Как белый теплоход от пристани

2003, Июнь (3)

18 июня

Когда-то мы все охотно впускаем в свою жизнь мнение авторитетного человека.

— Поверь в мечту, поверь в мечту, поверь в мечту ска-аарей! Поверь в мечту, поверь в мечту, как в доброту-уу людей!.. — агитировал меня, пацанёнка, голос Юрия Антонова с баббин катушечного магнитофона.

О доброте людей мне известно из раннего детства. В святом возрасте, когда из всех греховных мыслей у меня была только одна — подсмотреть мультики из угла, в котором меня наказали, — доброта людей измерялась для меня только в материальных категориях. Этому меня научили подаренные гостями конфеты. Оттопыренные кармашки шортиков и колени незнакомой тётеньки я позволял себе гладить с одинаково сладким чувством беспечности и безнаказанности, нарываясь от тётеньки на комплимент: "Какой бойкий мальчик!"

— Поверь в мечту, как в красоту...

Ах, как прекрасны были родители! Как молоды и веселы они были! Какая красота движений виделась в маме, кружащейся под музыку на скрипящем паркете, и ощущалась в курящем на балконе и смеющимся отце! Как нарядно блестели в свете праздничных огней фужеры с лимонадом для взрослых! И в новогоднем таинстве, и в тихом часе детсадовской группы, и в наивных классиках, на асфальте нарисованных мелом, и в бессильных, жёлтеньких цыплятках в коробке с деревенского двора — в те мои годы красота жила повсюду. И профиль лысого дяденьки на обороте рублёвой монеты мне также казался симпатичным. И я не просто верил в красоту, я жил ею, потому всё, о чём в той песне пел мне Юрий Антонов, мне было более чем понятно, и его беспечным лозунгам у меня тогда не было основания не доверять.

— ...поверь когда-ни-иибудь! Поверь в мечту, поверь в мечту, поверь в мечту, и — в путь!

Я набирался мудрых наказов на долгую и, как предполагалось, счастливую жизнь, и доверчивый, с вихром льняных волос на любознательной головке вертелся под ногами танцующих гостей.

Мечты во мне формировались с упорством зелёного ростка под асфальтом. Да, было немного неуютно с ними под гнётом повседневья, и взрослые давили предостережением о том, что "жизнь, старина, это сложная штука", но заслуженный артист СССР Юрий Антонов ободрял меня и обнадёживал:

— Мечта сбывается!

Но тут же, следом:

— И не сбывается!..

Вот на этом и следует остановиться и, трижды глубоко выдохнув-вдохнув, признаться: сегодня я лишился мечты.

Сегодня я лишился мечты... Гм, прозвучало, как с агитплаката советских времён, где под тусклой, искривлённой физиономией асоциального типа значилось бы, например: "Сегодня он лишился мечты — завтра он утратит веру в светлое будущее!" Тем не менее, сегодня она меня оставила. Бессмысленно и беспощадно оставила та, которая отличает человека, скажем, от виселицы.

Нерядовая красота, безмерное очарование, находчивый ум, доброжелательность и лёгкая фигура. При этом ни тени пошлости, ни малейшего высокомерия или заносчивости. Спелая пшеница волос, южное море во взгляде, талия в один обхват пальцев, грациозность и обаяние, движения без надуманности изящны, черты лица, которые так ласковы и так живописны, что сравнивать их даже с рафаэлевой Мадонной я посчитал бы кощунством. В ней было всё. Всё, ради чего я долгие семнадцать месяцев терпел сочувствие, сносил насмешки и подозрения, мучился, терзался проблемой выбора "той самой, единственной" среди миллионов, измочалился весь на этом выборе, наслушался упрёков в придирчивости и в конце концов изнемог от участливой скорби, мол, Самородский, ты же такой классный дядька — ну где твоя классная тётька? На такие вопросы я, крепясь, молчал. Даже не отшучивался — нечем, весёлого-то мало. И вдруг, вчера я увидел её. Вчера я нашёл её. Встретил! Неожиданно, благодаря только воле судьбы и поломанным планам.

Великолепная, превосходная, генетически идеальная — без примесей тунеядцев и алкоголиков — она встретила меня на пороге одной из деловых контор на улице Сущёвская. Вчера я там оказался, потому что две встречи по другим адресам были перенесены, и эта воткнулась в график просто для того, чтобы рабочий день ну совсем уж не прошёл бестолково.

Она встретила меня без штанов. Без брюк и без юбки. Она одевается в платья. В платья, которые больше не носят, по фасону, который тем более не носят. Мама рассказала, что такой фасон зовётся "колокольчик" и, закрыв от ностальгии глаза, начала вздыхать по "колокольчикам", которые были в "её времена", когда у молодёжи был вкус и понимание.

Мисс Сущёвская 2003 была со мной мила и обходительна, проявляла внимание, указала на дверь в переговорную, заранее запретила курить, предложила чай-кофе — я смог попросить лишь негазированной воды. Когда она вернулась, я вдруг увидел, как в ответ на точно такую же просьбу она восьмидесятилетней рукой протягивает мне последний в моей жизни стакан, а рядом хором вместе с ней безутешно плачут пятеро наших детей и внуков без счёта. Это меня и обмануло. Бдительность мою обмануло. Я-то весь такой расцвёл, раскрылся, лёгким жестом стряхнул с плеча перхоть; я обезоруженный острил, сверкал глазами и чувствовал, что могу быть интересен. Походя, установил две, помимо благоприятном о себе мнении, вещи: зовут пленительницу — Лиза, а дело, с которым я был уполномочен, следует перенести на завтра, дабы моё появление здесь снова имело основание.

Простились мы любезно. Я назвал её от американского Элизабет — Бетси, и Бетси даже вышла меня проводить. Выйдя на московский воздух, я стряхнул перхоть со второго плеча и всем организмом ощутил, что — влюбился. Болезнь, от которой иногда умирают, напомнила о себе учащённым сердцебиением, повышенным потоотделением, стонами поджелудочной, дрожанием рук, радостью какой-то необыкновенной, а, главное, полным опустошением головы. Ни о чём и ни о ком больше думать не могу — только о ней. О ней, о ней, о ней, о ней и немного о зелёном светофоре через перекрёсток.

Засохшее телячье сердце, глотнув дурмана, вдруг сделалось эластичным, пришло в движение и стало бухнуть, расти, раздуваться. Заполнило собою грудь, голову, живот. Расплющило лёгкие, подмяло язык, оттеснило пузырь мочевой, придавило кишечник и отяготило ноги. Лишённый подвижности и способности кушать, я лежал и думал. Думал я, конечно, о любви, о мечте, которая сбывается, но ещё о том, что ночь, вероятно, будет бессонной и к утреннему облику совершенно беспощадной. Это значило, что завтра перед Бетси не записной красавец предстанет с завитушкой на лбу и в шейном платке, а пчеловод-недотёпа, в лицевой маске которого пчёлы проделали дыру. Надо было закрыть глаза хотя бы на часик-другой, но что я мог сделать, кроме как размышлять только о том, как она стала вдруг необходима?