Как ветерок...

Как ветерок

«Чечек-чечек», - выстукивали свое вагонные колеса. Столбы с проводами линовали и графили заоко́нье. Электричка резво катила к Томску, поедая километры рельсов. Коротенькая вагонная жизнь шла своим чередом: щебетали нахохлившиеся старушки, шумел подвыпивший парень в камуфляже, дремала сидя обнявшаяся парочка. Время от времени продавцы-коробейники влекли по вагону свои тележки, нарушая размеренный шум криками - то бодрыми, то заунывными: «Пиво-чипсы-семечки», «Мороженое-кому-мороженое», «Газеты-программы-кроссворды».

   Андрей отвернулся к окну, мазнул взглядом по сидящей напротив девчушке лет восемнадцати и поплыл мыслями. Командировка удалась: конец августа, план по продажам сделан вчистую, и до сентября можно поплевывать в потолок. Андрей не любил и одновременно любил поездки по области. С одной стороны - электрички да поезда (не гонять же машину по эдаким дорогам), ветхие сельские гостиницы, непокой и неуют. С другой стороны - хоть какие-то перерывы в протирании штанов за бумагами, компьютером и телефоном.

   Девчонка, сидевшая напротив, встала и потянулась на верхнюю полку - за сумкой. Вслед за хозяйкой вверх потянулась коротенькая маечка, и перед глазами Андрея замаячила кипенно-белая полоска трусиков над поясом джинсов. Отвел взгляд. За окном проносились разноцветные домики - дачный поселок. Девчонка дергала и дергала сумку, которая упорно не снималась с полки. Андрей поднялся на ноги.

   - Позвольте?

   Оказывается, за угол полки зацепился ремешок. Андрей передал злополучную сумку хозяйке и получил в ответ размашистое «Спасибо! ». Он вернулся на место и поглядывал на свою визави искоса. Девчонка напоминала что-то - или кого-то - приятное и забытое, отложенное на дальнюю полочку памяти за ненадобностью. Разглядывать ее в открытую Андрей стеснялся, а смутное воспоминание не отпускало, щекотало.

   Покачивание вагона навевало дремоту. Андрей прикрыл глаза. Метался в голове обрывок прочитанных когда-то строк: «Дочка мельника меньшая... » Да, попутчицу так и хотелось назвать дочкой мельника: крепенькая, веснушчатая, ясноглазая - не чета бледным и тощим до прозрачности сверстницам.

   Внезапно что-то стукнуло его по колену и звонко упало на пол. Пришлось открыть глаза. У ног Андрея лежала толстая книга - похоже, ее уронила «дочка мельника». Он поднял увесистый том и обмахнул рукой пыль с обложки, на которой красовалось «Марсель Пруст». Подал книгу и неожиданно для себя ляпнул:

   - Так вот что читает современная молодёжь.

   - Современная молодежь читает разное, - улыбнулась девушка всем лицом: и губами, и глазами, и веснушками.

   Больше они не умолкали. За два часа, оставшиеся до Томска, обсудили и то, что читает современная молодёжь, и успехи нашей сборной по футболу (Юля оказалась страстной болельщицей), и перспективы обещанных мэрией гастролей Хворостовского.

   Мелькали за окном поля и рощицы, дома и станции, а колёса стучали-выстукивали...

   Томск надвинулся внезапно - громадьём пяти- и девятиэтажек, аляповатым бело-зелёным зданием вокзала. «Чечек, чек, чек», - тише, тише, тише - наконец, электричка дернулась и замерла с шипением. Пассажиры закупорили обе двери вагона и понемногу просачивались наружу. Когда толпа схлынула, Андрей взял обе сумки и двинулся к выходу. Спустился, подал руку Юле. Та спрыгнула с подножки легко и внезапно оказалась близко - совсем близко. Пушистые русые волосы, плечи в веснушках, запах крепких летних яблок. И оконченная вагонная жизнь.

   - Давай провожу, у тебя сумка тяжелая, - предложил Андрей.

   - Хорошо.

   - На чем ехать?

   - На трамвае.

   - Пойдём.

   Привокзальная площадь бурлила. Сновали приезжие и отъезжающие, проводники и носильщики, мотылялся туда-сюда небольшой цыганский табор, вальяжно топтались голуби.

   На остановке Андрей и Юля втиснулись в трамвай; он тронулся, дребезжа и позвякивая. Оба молчали. Андрей чувствовал странное: будто вибрации, из которых он соткан, переходят на другую частоту; атомы, из которых образовано его тело, в эти секунды перемещаются, словно кто-то ловко и быстро собирает кубик Рубика, и тут же, на глазах, образуются ровные, матовые стороны - желтая, красная, зеленая.

   Приехали. Общежитие медицинской академии, где училась Юля, находилось почти рядом с трамвайной остановкой - за маленьким парком. Краснокирпичная пятиэтажка была щедро утыкана балконами, и почти на каждом «нюхали воздух» беззаботные юнцы - болтали, курили, читали. Андрея тут же накрыло воспоминание о таких же балконных посиделках, о ночах над чертежами, о поцелуях в коридорах общаги.

   За тяжёлой дверью оказалась застекленная клетушка, где сидела похожая на сову старушка-вахтерша. Шагая следом за Юлей, Андрей спиной чувствовал пристальный взгляд.

   Они миновали несколько лестничных пролётов, затем Юля свернула в коридор и вскоре остановилась перед закрытой дверью. Андрей машинально взглянул на номер - четыреста пять.

   - Вот... Всё. Спасибо, что помог.

   - Вот уж не за что, - хмыкнул Андрей.

   - До свидания.

   - До свидания.

   Андрей спустился вниз, ещё раз ощутил между лопатками взгляд совы-вахтерши и вышел на улицу. Нужно было ехать домой.

   Предосе́нье щедро раздавало свои милости. Безбашенная синь неба сменилась полупрозрачной серо-голубой пастелью. Тоненькие нити паутинок цеплялись за воздух, в котором плавал запах дыма и древесины. Казалось: наконец-то в жизнь, как в мозаику, встроился недостающий фрагмент, и теперь все правильно, хорошо, а будет еще лучше.