Камень королей. Часть 1

Глава 2. Невидимые нити

Волны бились о борт баркаса, успокаивая мысли. На ветру легонько хлопал парус. Голоса перекликающихся рыбаков звучали все реже, и чаще с берега доносилось птичье пение. Жаркое солнце слепило даже через опущенные веки, но открывать глаза и пересаживаться в другое место Сони не хотел. Так - не видя ничего – казалось, будто он сладко дремлет под навесом чьей-нибудь лодки на пристани Могареда, мечтая о том времени, когда бросит воровство и откроет лавку. И будто вовсе не прощается с мечтой, уплывая прочь из родного города навстречу неминуемой гибели.

Он все-таки открыл глаза, и к нему тут же вернулись усталость и боль. Маги перевязали ему ногу и грудь, однако это мало помогло – Сони требовалось хорошенько выспаться и отдохнуть, чтобы прийти в себя. Поморщившись, он посмотрел вслед постепенно исчезающим за деревьями крепостным стенам. Глядеть на удаляющийся пост стражи с перетянутой поперек Сарагина цепью и звено Диадемы Юга – колонну с огромным зеленым майгин-таром на ней – было неприятно, хотя ничего необычного там не случилось. На Сони «истуканы» не обратили внимания, они проверили груз баркаса, сумки пассажиров, которые назвались паломниками, втихаря рассовали по карманам монеты Калена и разрешили пересекать границу города, обозначенную охранными колоннами.

Сони перевел взгляд на главаря. После рассвета сияние вокруг Дьерда пропало, зато появилось у Калена и Виньеса. Сони пока опасался спрашивать, почему это происходит, но, что бы это ни означало, главаря окружал самый сильный ореол. Маленькие золотистые пылинки плавали в воздухе вокруг Сони, как бы далеко он ни отходил от Калена. Впрочем, баркас был небольшим – дальше, чем на несколько шагов, друг от друга никуда не денешься.

Золотистое сияние только подчеркивало исключительность главаря. Его длинные волосы были настолько светлыми, что в них становилась незаметной седина, а белая кожа не поддавалась загару. Он был чистокровным северянином, о чем говорило и его имя, не похожее ни на короткие четкие имена у простолюдинов, ни на вычурные – у благородных людей. В северных землях свято блюли древние традиции; одежда, нравы, обращение с родственниками и знакомыми сильно отличались от принятых в остальной Кинаме. Большинство северян, которых знал Сони, были бледными призраками, затянутыми в собственную гордость в не меньшей степени, чем в наряды из мягкой кожи.

Кален был другим, и дело не в одежде и не в сиянии. Для него традиции явно не стояли на первом месте, и, похоже, он любил играть личинами. Ночью главарь внушал страх, а сейчас весело обсуждал с капитаном баркаса цены на муку, и его лицо выглядело добродушным, как у какого-нибудь крестьянина, а вовсе не как у хладнокровного убийцы, которым он был. Сейчас, например, в разговор вступил помощник капитана – у него оказалось свое мнение на то, почему в этом году поставки в деревни сехенов стали дешевле, чем в прошлом, хотя ситуация в провинции не изменилась, и Кален так с ним заспорил, будто от зерна зависела его жизнь. Они стояли на корме судна, между ними и развалившимся на носу отрядом плотными рядами были уложены мешки с товарами, приглушавшие звуки. Сони послушал немного и отвернулся, выгнав их из своих мыслей. У него будет по уши времени разгадать, как построить общение с новым главарем.

- Эй! – Сони вздрогнул, когда Лейни приятельски хлопнул его по плечу и устроился рядом на прогревшихся досках. – Чего грустишь? Уже тоскуешь по дому?

- Вроде того, - буркнул Сони.

Он не думал, что стоит откровенничать с человеком, который, возможно, через неделю его зарежет. Лейни, однако, не заметил неласковости и громко засмеялся, снова похлопав новичка по плечу. Наверное, считал, что его это должно подбодрить.

Лейни оказался самым бесхитростным из всей компании. У него единственного на поясе висел меч – такой же широкий и незатейливый, как и его хозяин. Лейни не был магом, все его умения лежали в области рубки людей – так он сам это назвал. Он раньше был солдатом и дослужился до лейтенанта, но потерял звание при переходе в гвардию. Сони, который уже успел узнать о нем намного больше, чем о других спутниках, догадывался, что повышение произошло только благодаря его исполнительности. Лейни был из тех людей, которые делают ровно то, что им приказывают. Говорят любить – он любит, говорят ненавидеть – он ненавидит, а если скажут копать от забора и до обеда, он так и сделает, что бы это ни означало. Вчера отряд охотился на Сони, и Лейни предлагал его убить. Сегодня Кален сказал, что к Сони нужно относиться, как к члену отряда, и вор стал для воина чуть ли не ближайшим другом. Сони не умел так быстро менять свое отношение и испытывал настороженность, когда Лейни вот так вот запросто хлопал его или принимался разглагольствовать на тему родного дома и прелести странствий. Но это было куда лучше, чем кислое лицо Виньеса напротив.

Если верить прочим членам отряда, Виньес был лордом – настоящим, потомственным лордом, во владении которого находился целый замок. При всем этом ногти на обеих руках горбоносого мага были коротко подстрижены. Как он согласился на такое изуверство? Даже у менее благородных родов, которые могли отращивать ногти лишь на левой руке, считалось позором лишиться символа своего положения. Рьен, например, уходу за ногтями придавал чуть ли не больше значения, чем приведению бумаг хозяина в порядок. Наверное, поэтому Виньес и кривил постоянно губы в брезгливой гримасе.

Лордов Сони ненавидел всей душой. Это из-за них он лишился родителей. Когда заболел отец и семья не смогла выплачивать аренду за жилье, владелец-лорд попросту выставил их на улицу. Им пришлось ютиться в землянке возле Сарагина, где болезнь отца только усилилась и скоро убила его совсем, а следом зачахла и мать. Высокорожденные были виноваты и в гражданской войне, в том, в каком дерьме купалось королевство в последние годы. Их интересовало лишь то, кто сегодня наденет корону и как с помощью этого заграбастать побольше денег. Они едва ли не каждый месяц повышали налоги и забирали молодых мужчин, чтобы заставлять их сражаться со своими же соседями, только принесшими клятву верности другому лорду. То, что из-за них разорялись целые города и детям приходилось воровать, потому что они не могли собрать денег на еду, обладающих властью ублюдков не волновало.