Камень Мятежа

Предварительная глава. Часть I

Нынче утро проходит слишком быстро. Нет времени остановиться, выпить чашечку кофе на террасе собственного дома или, выйдя на балкон с кружкой горячего фруктового чая, отстраненно от суеты наблюдать за течением жизни там, внизу, в городе. Смотреть на крыши проезжающих машин, гадать, какая повернет на ближайшем повороте, а какая, повременя, возьмет следующий; предполагать, кто едет на заднем сидении, небрежно кинув сумочку или дипломат рядом с собой, а кто решил добраться до места работы за рулем автомобиля. Ведь это отчасти занимательно, отчасти и важно — данный способ провести свободные минутки утра позволяет немного разбудить тело, впрочем, неспешное начало дневного марафона, как известно, никогда не бывает лишним вне зависимости от того, разбудит ли оно тело или нет. Ценным является именно то время, которое человек может потратить на себя, не важно, в вечерний или в утренний час. Что же осталось ему делать сейчас? Спешить, ведь существует опасение опоздать.

В больших городах все с утра спешат на работу. Невероятно скорое движение окутывает центральные улицы. В рой шума толпы, сигналов, криков, собачьего лая и велосипедных звонков не столь гармонично вписываются сирены, зазывающие голоса рекламщиков, плачи детей и пьяные распевания самых счастливых людей на улицах. В парках уже не осталось бегунов, и по дорожках, где еще час назад оживленно бегали молодые люди, тяжелым, немного ускоренным шагом шли гордые представители среднего класса в выглаженных костюмах, разумеется, с галстуком. И руки у них были заняты не картонным стаканчиком с латте или двойным эспрессо: кто держал папку, кто — дипломат, а кто шел с беззаботно засунутыми в карманы руками, предварительно тем самым пожелав начальству довольствоваться лишь его присутствием. Дороги оккупировали бесчисленные снующие туда-сюда такси. Привычные желтые «Ford Crown Victoria» живо лавировали между мерно едущими черными «Lincoln Town Car», часто обгоняли их, чем вызывали бурное недовольство и иногда проклятия в свой адрес. Безумной скорости автомобильное движение все же на несколько секунд замирало — тогда его останавливал красный свет светофора. Но в таком случае на дорогу вырывались толпы людей. И каждый идущий витал в облаках своих мыслей. Каждый спешил на работу.

Между гражданами в костюмах сновали люди в черной форме, с кобурой на поясе. Они заговорщически всматривалась в лица тех, кого называли «личностями подозрительными» или «не вызывающими доверия».

Странное определение. И если задуматься, оно окажется, плюс ко всему, слишком субъективным. Те, кого в шутку называют «капиталистами», ни здесь, ни там не вызывают подозрений, лишь взгляды, у некоторых — с ноткой отвращения, в свою сторону. И полиция на них смотрит сквозь пальцы, не считая подобных людей «подозрительными», хоть и, согласитесь, сложно их считать «вызывающими доверие». А метод выбора этого «опасного элемента» и того более странный. Любой, одетый неопрятно, оглядывающийся с опаской и настойчиво продвигающийся в самое сердце толпы, мог быть уличен как тот самый «не вызывающий доверия»; в таком случае, служащие в полицейской форме точно оправдали бы свое появление на этой полной спешащих людей улице. Система разделения толпы на белое и черное, а, знамо дело, в вопросе национальной безопасности других цветов и быть не может, крайне узкая и шаткая. Даже человек со стеклянными глазами и испуганным видом, отчаявшийся, может оказаться безобидным, в то время как абсолютно спокойный молодой человек с тем же умиротворенным взглядом выхватит пистолет и устроит массовую экзекуцию. А ведь это слишком серьезные вещи, чтобы допускать в них компромиссность.

В автомобильный трафик, который был полон размеренного и привычного хаоса, почти управляемого и логичного, иногда так некстати врывались «Ford Crown Victoria» со включенными мигалками или новенькие бело-черные «Dodge Charger» — такие же, с красными и синими сверкающими лампочками. В них сидели патрульные — люди с самой грязной, но самой ответственной работой. Они наблюдали за порядком, они сохраняли безопасность. И пускай некоторые пассажиры такси вслух высказывали свое недовольство по поводу появления «легавых с мигалками» на улице, ведь они задерживали движение, состоящее в основном из дешевых такси и бизнес-кэбов, все они понимали, что эти меры скорее вынужденные, чем своевольные, хотя и скорее своевольные, чем абсолютно необходимые. Впрочем, сегодня полицейские были особенно внимательными, даже обустроили контрольно-пропускной пункт на улице, ведущей к отделу федерального бюро расследований.

Из штатской машины вышел взрослый мужчина в черном костюме, лишь по оформлению полов которого было понятно, что вещь эта была недешевой. Несмотря на то, что от неземной парковки до входа в огромное угловатое здание, в котором мужчина, очевидно, работал, лежал путь в двадцать метров, на переносице человека восседали солнечные очки в тонкой оправе, обязательно с затемненным стеклом. Шаг у него был уверенный, спину мужчина держал ровно — все в нем выдавало человека, при виде которого любой прохожий то с уважением, то с презрением скажет: «федерал…». Впрочем, о его профессии давал представление как костюм, так и строгий черный портфель для бумаг, а ведь с таким появляются на работе лишь начальники или преуспевающие клерки.

Мужчина с едва заметной спешкой вошел в здание, бросил портфель на стол и пролетел сквозь рамку металлоискателя. Пропуск уже висел на лацкане его пиджака, и, дабы избежать приставаний скучающего охранника, агент сухо проговорил «служебную» фразу, которой он начинает практически любой разговор в своей профессиональной деятельности:

— Главный специальный агент Ричард Гибсон. — Краткое заявление было сделано наотмашь, небрежно, словно было формальным и голос мужчины просто должен был прозвучать в холле. Агент уже готов был схватить свой портфель и пойти к лифту, как охранник несколько неуверенно подошел к нему и похлопал по плечу. «Федерал» удивленно обернулся и высокомерно посмотрел на сухопарого двадцатилетнего стажера, которого не так давно поставили на этот пост. По минутной немой сцене, если наблюдать со стороны, казалось, что темноволосый мужчина в строгом костюме был скорее ошарашен случившимся и смотрел он на паренька крайне недовольно, с, удивительно, искоркой непонятной надежды. Гибсон, что было общепризнанным, постоянно был немного мрачен, к слову, мрачность эта включалась каждый раз, когда он входил в здание ФБР, а когда выходил из него — сменялась на вечную мягкую патетичность, в известной мере и жизнерадостность.Среди коллег прослыл он как человек вспыльчивый, и сейчас, когда он немного опаздывал на собрание, неотъемлемой частью которого являлся, агент немного нервничал. Он подвергся обыску еще на подъезде к месту работы, а обыскали его и его машину несмотря на значок и удостоверение, и здесь, похоже, должен будет в очередной раз демонстрировать чистоту своих мыслей и намерений. Мужчина нахмурился. Он молча ждал, что же скажет ему охранник.