутнику.

            Тот в ответ состроил странную гримасу – веселую и укоряющую одновременно.

            – Но у вас хоть кто-то есть сейчас кроме меня?

            Если окажется, что я тут совсем одна, не считая старого портье, то я все-таки уйду. И плевать, что меня сочтут идиоткой.

            – Нам грех жаловаться – важно заявил Адольф. – Пусть «Зазеркалье» и на отшибе, но оно, можно сказать, никогда не пустует. Впрочем, у вас будет возможность в этом убедиться.

            Ну, разумеется. Ведь постояльцы гостиницы вовсе не обязаны толпиться в холле. Тем более, холл вряд ли можно назвать пригодным для этого. Ни бара, ни даже обычных кресел и диванов. Пара старинных стульев с высоченными спинками, да длинный стол с корзиной каких-то сухих цветов, скорее отпугивающих, чем служащих украшением. Я бы тоже вряд ли проводила здесь время. Но все равно сознание того, что гостиница не пустая, меня несколько успокоило.

            Я рассчиталась, Адольф выдал мне ключ, который оказался под стать заведению. Впервые в жизни я видела ржавчину на ключе, до этого была уверена, что их делают из нержавеющего металла. Брелком служил прилаженный на веревочке осколок зеркала.

            – Второй этаж, крайний номер по коридору. А я с вашего позволения, удалюсь, – и портье, шаркая, скрылся за портьерой.

            – Ну, и мне пора, – улыбнулся мой провожатый.

            Я была рада расстаться с ним навсегда, его присутствие смущало меня. Я даже не испытывала вроде бы положенной в таких случаях благодарности, но все-таки сказала «спасибо».

            – Не стоит благодарности, Алиса, – ухмыльнулся он. – Помогать таким, как ты – мой долг. Хотя на самом деле – это, скорее, удовольствие.

            Он развернулся и пошел к двери, а я непонятно зачем, спросила:

            – Как тебя хотя бы зовут?

            – Люци, – он обернулся, сияя улыбкой.

            – В смысле Людвиг?

            – Не совсем. Прощай, Алиса! – он помахал  рукой и скрылся за дверью.

            Как бы мало симпатичен ни был этот Люци, а оставаться одной в странной гостинице все равно не хотелось. Хотя чего я себя накручиваю? Ну, старое убитое здание, но за сорок пять евро вполне можно переночевать и в клоповнике. А утром пораньше встану и первым же паромом рвану к себе, в Каприно. Там позавтракаю и завалюсь досыпать в своем номере. Или на пляже.

            Внутренние уговоры подействовали. Мрачное настроение отступило. Поднимаясь по лестнице и петляя по коридору, я старалась не замечать слишком явных признаков обветшалости, не принюхиваться к затхлому запаху и пропускать мимо ушей завывания ветра. Такие вещи уместны в старинных замках, а вот в гостиницах хочется чистоты и уюта. Длинный коридор освещался парой тусклых светильников. Единственное окошко, находившееся у лестницы, было слишком маленьким, чтоб давать свет. Кроме того, уже начало смеркаться.

            Наконец я нашла дверь своей комнаты – номер двадцать шесть. Надо же, мой возраст. Я только сейчас обратила внимание на это забавное совпадение. Что ж, сочтем его добрым знаком.

            Открывая дверь, я умудрилась порезаться осколком зеркала, заменявшим брелок на ключе. От душевного равновесия, созданного с таким трудом, тут же не осталось и следа.

            Ну что за черт! Разумеется, никакого пластыря у меня нет, а вид кровоточащего пальца действует на нервы. Да и больно к тому же! Какой идиот додумался использовать в качестве брелка битое стекло?! Раненый палец занял меня настолько, что я поначалу не обратила внимания на обстановку. Машинально щелкнула выключателем в узком коридоре и стояла, охая и разглядывая ранку. Однако нельзя же вечно кудахтать над обычным порезом. Надо просто отправиться в ванную, вымыть руку и постараться забыть о ней. Ванная, как и следовало ожидать, оказалась ужасно тесной и убогой. Отворачивая основательно проржавевший вентиль крана, я приготовилась к самому худшему. Но вода  все-таки потекла. Правда, лилась с фырканьем и шипением, отдавая каким-то неприятным запахом, но зато она была. Даже горячая. Значит, можно будет принять душ. Хотя мыться в таком месте не очень-то приятно. Ясное дело, ни о каких шампунях и гелях речи не шло. Хорошо хоть кусок мыла и полотенце имелись. Мылом явно пользовались до меня, да и полотенце выглядело потрепанным, зато это свидетельствовало, что я не единственный посетитель этого райского местечка.

            Я нервно рассмеялась. Место, куда мне вздумалось сегодня сплавать на пароме, называлось Парадизо. Да уж, рай, ничего не скажешь. Лучше бы назвали Инферно. Сам городок на швейцарской стороне озера, правда, оказался довольно милым. Но «Зазеркалье» точно тянуло на региональный филиал ада. Даже странно, как такая жуткая развалина вообще выжила на просторах опрятной уютной Швейцарии.

             Нашарив выключатель, я зажгла свет в комнате. И выругалась. Да уж, удружил мне этот Люци, ничего не скажешь. Я даже не знаю, что в комнате напрягало меня больше – отсутствие окон или зеркала от пола до потолка по всем стенам. Вероятно, будь я красавицей модельной внешности, можно было бы порадоваться возможности лицезреть себя в разных ракурсах. Но из любого конца комнаты видеть жирную тушку –  сомнительное удовольствие.

            Зеркала уже давно стали моими врагами. Вместо того чтобы ненавидеть себя, я ненавидела их. Точнее, свое отражение. Но отражение не может существовать без зеркал, поэтому я старалась всячески их избегать. И если смотрела на себя, то только ради того, чтобы по-быстрому нанести макияж или проверить, насколько грязными выглядят волосы. Так что теперешняя ситуация – жуткая издевка над моими комплексами. Зато по крайней мере понятно, почему это гадкое место называется зазеркальем.

            Ну что ж, теперь ясно, в чем был главный подвох. После такой пакости все маньяки, вампиры и призраки казались совершенно безобидными. И пусть я зла до невозможности, но уже не трушу, как дурочка. А в мерзкие зеркала можно и не смотреть. Я разулась и легла на постель. Кровать оказалась широкой, но при каждом моем движении издавала такие звуки, которым бы позавидовал любой призрак с вековым стажем. Игнорируя стонущие скрипы и свои отражения со всех сторон, я уставилась в телефон. Часа на полтора его хватило, а потом батарейка сдохла. Предсказуемо, но очень обидно.

            Ну вот, теперь точно ничего не остается, как лечь спать. Пусть еще нет и десяти вечера, зато раньше проснусь и свалю из этой зеркальной дыры. Раз уж у меня теперь нет будильника, то лечь и заснуть  – довольно здравая идея.             Плохо одно – спать совсем не хотелось. А еще меньше хотелось выключать свет. Днем я ненавижу зеркала, а ночью - боюсь. Мне почему-то до смерти жутко увидеть свое отражение в темноте. Я почти уверена, что из темных зеркальных глубин  взглянет кто-то чужой и страшный. По-настоящему страшный, а не просто толстая деваха с убогими чертами лица и жидкими волосами.

            В квартире, которую я снимала, зеркало висело только в ванной, да и то небольшое. Зато в родительском доме, куда я временами наведывалась, в моей спальне стараниями заботливых предков был установлен шкаф-купе с зеркальными дверями. Как же я его ненавидела! Хорошо хоть свет можно было выключить и включить, не вставая с кровати. Ходить мимо огромных зеркальных дверей в темноте – выше моих сил. А в гостиничном номере, куда меня забросила злосчастная судьба, выключатель, в виде какой-то жалкой веревочки, находился у самой двери. Конечно, комната небольшая, но несколько шагов до него все равно надо сделать.

            Может, спать с включенным светом? Нет, так я не засну. Мне даже свет из коридора обычно мешал. А бодрствовать всю ночь в таком месте еще хуже. Надо просто выключить лампу, запрыгнуть в кровать и больше не открывать глаза до самого утра. Как же плохо, что нет окон, даже не поймешь, когда рассвет.

            Решить проще, чем сделать. В принципе, сделать тоже не сложно. Меньше минуты, и комната в темноте, а я – в кровати. Только вот что дальше? Попробуй, засни, когда при каждом движении кровать немилосердно скрипит, а в зеркалах мечутся темные тени. Колючее шерстяное одеяло с соскальзывающей простыней и пружины продавленного матраса усугубляли мое и без того премерзкое положение. Я старалась не открывать глаза, но все эти скрипы, шорохи и стоны ветра, доносящиеся из коридора, то и дело побуждали меня тревожно осматриваться. Через полчаса, а может, через час я настолько измучилась, что решила все-таки включить свет. Все равно не заснуть. Завтра отосплюсь за эту кошмарную ночь.

            Под аккомпанемент жуткой симфонии скрипов я решительно поднялась с постели и зачем-то натянула шорты. На этом моя решимость закончилась, уступив место паническому страху. Казалось бы, разве так сложно сделать несколько шагов, дернуть за веревку и осветить эту проклятую комнату? Но эти шаги надо было сделать мимо подстерегающих со всех сторон зеркал, ловящих и искажающих каждое  движение, превращающих твое собственное отражение в чужое и опасное существо. Каждая секунда промедления у кровати только усиливала страх, и, в конце концов, потребность включить свет победила панику. Зажмурившись, я ринулась к двери. Шаг...два... три. Руки мои уперлись в стену. Ну вот, осталось совсем немного – нашарить этот дурацкий шнурок. Впрочем, это оказалось не так просто. Пришлось распахнуть глаза, потому что водить руками по стеклянной поверхности стены можно сколько угодно. Странно, что при отсутствии окон комнату не заполняет кромешная тьма. Нет, я отчетливо вижу силуэты в зеркалах, повторяющие мои неловкие движения.

            Где же этот чертов шнурок? Ну наконец-то! Мои дрожащие пальцы впились в нащупанную веревку, и я дернула изо всех сил. Свет, показавшийся нестерпимо ярким, залил комнату... и погас. Я стояла в темноте с обрывком злополучного шнурка в руках.

            – Дерни за веревочку, дверь и откроется, – процитировала я, чтоб хоть как-то  приободриться.

            Но звуки собственного голоса в мире темных зеркал прозвучали так неестественно и жутко, что я тут же прикусила язык. Хотя сильнее всего мне хотелось ругаться, плакать и кричать.

            Я больше не могла находиться в этой комнате. Пусть меня сочтут идиоткой, но я спущусь и просижу всю ночь в холле. И плевать на мнение старого портье. Скорее всего, в таком странном заведении истерики постояльцев – обычное дело.

            Итак, сейчас я должна открыть дверь и впустить свет из общего коридора. О, Господи, сделай, пожалуйста, так, чтобы там не гасили лампы на ночь. При этом свете я натяну кофту, найду брошенный у ножки кровати рюкзак и спущусь в холл. Осталось найти дверную ручку, ведущую из комнаты в узкую прихожую. В прихожей хотя бы нет зеркал – обычные стены. Нашарить в темноте ручку оказалось не легче, чем шнурок от лампы. Но и это мне в итоге удалось, несмотря на панику, то замедляющую мои движения, то, наоборот, делающую их излишне суетливыми. Но вот мои пальцы сомкнулись на прохладном металле, и я дернула, на этот раз осторожно. Вопреки опасениям, ручка не оторвалась... но и не открылась. Я дернула сильнее. Потом еще сильнее.  Обругала себя идиоткой и толкнула дверь наружу. Опять ничего. Я начала трясти дверь, стучать по ней руками и ногами, но она не поддавалась. А дюжина моих двойников бесновалась за темными стеклами, будто пытаясь вырваться из своих зеркальных темниц.

            Обессиленная бесплодной борьбой, я сползла по стенке, опустилась на пол, привалившись спиной к злополучной двери и начала тихонько подвывать от отчаяния. Человек с более устойчивой психикой, наверное, взял бы себя в руки, успокоился, трезво обдумал свое положение. А то и вовсе лег бы спать до утра в расчете на то, что не позже полудня явятся служащие отеля и вызволят его из западни. Вот только мою психику и в лучшие времена сложно было назвать устойчивой, а сейчас она находилась где-то между последней стадией истерики и первой стадией безумия. Одной ночи во тьме с зеркалами мне вполне хватит, чтоб сойти с ума.

            Словно в подтверждение самых мрачных прогнозов, в зеркалах то здесь, то там замелькали тени. Они двигались, хотя я сидела почти неподвижно. Добро пожаловать в мир галлюцинаций, дорогая Алиса! Только не вставай, только не вздумай всматриваться в отражения!

            Между тем, странная мучительная потребность взглянуть в зеркало постепенно крепла во мне. Это не было желанием взглянуть страху в лицо, скорее наоборот. Мне нужно было увидеть свое обычное отражение, чтоб убедиться, что пляска зеркальных теней – не более чем плод воспаленного воображения. А, может, все гораздо хуже, и зеркала просто притягивают меня, как удав кролика? Нельзя им поддаваться!

            Не знаю, сколько я продержалась. Время здесь все равно шло по-другому, оно даже не тянулось, оно застыло. Я поднялась. Какая-то часть сознания вопила, чтоб я не смела этого делать, что зеркала – мой худший кошмар и подходить к ним смертельно опасно. Каждый шаг по направлению к зеркалу давался с трудом. Страшное стекло манило меня, в то же время отталкивало, окатывая волнами животного ужаса. Наверное, так чувствуют себя люди на краю пропасти, страшась каждого неловкого движения, но в глубине души желая сделать шаг вперед. Я шагнула. Еще и еще... И вот мой взгляд уперся в отражение. И чего ты боялась, дурочка? Никакое это не зеркальное чудовище, а обычная человеческая фигура. Моя фигура. Странно, в темноте я кажусь стройнее. Намного. Может, зря всю жизнь шарахалась от зеркал по ночам? Оптический обман дает возможность ощутить себя худенькой, даже тощей. Я подняла голову и заглянула себе в глаза. И заорала. Лицо за стеклом не было моим. Как и тело. Я терпеть не могла свои пухлые щеки, большой нос и второй подбородок, но дала бы что угодно, лишь бы увидеть в зеркале именно их, а не обтянутый кожей череп с глазами навыкате, тонкими губами и длинными волосами, зачесанными так далеко назад, что лоб казался выбритым. Существо было женщиной, но  мной. Я отскочила, ударившись о противоположную стену. Создание в зеркале и не думало повторять мои движения. Оно размахивало руками, словно пытаясь сломать призрачную преграду и вылезти.

            В зеркале сбоку от меня тоже что-то зашевелилось. Не смотри, не смотри! Куда там! Я уперлась взглядом в очередное существо, которое уж никак не перепутаешь с собственным отражением. На меня смотрел мужчина, точнее парень. Рыжий, нескладный, все лицо усыпано веснушками. Где-то на заднем плане сознания мелькнуло вялое удивление. И как мне удается видеть цвета и детали чужой внешности в такой темноте? И вообще жители Зазеркалья выглядели предельно четкими и совершенно живыми.

            Я начала лихорадочно озираться, боясь увидеть новых обитателей этого жуткого места. И увидела. Из соседнего зеркала на меня уставилась сморщенная старуха, показавшаяся мне страшнее и отвратительнее двух первых призраков. Мерзкая зеркальная тварь судорожно тряслась, протягивала ко мне худые когтистые руки и мотала головой с такой силой, что, казалось, сейчас тонкая птичья шея переломится.

            Кажется, все это время я кричала, не переставая. Надежда на помощь уже растаяла, но вопли были естественной реакцией на безумие, творящееся вокруг. Надсадная боль в горле и каркающие хриплые звуки вернули меня к реальности, которая, оказалась хуже любого кошмара. Закрыть глаза я больше не смела, ожидая, что в любой момент обитали зеркального мира вылезут из своих темных чертогов. Я старалась не упускать из вида всех троих. Хотя нет, их больше. Намного больше! Из каждого стекла на меня глядела какая-нибудь уродливая рожа. Я прижалась спиной к стене, слишком поздно сообразив, что в зеркале за мной тоже наверняка кто-то есть. Я рванулась обратно и взвизгнула от боли. Кто-то держал меня за волосы. Извернувшись насколько возможно, я вопреки ожиданиям, не увидела в зеркале никого. Зато густая зеркальная тьма будто ожила. Похожая одновременно на смолу и на ртуть, она двигалась волнами, напоминая змею. И эта ожившая поверхность захватила часть моих волос. Я схватилась за волосы рукой и изо всех сил дернула. Зеркало не отпустило добычу, а для меня резкое движение обернулось новой бедой. Теперь в плену ненасытного зеркала оказался мой локоть. Я задергалась, как безумная, и в итоге только глубже увязла в густом болоте расплавленного черного стекла. Живая трясина заглатывала меня по кусочкам. Медленно, со смаком. Я всегда боялась утонуть в болоте или в зыбучих песках, даже не догадываясь, что существует куда худшая разновидность подобной смерти. Я уже не могла ни двигаться, ни кричать, и не чувствовала боли. Вот на свободе осталось только мое лицо. Еще несколько застывших мгновений, и я не смогу вдохнуть воздуха. Последнее, что я увидела, было лицо той самой женщины, которую я спутала со своим отражением. Она больше не размахивала руками, а во взгляде, устремленном на меня, я прочла что-то вроде укоризны и сочувствия. Надо же, даже зеркальные твари, затравившие очередную жертву, не чужды жалости. Еще миг, и лицо зазеркальной дамы сменилось влажной холодной тьмой – мои глаза поглотило зеркало. Остался только нос – самая выдающаяся часть моего лица. Еще один - последний  - вдох. По крайней мере, сейчас все закончится.

            И оно закончилось. Мне понадобилось какое-то время, чтоб осознать, что конец - это еще не конец. То есть, меня поглотила вязкая тьма, но я все еще дышу, мыслю, существую. Я обнаружила, что снова могу двигаться, да и густая как смола зеркальная трясина, похоже, выпустила меня из  объятий.

            Но я однозначно находилась по ту сторону зеркала. Здесь не было света, но тьму нельзя было назвать кромешной. Я могла видеть свои руки. Надо же, я думала, что после случившегося уже не смогу бояться, но мне по-прежнему было страшно. Хотя, казалось бы, куда уж хуже? Меня ведь засосало зеркало! Но я отлично помнила тварей, скалившихся на меня из Зазеркалья. Теперь-то я на их стороне и совершенно беззащитна. Что могут со мной сделать лупоглазая женщина, рыжий парень, старуха и другие уродцы, я представляла смутно, но всей душой жаждала избежать встречи с ними.

            Очень медленно я начала поворачиваться, чтоб оценить обстановку. Каждый раз, сдвигая взгляд еще на сантиметр, я опасалась заметить кого-нибудь из зеркальных жителей, но меня окружала лишь темная пустота. И вот я обернулась настолько, что смогла увидеть то, что находилось за моей спиной. А там была комната. Та самая, что стала моей ловушкой. Теперь она была пуста. Несмотря на темноту вокруг, я отлично видела кровать со сбитым в комок одеялом, валяющиеся рядом собственную кофту и рюкзак. Казалось, стоит сделать несколько шагов, и я окажусь там. И я шагнула. Сначала робко, затем, не встретив ощутимого сопротивления, уже увереннее. А вдруг мне никогда не приблизиться? Это ведь Зазеркалье со своими странными законами времени и пространства. Я вспомнила сказку, в честь которой мама, одержимая этим безумным произведением Кэррола, и дала мне имя. Как там было? Надо бежать изо всех сил, чтоб остаться на месте. Но опасения мои оказались напрасными. С каждым шагом комната становилась все ближе.

            Еще шаг, и я смогу коснуться своей босоножки, должно быть, отброшенной от кровати из-за моих лихорадочных метаний. Я уже наклонилась и тут же больно ударилась лбом о невидимую преграду. Ну, конечно, стекло! Комната находилась по ту сторону зеркала, это же было очевидно с самого начала. Но глупая надежда еще на несколько мгновений затуманила мне сознание. Я ткнула в стекло плечом. Ничего. Ударила сильнее. Так я долбилась, как муха об окно, пока не призналась себе в том, что было и так ясно. Это стекло не разбить. Уж точно не с этой стороны. И что дальше? Мне тут сидеть, пока не умру от голода и жажды? Или зеркальные твари явятся быстрее, чтобы... А собственно говоря, что они смогут мне сделать? Сожрать? Маловероятно. Выпить кровь? В другое время я бы сама над собой посмеялась за подобные предположения, но связь вампиров с зеркалами слишком активно пропагандировалась. Меня пробрала дрожь. Впрочем, этим созданиям достаточно просто придушить или убить меня иным способом. Их же много, а я одна.

            Но никто на меня не нападал. Пить и есть тоже не хотелось. Откуда-то я знала, что и не захочется. А еще я поняла, что никто не появится. И что рано или поздно я буду рада увидеть хоть кого-то живого, даже обитателей зазеркалья, но они не наведаются в гости. Каждый из них является пленником своего зеркала,  как и я. Конечно, это лишь догадки, но я не в силах выкинуть из головы это неизвестно откуда явившееся знание. Зачем же мерзкий тип из кафе приволок меня в это кошмарное место? Он ведь все знал! Точно знал! Что я ему сделала? За что, он так со мной?! Мы ведь болтали всего четверть часа, я пожаловалась, что ненавижу свое отражение... Вот оно в чем дело! Это так жестоко – загнать меня в зеркальный мир, издеваясь над моей нелюбовью к собственному отражению. Какая ирония: находясь внутри зеркала, я больше никогда не увижу собственного лица. Это чудовище Люци, поди, считает, что оказал мне услугу. Кто он такой вообще? Стоило мне задуматься над именем незнакомца, и я поняла, кто сыграл со мной такую страшную шутку.

            Вообще-то до сегодняшнего вечера я не верила ни в бога, ни в дьявола, ни в рай, ни в ад. Зато теперь, по крайней мере, в существовании ада не приходится сомневаться. Значит, логично допустить, что и хозяин ада тоже не выдумка. И как же глупо представлять ад с кипящими котлами и сковородками: ясно же, что у каждого – своя преисподняя. А зазеркальные уродцы, напугавшие меня до полусмерти – мои собратья по несчастью. Каждый из них попал сюда так же, как я. Недаром все такие страшенные. Наверняка все они терпеть не могли смотреться в зеркало. И вот коротают, бедолаги, свой век в темной пустоте по ту сторону зеркал. Теперь понятно, что все эти создания за стеклами не желали мне зла, напротив, хотели предупредить, оттого так и махали руками, отгоняя от зеркал. И кто знает, сколько пройдет времени до того, как новая жертва войдет в эту комнату и увидит вместо своего отражения толстую носатую девицу.

             Тут наконец я позволила себе разреветься. Сердце разрывалось от жалости к себе. Я больше не боялась. Но как смириться с тем, что я навечно останусь пленницей зеркала? Я плакала, пока совсем не кончились силы и слезы. А потом машинально полезла за бумажной салфеткой. Шаря в кармане шортов, я запоздало подумала, что черной зеркальной пустоте абсолютно все равно зареванное у меня лицо или нет. И все равно упорно продолжала искать бумажный платок в кармане, будто это простое действие из обычной человеческой жизни могло меня туда вернуть. Салфетки я так и не нашла, зато нащупала нечто другое — плоский круглый предмет.  Что бы это могло быть? Зеркальце. Ну да, конечно, я положила его туда сто лет назад, наверное, когда отправлялась куда-то без сумки. Как бы я там ни относилась к своему отражению, но порой просто необходимо оценить себя критическим взглядом. Вот как сейчас, например. В отличие от огромных зеркал в комнате, маленькое карманное зеркальце ни капельки не пугало. Я посмотрелась в него. Ох! Тушь растеклась по всему лицу, нос и веки опухли. И все-таки никогда еще этот крупный нос, эти полные щеки, эти зареванные карие глаза, эта челка с пурпурными прядями не казались мне такими родными и прекрасными. И вовсе я не уродина. Обычная девушка, даже миленькая временами, наверное. И надо же было до такой степени ненавидеть свое отражение, чтоб оказаться в мире по ту сторону зеркала, лишь бы не кинуть лишний раз взгляд на собственное лицо. Я неотрывно смотрела на себя, тупо радуясь, что сохранила это глупенькое зеркальце – единственный способ видеть себя настоящую.

            И вдруг что-то начало меняться. Точнее, неуловимые перемены начались с того момента, как только я увидела свое отражение. Просто я не сразу сосредоточилась на происходящем, отдавшись глупой, недоступной мне прежде радости смотреться в зеркало. Темнота становилась белесой и начинала клубиться, вскоре вместо темного безграничного помещения без окон я оказалась посреди тумана – бескрайнего и будто живого. По-хорошему, сейчас следовало бы испугаться, но, видно, все запасы отведенного мне ужаса израсходовались подчистую. Кроме того, в таком месте любые перемены – к лучшему.

            На ощупь белые клочья были прохладными и влажными, как и положено туману. Они обволакивали меня. Вскоре я уже не могла разглядеть своих рук, но при этом отлично видела свое лицо в зеркальце. Все это время я не отрывала взгляда от собственного отражения, наблюдая метаморфозы вокруг лишь краем глаза. Отчего-то мне казалось, что смотреть на себя ужасно важно. Примерно так же важно, как держаться за веревку, повиснув над краем пропасти, или вцепиться в спасательный круг посреди бушующих волн. И я смотрела. Смотрела, впервые в жизни искренне любуясь собой.

            А потом туман постепенно начал рассеиваться, открывая моему взгляду картину, которая поначалу меня жутко пугала, а теперь даже радовала. Я снова была в зеркальной комнате отеля. С внешней стороны зеркал. Я вновь свободна! Ну, относительно. Наконец я оторвала взгляд от карманного зеркальца, оказавшегося, как ни странно, путеводной нитью из зеркального ада. Перед тем, как вернуть его в карман, я нежно провела по стеклу ладонью, понимая, что уже никогда не смогу расстаться с этой простенькой безделушкой.

            Выходит для того, чтоб выбраться с той стороны зазеркалья достаточно просто увидеть собственное отражение. Но это практически невозможно. Вряд ли все пленники этого жуткого места предварительно запаслись зеркалами, особенно учитывая, как они... как мы ненавидим свои отражения. Впрочем, подумать о причинах и следствиях я успею и позже, а пока надо попробовать выбраться отсюда. И главное, больше ни за что не подходить близко к зеркалам. Пусть я и знаю обратную дорогу, но заново пережить погружение в черную зеркальную топь – ну уж нет, большое спасибо!

            Стараясь держаться ровно посередине комнаты, подальше от стен, я приблизилась к двери. Дернула без особой надежды, но почти не удивилась, когда дверь легко поддалась, открывая мне путь на свободу. Несколько секунд я колебалась – выбежать сразу или вернуться к кровати и захватить рюкзак. Все-таки там деньги и документы, если я планирую жить дальше, они мне понадобятся. Но вдруг, стоит мне отойти, дверь снова захлопнется? Невдалеке стоял стул – единственная мебель в комнате, не считая кровати. Исхитрившись дотянуться одной рукой до стула, я подтянула его к себе и поставила между дверью и стеной – на случай если дверь снова надумает закрыться. Затем метнулась к кровати за рюкзаком и кофтой, мимоходом подивившись, как легко действую в темноте, которая совсем недавно наводила панический страх.

            Несколько шагов  - и я уже в коридоре. Тут по-прежнему светит одна тусклая лампочка, но в сравнении с темной комнатой и, особенно, с теменью зазеркалья свет почти ослепляет. Я бросила последний взгляд на свою жуткую темницу. Там все так же загадочно и почти маняще поблескивали во мраке зеркала. Сейчас я захлопну дверь и навсегда убегу из этого кошмарного места. И что? Я сбегу, а гостиница «Зазеркалье» останется стоять и поджидать новых постояльцев. А мне что за дело? Лично я больше так не попадусь. Скорей уйти и забыть обо всем, как о страшном сне. Я сделала шаг от комнаты, входная дверь медленно начала закрываться. Когда осталась совсем узкая щель, я резко поставила ногу между стеной и дверью, не давая ей захлопнуться.

            Я не могу просто взять и уйти. Не имею права хотя бы не попытаться спасти тех, кто окажется здесь после меня. Кто я такая, чтоб спорить с волей существа, создавшего специальный ад для недовольных своей внешностью? А вот и посмотрим! Я распахнула дверь ногой и решительно прошагала обратно в комнату. Уж не знаю, откуда это во мне взялось, я по жизни вообще-то совсем не герой. Трусиха, прямо скажем. Но иногда какой-нибудь толстой трусихе приходиться брать все на себя.

            Я подхватила стул, забыв, как несколько минут назад боялась, что дверь может захлопнуться, вновь сделав меня пленницей. А сейчас мне было почти все равно. Размахнувшись, я изо всех сил ударила стулом по ближайшему зеркалу. Раздался жалобный звон, и по стеклу пошли трещины. Так вам, проклятые! Стекло треснуло, и осколки полетели внутрь. Я бросилась к следующему зеркалу. Недавний ужас заглушали ненависть и какой-то почти веселый гнев. Я крушила зеркала с азартом и злобным удовлетворением. И откуда во мне столько столько силы? Осколки брызгами летели во все стороны, кажется, некоторые из них задевали меня, но я даже не думала останавливаться. Я разнесу эту чертову комнату, чтоб больше ни один и без того не слишком счастливый человек не оказался на моем месте.

            За последним зеркалом неожиданно обнаружилось окно, а за ним – светло-серое предрассветное небо. Этот блеклый свет окончательно разогнал мои страхи. Теперь, по идее, следовало испугаться последствий своих действий – разнесла комнату в отеле, пусть в дешевом и убогом, но все-таки. Впрочем, глупо думать, что хозяева этого места не знают, чем на самом деле является гостиница «Зазеркалье». Понятное дело, в полицию с такой информацией не побежишь. «Знаете, у вас тут филиал ада для уродов. Да - да, поднимите все дела о пропавших людях за последние годы. Нет - нет, не надо санитаров и смирительной рубашки». Но уж и привлечь себя к ответственности за то, что уничтожила портал в ад, я не дам. Я бы вообще с удовольствием врезала этим стулом по лысому черепу Адольфа, но больше всего мне хотелось достать Люци. Хотя вот как раз с ним лучше не связываться, одного раза хватило.

            Пора бы сваливать отсюда, но так хорошо просто сидеть, привалившись спиной к кровати. Наверное, это шок. Сейчас подниму себя и уйду. И вдруг в пустых глазницах разбитых зеркал что-то шевельнулось. По телу пробежала дрожь, сердце подкатило к горлу. Показалось? Нет, в темных провалах явно кто-то был. А я-то глупая, думала, что уже ничего не испугаюсь. Из рамы шагнуло существо. Я заорала, но вместо крика из горла вырвался хрипло-каркающий звук.

            – Не бойся! – существо, оказывается, умело говорить, причем, по-немецки.

            Хотя какое, к черту, существо? Передо мной была женщина. Не сказать, чтоб совсем обычная, но все-таки живой человек, а не какое-нибудь чудовище. Проглотив позорную пародию на крик, я всмотрелась в гостью из зазеркалья, постепенно узнавая в ней ту самую пучеглазую дамочку, которую увидела первой. Женщина оказалась длинной и худой, как жердь. А одета была так, как нарисованные леди на пачках английского чая.

            – В-вы-ы оттуда? – проблеяла я, указывая на разбитое зеркало.

            – Мы все оттуда, – из другого зеркала шагнул рыжий парень.

            – Вот уж не думала, что снова увижу свет божий, – прошамкало у меня за спиной. Обернувшись, я увидела старуху, махавшую руками. – Спасибо тебе, девочка!

            Бабулька бросилась меня обнимать, и отвертеться от объятий старой карги было совершенно невозможно.

            – Мы все оказались там так же, как ты, – пояснила длинная. – Все встретили Его, – она начала тревожно оглядываться, очевидно, опасаясь, что Люци самолично явится разбираться со сбежавшими из зеркальной тюрьмы. – Те, кто оказались тут раньше, с тоской смотрели за новыми жертвами.

            Между тем из темных прорех, утыканных осколками, выходили все новые и новые «красавчики». Если так дальше пойдет, их тут наберется целая дюжина, а то и больше.

            – Представь, как мы поразилась, когда ты, едва успев провалиться в зеркало, тут же снова оказалась в комнате,– дылда, очевидно, решила взять на себя роль основной рассказчицы. – Лично я разрывалась от удивления, зависти и надежды...

            – А давно вы тут сидите? – судя по виду, дамочка могла быть как из начала двадцатого, так и девятнадцатого века. Я не шибко разбираюсь в моде.

            – Понятия не имею, – горько вздохнула она. – Там, как ты могла заметить, нет ни часов, ни календарей. Время идет совсем по-другому или вообще стоит. Знаю лишь, что попала я в эту проклятую гостиницу пятнадцатого июня тысяча восемьсот тринадцатого года.

            – Ого! – присвистнула я.

            Тут бывшие призраки начали наперебой вспоминать даты своего заточения в зеркалах и делиться друг с другом впечатлениями.

            – Эй, люди! – я повысила голос, хотя после всех рыданий и криков практически охрипла.

             Похоже, на правах спасительницы я имела право на общее внимание. Все разом замолчали и оглянулись.

            – Раз вы все умудрились выжить и не сойти с ума, что уже само по себе невероятно круто, то, может, отложите разговоры о пережитых страданиях до встречи с психоаналитиками. У вас... у нас теперь целая жизнь впереди. Кстати, сообщаю, что сейчас две тысячи тринадцатый год.

            Зеркальные пленники снова раскудахтались, пораженные этой новостью. Ох и трудно же с ними! Но мы в ответе за тех, кого вытащили из зазеркалья.

            – Значит так, – я снова взяла слово. – Не знаю, как вы, а я планирую поскорее свалить из этого мерзкого места. Кто со мной?

            Возражений, к счастью, не последовало.

            – Между прочим, нам еще придется как-то выбираться из этой глухомани. И, кстати, перед уходом я бы с радостью начистила лысину старине Адольфу, раз уж до Люци все равно не добраться.

            ***

            – Нет, ну надо же!

            Он восседал в старинном кресле напротив огромного зеркала. В одной руке он держал бокал с коньяком, более старым, чем палата лордов в полном составе, в другой – искусно вырезанную трубку. Он был даже хорош собой, на свой, особый манер. Но в зеркало глядел не из желания полюбоваться на себя. Да и не его отражение смотрело из темных серебристых глубин. За гранью зеркала, обрамленного тяжелой золоченой рамой, открывался вид на какое-то неприглядное помещение, усыпанное осколками битого стекла.

            – Противная толстая девчонка, – проворчал он, хмурясь. – Испортила такое дивное творение. Столько сил и трудов  насмарку.

            Он затянулся трубкой и вздохнул.

            – И после они еще говорят, что зло – это я!