Не понравились ему ботинки. Даже насторожили. Новенькие и начищенные. У них в таких не ходят. Зачем чистить? Чтобы потом весь день шлёпать по грязи? А этот, когда подходил, перепрыгивал через лужи, чтобы не запачкаться, и теперь стоял, возвышаясь над ними, сидящим. Он сидел к нему спиной и не поворачивал головы. Видел косяком его ботинки и только. Да, чего он ему? У него всё в порядке. Пошёл откуда пришёл!
А тот начал залупаться:
- Документы!
И тогда он окончательно решил::
«Точно! Не наш».
Тут все друг друга знали. Кто и чего спрашивает? Вон, Трёхнутый просто подходил и садился, чтобы погреться у костра. Выставлял вперёд руки, посидел, позаикался про китайцев и шёл дальше. И ботинки у него, как у всех. Ношеные. И шёл он в них через все лужи. Так и не узнали, как его зовут. «Трёхнутый» и «Трёхнутый». Его на китайском фронте так шандарахнуло по башке, что с тех пор он еле говорил. Списали в тыл, чтобы ходил в патруле по городу. А к нему ещё приставили пару сержантов из местных, которым за пятьдесят. Вот так, втроём, они и шатались по их району, чтобы ловить жульё, проверять документы и следить за порядком. Их-то Трёхнутый знал и не трогал. А сидели они почти каждый вечер у костра за стеной заброшенного завода. Устроили себе как бы клуб, как когда-то. Курили, пекли на углях картошку, болтали о своём. У них в городе редко, что случалось, поэтому – в основном, о том, какие новости приходили с фронтов. Где наступали, где затишье. А куда им податься вечером? Ну, не дома же сидеть?
А этот – явно не из команды Трёхнутого. Спиной чувствовал. Уж, больно здоровенький. Такие воюют, а не шастают по городу в патруле. А с ним ещё один, а не двое, как полагалось. Стоит в сторонке. Его и не видно.
Выставил вперёд руку, чтобы была видна метка, а тот опять за своё:
- Документы, я сказал!
Ну, если сказал, то получи. Все полезли по карманам, и он тоже.
Тот сначала взял у Кананы.
- Имя!
Он ещё не знал, что Канана и имени своего произнести не мог. Только мычал, а сказать ничего не имел возможности. Они его пригрели только из-за то, что он воровал несколько картофелин в столовке при фабрике, где работал на кухне, и перекидывал их через забор. Поэтому было чем подкрепиться вечером после смены, когда пекли их на костре. Разве одни пайком прокормишься?
«Ботинок» даже не посмотрел и отдал карточку назад Канане, когда тот начал мычать и размахивать руками.
Следующим был Цыган. Ну, не цыган, конечно. Так. Кликуха к нему прилипла. Он его не любил, но приходилось терпеть в своей компании. Куда денешься? Тот уж больно похабно рассказывал о девках, с которыми имел дело. А они его любили. Здоровый, чернявый. Ну, хромал слегка, поэтому не попал в армию. Ну, так что же? Мужик, всё же. И метки на нём не было, как у него.
Опять:
- Имя!
Ну, Цыган ещё не забыл своего имени. «Ботинок» покрутил карточку, почитал, что написано, и отдал обратно. Хотя уж больно пристально оглядел его. Как бы примериваясь.
Дальше пошёл Доджик. Он самый тихий, незаметный. Редко слово из него вытянешь. Имеет настоящую метку. Не то, что у него. Его заразили в детском доме, когда кололи прививки одним шприцом. Они его держали, потому что тот иногда откуда-то приносил спирт. Он сам не любил выпивать. Дурным становился. А пацаны ценили и за это держали Доджика у костра. Но как-то сдал он в последнее время. Зачах, сгорбился. Может, скоро и сгинет. Кто знал? Но «Ботинка» он вовсе не заинтересовал. Бросил ему обратно карточку и всё.
А вот теперь настал его черёд.
- Имя? Где живёшь?
Сказал ему, не поднимая головы, то, что написано в карточке.
«Неужели, придурок, не понимает, что, если бы была не моя, то выучил бы за одну минуту».
Ну, и опять выставил вперёд руку, чтобы тот увидел метку, и отстал. А «Ботинок» не унимается.
- А ну, морду поверни!
Это он ему. Но с таким связываться не стоило. Заберут, а дальше у них там просто. Навешают сопротивление при задержании, ещё что-нибудь, и будешь годик-другой в шахте уголёк рубить. Поэтому повернулся и взглянул вверх.
«Совсем не наш. Вон! Щёки какие наел. И роже наглая. Обмундирование новенькое».
А тот всё вглядывался. Как будто запомнить хотел. Швырнул ему карточку так, что еле успел поймать, чтобы не попала в огонь костра. А тот повернулся и гордо пошёл восвояси, перепрыгивая, чтобы не запачкать ботинки. Второй, молча, присоединился и поплёлся рядом. Опять удивило. Солдаты в патруле обычно идут сзади офицера. А этот рядом. Как будто свой.
Так и смотрел им вслед, пока Цыган материл офицера вполголоса, чтобы тот не услышал. Канана тоже что-то промычал, хотя его никто и не понял. А Доджик промолчал. И никто из них так и не заметил, что не свой, а чужой подходил.
«Может, шпионы?»
Представил себе, как он обнаруживал шпионов. Как в книжке, которую читал в детстве. За это могли бы и орденом наградить и послать учиться, несмотря на метку. Но тут же сам над собой внутренне посмеялся. Что им делать у них на задворках? Заводы, вон где. А здесь что? Четверо работяг коротают вечерок. Какие уж тут шпионы!
Но как-то неприятно было на душе. Даже не мог объяснить отчего. Молчал, пока пацаны о чём-то трепались. Вернее, Цыган рассказывал, Канана мычал с одобрением, а Доджик вообще помалкивал, иногда кивая головой.
- Ладно, орлы! Мне пора. Женщина дожидается.
Цыган подмигнул всем. Опять шёл к какой-то бабе.
Ему тоже пора сваливать. Надо ещё успеть заскочить к Зинаиде Алексеевне до наступления комендантского часа. Выкопал из углей две картофелины из своей порции, и запихнул их в строительную варежку, которую приспособил для этих целей.
- Меня тоже женщина дожидается.
#21435 в Фантастика
#2901 в Боевая фантастика
#1533 в Антиутопия
антиутопия, мировая война, любовная романтика и чувство первой любви.
Отредактировано: 19.12.2019