Звонок прозвенел без опозданий. Все собрались в классе. Началась суета: доставали тетради, ручки, дневники и прочее. Все были на пределе нервов. Вторник, шестой урок, кабинет философии и дождь, медленно постукивающий по подоконнику.
Урок философии никто не любил. Он был подобно этике или мифологии – а значит скучным. Никто, кроме одного парня, заядлого начинателя спора. Учитель, назовём его Анатолий, относился к парню с уважением. Он любил его ум и смекалку, ведь он так напоминал его самого в детстве. Мальчик этот, был заядлым любителем Руссо и Спенсера. Впрочем, он читал и Канта, и Гегеля, и Спинозу, но любил больше всех Руссо.
Учитель многократно говорил ему, что не стоит начинать с философии так рано. Философия убивает. Однако парень всё любил повторять строки Руссо: «Расстанься с детством, друг, пробудись!»
Анатолий любил спорить о Канте, хотя парень часто терялся, и сводил тему к другому, не желая терять преимущество в споре. «Тузы нужно выкидывать в конце игры, - говорил он, - цель начала игры – накопить тузов». Вот и сегодня он вслушивался в слова учителя, накапливая своих тузов.
- «Мир есть моё представление» - писал Шопенгауэр, - начал учитель, - что для вас значат эти слова? Есть ли в них хоть какой-то смысл?
- Никакого, - вскрикнул мальчишка. Его буйный дух ждал этого вопроса. – Никакого! Шопенгауэр был безумным и глупым аскетом, иррационалистом, и подобно Ницше он должен забыться совсем скоро. Неизвестно только одно: как он вообще попал в ряды философов мира.
Учитель усмехнулся.
-Шопенгауэр, по сути, последователь идей Канта. А ведь ты пытался читать Канта.
- Нет. Я не «пытался», а именно читал Канта.
- Нет. Пытался прочесть Канта, но не смог. Или не понял. В любом случае, Кант не для тебя. Пойми, он слишком трудный, тем более для твоего неокрепшего ума.
- Кант не так труден, как, к примеру, Гегель. Но вернёмся к вопросу. «Мир есть моё представление?» Что же это значит? Всё, что видел Шопенгауэр – суть деятельности его мозга? Если так, то мозг его был прокажён. Он отрицал физику, кажется. По крайней мере, иногда, чтобы возвысить свою идею.
- В том и заключается философия. Человек, который не принёс новую идею или течение в жизнь – не является философом. Так может, самоучкой. Шопенгауэр нанёс серьёзный удар по философии ХIХ века. Его идеи до сих пор являются пищей для споров многих поколений. Вы не уважаете Артура? Пускай. Я, к примеру, не уважаю Гегеля, и имею смелость сказать это вам.
Класс тихонько спал, пока спор набирал обороты. Дождь за окном усилился, поднялся ветер и резко потемнело.
- Не любите Гегеля? – сказал парень, бросив взор в окно. - И плевать. Но он был великим умом.
- Бесспорно. Но я не разделяю его идей.
- Ведь вам нравится Платон, Макиавелли и прочие, да? Вы заядлый последователь их идей.
- Вовсе нет. Ладно, давайте не будем ссориться. День сегодня и без того хмурый. Как и все находящиеся здесь, - закончил спор учитель.
Урок проходил дальше, но спора не возникало. Анатолий приводил исторические примеры, цитаты, всё что-то рассказывал, но только самый проницательный мог понять, что творится у него сейчас в голове. Он был побит. Не спором, вовсе нет, смешно ведь даже. Но другое. Этот день… сломил его. Он бросал судьбе вызов каждый день, а теперь…
«Кем я являюсь ныне? – думал он про себя. – Кто я? Учитель, в богом забытой стране, и уж тем более этом провинциальном городке. Кто я? Я потерял путеводную звезду. Боги уж не помогают мне, и маяки погасли… а мой корабль всё идет и идёт. Чёрт, что со мной?»
- Домой нужно, - случайно вырвалось у него во время размышлений.
Класс не обратил на эти мысли вслух никакого внимания. Только тот мальчишка стал прислушиваться к его словам.
- Домой, - тихо прошептал учитель, всматриваясь в окно. – Сердце моё ломит, я умираю. Умереть бы дома, - он говорил шёпотом, никто не слышал его слов.
- Домой бы вам, - сказал мальчик. – Быть может, вы нас и отпустите пораньше? Поедете домой, обнимите жену, детей, поспите. И мы пойдём домой.
- Мой дом в сотнях вёрст отсюда. Да и нет у меня ни жены, ни детей, да что там, даже дома нет, о чём же это я? Близкие мои давно умерли, могилы их покрылись хмельными шишками и лозой. Домой, там встретить смерть, - последние слова вновь прошептал он неслышно. – А ведь и на моих похоронах никого не будет…
Мальчик затронул его за живое, и добил. Он не понял этого, но удар он нанёс великий.
- А впрочем, знаете, идите-ка домой. На что вам эта философия? Она убивает. Влюбляйтесь, пока есть время. Любите и живите. Отбросьте ваших Руссо, Кантов и Спенсеров. Живите. Идите, отдохните.
Класс радостно зашумел и стал выбегать прочь из старого класса философии. Мальчик остановился у двери. Только сейчас он понял, что оскорбил учителя, сделал ему больно, но ничего не мог поделать. Ему было стыдно. Учитель стоял, всматриваясь в капли дождя на окне. Листья медленно падали ниц. Глаза Анатолия наполнились слезами, но их блеска никто не мог заметить.
- До свидания, Анатолий Петрович, - сказал мальчик, и готов был уже идти.
- Прощай, друг мой, - в его голосе прозвучало что-то странное; то, что раньше никто не слышал.
Дверь захлопнулась.
- Чего стоит моя жизнь? – начал учитель свой монолог. Затем он вспомнил строки своих же недавних стихов:
Возьми нашу судьбу,
В оковы нежных рук,
И полюби меня, прошу,
Милый друг.
- Чего стоит моя жизнь? – он посмотрел в окно пристальным, усталым меланхолическим взглядом. В моей жизни давно уж нет любви, нет любимых, нет друзей. Моя звезда давно упала. Душа моя умерла раньше тела. Что же я трачу своё время попросту? Время? Чего оно стоит! Пустяк. Смерть? – он расхохотался, и из глаз его упала капля, - ещё больший пустяк! Я высоко оценил свою жизнь. А теперь? Теперь чего она стоит? Я был слишком циничным, слишком...идиотом! Чёрт, и когда я разучился формулировать свои же мысли? Ах, с той самой поры, как влюбился. Или с той поры, как потерял близких или друзей? Или с рождения… Нужно что-то срочно менять. Уж больше нет человека, который дал бы мне обнять его колени и прочесть свою эпитафию. Я бы прочёл этому человеку свои стихи, посвященные ему же. Я бы читал ему свои повести и рассказы, которые никто не читает, кроме меня самого. Я бы одаривал его всем своим сердцем, всей своей любовью! А, прочь! Пустяк! Домой! А может я уже дома? Нет. Домой я только собираюсь.