Камень нищего

Веселье

Воскресный день начался с конфуза. Точнее, не совсем так. Начало-то выглядело самым благообразным. Многие, проснувшись с утра, наверняка немало удивились внезапно расчистившемуся небу, которое, накануне казалось, уже не прояснится. Осеннее солнце напомнило о себе, засияв в прозрачном воздухе. В мир частично вернулись цвета. Оказалось, ещё не вся трава увяла и пожелтела, была вытоптана или съедена. Её отдельные лоскутки зеленели на склонах холмов, перемежаясь с бесцветными зарослями пожухлого бурьяна и тёмными проплешинами убранных наделов. Церковный холм не вспахивали и старательно выкашивали сорняки, отчего он выглядел самым нарядным среди собратьев. К нему и стекался народ, с утра пораньше озаботившись делами духовными, прежде чем погрузиться в предпраздничные хлопоты, а потом окунуться в само безудержное веселье по окончании трудов праведных, на время забыв о строгостях, предписанных верой.

Церковь представляла собой деревянное строение, более всего напоминающее большой сарай с приделанной башенкой. Видимо, ставили её, особо не задумываясь, просто потому что ей положено быть. Зато место выбрали действительно красивое, возвышающееся посреди долины в окружении гор, откуда видно все окрестные деревни, замок в отдалении над ними, а особо погожими днями даже городские шпили, выглядывающие из-за безбрежного леса. Вершина холма была открыта солнцу, всем ветрам и всякой непогоде, из-за чего брёвна церкви за несколько лет приобрели безжизненно-серый цвет. И при взгляде на неё невольно приходили мысли о грехах, в коих необходимо срочно покаяться, пока сам не улёгся под такой же серой могильной плитой.

Но двери храма, против обыкновения, оказались закрыты и заперты. Сперва ткнувшиеся в них не очень удивились, предположив, что пастор ещё не проснулся, отдыхая после усердных молитв. И к этому в толпе отнеслись с пониманием:

– Глядите-ка. Святому отцу удалось найти общий язык с Небесами. Его не только услышали, но и правильно истолковали.

– За добрым вином всегда проще договориться.

– Прекратите кощунствовать, богохульники!

Но вскоре запас одобрительных слов в адрес незадачливого пастора начал иссякать. Народ всё прибывал, с раздражением топчась возле запертых дверей.

– Что здесь происходит? – строгие нотки не отменяли мелодичность голоса. Это была сама госпожа, по обыкновению, верхом, в элегантном костюме. Лицо скрывала вуаль.

– Маленькое недоразумение, – подали ей руку, помогая спешиться. Лакеи, как всегда, отстали ещё возле ворот, а крепостные б не решились на такую дерзость. Да и ладонь была совсем не крестьянской – сухой и бледной, с тонкими длинными пальцами. Отчего-то не хотелось её касаться. Чтобы ответить на галантный жест, не рискнув показаться невежливой, выручили замшевые перчатки. Но даже сквозь них чувствовался холод. Заботливый господин выглядел более подходяще для вчерашнего дождливого вечера, нежели солнечного полдня, каким неожиданно одарила всех нынче капризная осень. Среди принаряженного люда он походил на кусок голой непросохшей земли между распустившихся луговых цветов. Такая бывает на месте свежей… – впрочем, подвернувшееся сравнение само немедленно захотелось похоронить, дабы не усугублять без того портящееся настроение. Граница тени от глубоко надвинутой шляпы на лице, сразу над верхней губой, казалась неестественно резкой, будто выше зияла дыра. Женщина невольно отвела взгляд, надеясь, что под вуалью это не слишком заметно. Судя по одежде, пусть и выцветшей, зато искусного покроя, незнакомец был не из простого сословия, хоть и не стремился это афишировать.

– Почему церковь закрыта? – спросила хозяйка недовольно.

– В этом как раз и пробуем разобраться, – учтиво склонив голову, ответил он.

– Да святоша напился, небось, и никак не проспится, – подсказал кто-то.

– А постучать посильнее не пробовали?

Народ пожал плечами. Как-то было непривычно смиренным прихожанам подобным образом ломиться в храм Божий.

– Всё, как всегда, приходится самой, – посетовала благородная дама. – Проснитесь, святой отец! – позвала она громко, насколько могла, при её мягком от природы голосе. Кулачок в перчатке забарабанил в тяжёлую дверь.

В ответ над головами раздался звон колокола – одиночный и короткий, словно его случайно задели и тут же поспешили исправить оплошность.

– А я и не сплю, – донеслось с колокольни. Грузный священник вскарабкался туда по крутой внутренней лестнице и теперь взирал на них сверху вниз, перегнувшись через хлипкие перила. Непонятно: как эта конструкция выдержала под ним и не сверзилась вместе с тучным телом на землю.

– Почему тогда не откроете?

– Потому что порождению Нечистого нет входа в обитель Господа!

– Как прикажете вас понимать? – сделав шаг назад, чтобы лучше видеть, уставилась на него удивлённая хозяйка. Сейчас он сам скорее походил на беса – налитые кровью глаза безумно таращились с позеленевшего, опухшего лица, к всклокоченным волосам и измятой рясе прилипла шелуха.

– Исчадие Геенны Огненной пытается проникнуть в храм! Не пущу!

– Где? Что вы имеете в виду?

– Оно здесь!.. – точно священное орудие, угрожающе поднял он над головой пузатую бутыль, – Изыди! Не позволю осквернить свято место!

– Одумайтесь! Люди пришли на воскресную службу. Негоже отказывать верующим в их праве, обрекая на невольный грех.