Никита Дубровин покинул аудиторию и заспешил к выходу из корпуса. Быстро засовывая руки в рукава куртки, которую получил в гардеробе, парень стремительно преодолевал фойе, когда услышал за спиной торопливые шаги.
- А ты почему не остался на "совещание", Никитос? - однокурсник Никиты, Марк Кораблёв, спросил это так, словно они продолжали уже начатый диалог.
- Некогда мне, Марк. Да я и на вечеринку эту не собираюсь, если честно. Просто не хочу заранее огорчать организаторов, потому и помалкиваю пока, - не сбавляя шаг, Никита открыл одну за другой высокие входные двери.
- А они огорчатся, - хмыкнул Марк, причём, так, что стало понятно: Марка огорчение "организаторов" только повеселит.
Марк так и шёл рядом, не отставал. Он жил по соседству с Никитой, в одном дворе. Правда, они раньше учились в разных классах и никогда не дружили: бойкий и спортивный Никита в детстве немного свысока относился к тощему "ботанику" Кораблёву.
Дети порой, сами того не желая, бывают довольно жестоки. Никиту Марк забавлял: тощий, длинный, нескладный. Тёмные кудрявые волосы в вечном беспорядке. Белая наглаженная рубашечка, трикотажный жилет в клеточку, очки с толстыми стёклами. И извечный футляр со скрипкой в руках.
А ещё Марк Григорьевич Кораблёв очень сильно картавил, потому собственные имя, фамилия и отчество давались ему весьма и весьма нелегко.
Лет до пятнадцати Марк появлялся на улице исключительно в сопровождении мамы или бабушки. Казалось, отца у Марка не было и нет, однако это было не так. Отец у Марка присутствовал. Правда, всегда или почти всегда находился на работе.
Каково же было удивление Никиты, когда Марк, которого все видели в будущем студентом консерватории, был зачислен на авиакосмический факультет технического университета и попал в одну группу с Никитой. Не просто попал, а стал лучшим студентом на потоке, что уж скрывать. Сейчас ребята учились на третьем курсе.
- А ты сам, Маркуха, почему ушёл и не стал "совещаться"?
- Из-за моего отсутствия девчата не расстроятся, - пожал плечами Марк. - Ты же знаешь, я не ходок на все эти междусобойчики.
- А ты попробуй, вдруг понравится? Иногда там бывает весело и довольно интересно.
- Угу, - усмехнулся Марк. - Поверю на слово. А ты-то почему удрал?
- Дед у меня приболел. Я ведь с дедом живу; родители вот уже пять лет, с тех пор, как отца назначили руководителем научной лаборатории, отбыли жить и работать за Полярный круг. Мы с бабушкой и дедушкой остались в Москве. А два года назад бабушки не стало. Она была старше деда на восемь лет.
- Дедушка твой совсем ещё не старый и выглядит довольно крепким.
- Конечно, совсем не старый. Да вот где-то подхватил инфекцию, кашляет. Я контролирую его, иначе он всё лечение на самотёк пустит. А вообще, ему всего шестьдесят шесть. Когда родился папа, деду было двадцать три. А когда родился я, папе было двадцать три, а деду - сорок шесть.
- Это значит что?
- Что?
- Через три года у твоего деда родится правнук! - торжествующе воскликнул Марк. - Стабильность - признак мастерства.
- Да я пока и не спешу, - пробормотал Никита. - Мне пока слишком многое девушки нравятся.
- А это значит, что всерьёз не нравится никто, - авторитетно заявил маститый психолог Марк Кораблёв. - Ты тоже многим девушкам нравишься.
- Ну я же не виноват! - оправдывался Никита.
- А как твой дед? До сих пор в трауре по бабушке?
- Ну не то что в трауре. Просто никто не может заменить бабушку, так дед говорит.
- И всё же надо женить твоего деда. И ему веселее, и его здоровье будет, кому контролировать, пока ты занят.
- Женить?! - Никита даже приостановился от неожиданности.
- Ну да. У меня и кандидатура на примете есть, - значительно изрёк Марк.
Перед мысленным взором Никиты тут же возникла бабушка Марка, Аглая Демьяновна, - дородная пожилая дама, которая ростом казалась почти с Никиту. А он в своей семье был самым высоким, метр восемьдесят два. Марк был такого же роста, только очень худой, прилично у́же в плечах.
Зато худобу Марка с лихвой компенсировала монументальная фигура его любимой бабушки, её внушительные плечи и бюст, на котором можно было разместить, например, поднос с едой или напитками.
Аглая Демьяновна всегда красила волосы в цвет яркой ржавчины и была верна одной и той же причёске, напоминающей причудливое гнездо. Помимо прочего, довольно крупный нос Аглаи Демьяновны украшала приличных размеров бородавка.
Кроме того, выражение лица бабушки Марка всегда было кислым, таким, словно её недовольство вызывают все и вся.
Но дело было даже не в этом. В конце концов, внешность часто бывает обманчива... Но только не в случае Аглаи Демьяновны. Никита и Марк с самого рождения жили в одном дворе, и Никита с детства помнил, что с Аглаей Демьяновной не связывается никто. Вообще никто.
Стоило ей появиться во дворе, как дети уходили играть в другое место, а у взрослых находились неотложные дела. Тот, кто не успел ретироваться, усиленно симулировал отсутствие слуха и речевых навыков.
Да и вообще, Аглая Демьяновна лет на десять старше деда Никиты, Александра Николаевича. Конечно, бабушка тоже была старше деда на восемь лет, но... Бабушка - это бабушка. Она даже в пожилом возрасте сохраняла лёгкость и весёлый, неунывающий нрав.
Когда-то в молодости, до замужества, бабушка была "цирковой", занималась акробатикой и эквилибристикой. Влюбившись в деда, оставила карьеру и бесконечные гастроли, работала почти до ухода из жизни в эстрадно-цирковом училище.
Александр Николаевич всегда говорил, что жена у него - артистка, а он - скучный человек, инженер. В самом же деле, с ним тоже никогда не было скучно, настолько остроумным и интеллектуальным человеком был и остался дед Никиты.
Никита гордился тем, что похож на деда: унаследовал его густые русые волосы, смуглую кожу, тёмные ресницы и брови, серые глаза и немного резковатые черты лица. У Александра Николаевича почти не было седины, шевелюра не поредела, а взгляд оставался молодым и острым.