Как я меняю мир

Как я меняю мир

Я сидел перед Чингачгуком злой как черт. Полчаса уже этот старый хрыч скрипел на меня и даже не собирался затыкаться. Начальник он тут, видите ли! Пусть вообще радуется, что его в этих начальниках придерживают, пока другого подходящего не нашли. На самом деле, в его-то возрасте под восемьдесят слабО ему уже отделом особо тяжких управлять, особенно спецподразделением. Лет сорок битых проначальствовал, может, хватит уже?

Когда я-то пришел в отдел, тогда начальником был не Чингачгук, а Василий Бурков: тоже немолодой мужик, но уж знамо не такой дряхлый. Злобный, конечно — а чего хотеть на нашей собачьей работе — и наорать мог, и, говорят, даже двинуть, если есть за что. На него многие жаловались, а я как-то понимал. Сам такой: по мне, лучше сразу прямо сказать козлу, что он козел, чем ходить с постной рожей и рассуждать о каких-то там позывах, чувствах — на это психологов придумали.

Ну, короче, а потом Буркова сняли, и позвали обратно этого… Чингачгука. Я его как увидел, честно сказать, малек охренел. Он не на полицейского похож, а на этого… балеруна в отставке: высокий, тощий такой, ногами прискакивает, руками машет, как гусь на пруду, башкой лохматой мотает… Башка седая, а лохмы довольно длинные. Не, у нас, понятно, спецподразделение — никто у нас под машинку стриженый никогда и не ходил, нам надо как-то с народом сливаться. Но этот как-то не сливался, а наоборот, выделялся. Такого «обычного дедушку» я бы, если на улице встретил, месяцок бы точно еще помнил. Потому что ладно лохмы — у него еще одежда вечно вырвиглаз: то красный свитер какой-нибудь, то ярко-синяя рубашка… Я бы его за гомика принял, честно скажу, если бы не знал, что он давно женат.

Да фиг с ним вообще-то. Пусть бы был даже голубой, только б не приставал. Так нет: в каждую бочку затычка, даром что уже песок из него сыплется. А поговорить как любит… Не заткнешь. Да и нельзя заткнуть — начальство, блин. Это и бесит.

- Елагин, але, ты меня слушаешь?! - прорвался мне в голову мерзкий звук начальственного голоса. И голос у него высокий такой еще, скрипучий — как напильником по железке...Я буркнул ему в ответ:

- Угу.

- Какое угу, ты в телефон под столом играешь!

Вот, блин, спалил. Глаза у него еще на месте, у сморчка паршивого.

- Я не играю, Колин Александрович, - соврал я, быстро сунув телефон в карман, и в который раз удивился, какое затейливое у Чингачгука имя. Говорят, у него в предках были арабы, что ли, или кто-то в этом черномазом роде. Вообще похоже на то: морда смуглая, шнобель горбатый и длиннющий, чуть ли не до подбородка. И глаза такие… Здоровенные, коричневые, как у этих всех, которых я в Египте видел, когда на отдых ездил. А Чингачгуком его прозвали за физиономию и за то, что у него раньше только одна прядка была седая в волосах, как перо…

- Ну, оторвался, наконец, от своей звонилки-то? - поинтересовался Чингачгук. - Теперь еще раз меня послушай…

Тут я не выдержал - пусть хоть выговор влепит, лишь бы не нудил:

- Колин Александрович, да я понял, что вы недовольны и все такое! Но только не понял: в чем я-то виноват? Если пропал мужик, и его два месяца найти не могли, а вчера отыскали труп с его мобилой — это он, значит, жив, что ли?! Я не понял логики! Чего я еще должен был отвечать родственникам его на вопрос: «Жив он или нет?» «Жив, только помер»? Или как?

- Ты, Елагин, напоминаешь мне иногда могучий такой дуб, не сочти за комплимент, - Чингачгук постучал ногтем по столу, взял карандаш и принялся вертеть его в руке, ловко перемещая между пальцами. - Ты должен был сказать родственникам правду! И все.

- Так я и сказал…

- … А правда, Елагин, - не слушая меня, зудел начальник, - состоит в том, что ты ни хрена не знаешь, а ляпаешь что попало.

- В смысле я не знаю?! - я аж привстал.

- В прямом. Опознание трупа у тебя на руках было?

- Ну не было. Но…

- Экспертиза была?

- Ну не было, так уже сделали, небось, я просто не заходил еще. Но факты все равно…

- Ты досконально был знаком с жизнью человека до его исчезновения?

- Да Колин Александрович, на мне еще три дела! Какое…

- Ну и чего ты тогда им сказал?

- Что он помер.

- Зачем? Это же неправда.

- А вы-то почем знаете?!

- По тем фактам, которые перечислил до этого. Слушай, Елагин, ты в полицию вообще зачем пришел работать? Чтобы дома не скучать, или от не с кем безнаказанно подраться? - Чигачгук наклонился и прямо аж процарапал меня взглядом.

- Колин Александрович, - сказал я ему откровенно. - Я, блин, спецслужбист. Я свою работу работаю. Вот эти все сопливые «давайте поговорим об этом» и «мне очень жаль, что вы сдохли» - этому меня не учили. Это пусть врачи с ними манаются, если они такие слабонервные.

- Службист-то ты службист, - начальник снова выпрямился в кресле и посмотрел на меня почему-то с сожалением, - а работу ты не работаешь. Потому что работа нашего брата — это что? Это не допустить смерти невиновных людей.

- То есть если эти его родственники щас помрут, еще и я буду виноват?! Да вы вообще...

- Кирилл, - вдруг сказал Чингачгук, показывая, что помнит мое имя, однако произнося его таким тоном, каким ругаются трехэтажным матом, - приготовься выслушать правдивую банальность. Итак, внимание, сюрпризик: ты не можешь отделить себя от мира. Каждое твое действие и слово, подчеркиваю — КАЖДОЕ — имеет последствия. У нас есть статья — доведение до самоубийства. Как ты думаешь, откуда бы ей взяться? Ведь тоже, наверное, родственники самоубийцы «просто», и как ты, говорили ему что попало, башкой своей не думая, а потом удивлялись, с чего бы это человек повесился.