Капли

Пролог

— Пожалуйста, будь осторожна. Он страшный человек.

— Я знаю, — спокойно ответила медсестра, развешивая верхнюю одежду девушки.

В палате, больше похожей на уютную спальню, было довольно тепло, но пациентка в аляпистом свитере необъяснимо мерзла. Они вернулись с прогулки, на которую совсем не хотелось идти, однако у девушки давно пропало желание сопротивляться внешним обстоятельствам. Тонкие пальчики покалывал холод, и она прятала их в кулачки, чтобы согреть.

Выматывающая встреча дала о себе знать. Она чувствовала, как активизировался яд в крови… или вся кровь уже стала ядом. Она давно не понимала, где кончилась ее реальность и начался отвратный кошмар.

— Думаю, пришло время рассказать о том, что он с тобой делал, — медсестра требовательно протянула руки и помогла ей избавиться от свитера.

Теперь стало еще холоднее, но пациентка ничего не сказала. Она хотела заплакать, но не смогла. Подняв одну ступню, она стянула носочек и впервые продемонстрировала ее кому-то другому. На нежной тонкой коже красовались зажившие сигаретные ожоги. Уродливые серо-розовые рубцы образовывали веселый узор: улыбающуюся рожицу, однозначно выжженную специально.

Медсестра изучила травму и только сдержанно приподняла бровь:

— Почему ты молчала?

— Боялась. Он сначала был такой обходительный, ласковый, родной, — голос девушки дрогнул, — А знаешь, какие слова он мне говорил?

— Догадываюсь, — медсестра выдержала паузу, — Зачем ты верила?

— Любила. Или хотела любить. Я уже не знаю.

Девушка говорила тихо и неуверенно, опасаясь, что за каждое неуместное слово ей вновь сделают больно.

— Когда мы принесли тебя сюда, у тебя все руки были в синяках. Шея! — внешне сдержанная медсестра впервые эмоционально всплеснула руками, — Живот… Он бил тебя по животу уже после, верно?

— Да. Хотел убить нас, — девушка судорожно сглотнула слюну, — Но, видишь… Я сделала все сама. И теперь меня заберут.

— А ты хочешь уходить?

— Нет. Мне страшно… Не хочу. Не хочу уходить! Не хочу! — Если бы она могла плакать, то обязательно бы заплакала. Слова непослушными обрывками вылетали из ее рта, и она хотела их остановить, но не смогла.

Они помолчали.

— Можно вопрос?

— Разумеется, — все так же сдержанно ответила медсестра.

— Почему ты так добра ко мне?

— Мне тебя жаль.

— Почему?

— Потому что ты тупая. Неужели тебе одного раза оказалось мало?

Честность ответа поразила, но совершенно не обидела девушку.

— Наверно, — лишь неловкое пожатие плечами и усталый, измотанный взгляд, полный боли. — Но теперь мне кажется, что я освободилась от чего-то.

— Просто твои мозги начали наконец-то шевелиться.

— А когда начали шевелиться твои? — Вопрос не был жалкой попыткой защититься, девушка спрашивала искренне, разглядывая давнюю знакомую так, словно видела ее первый раз. Поняв, что сдерзила, пациентка стушевалась и сжалась в комок, опасаясь немедленной расправы за свою прямоту.

В ответ от медсестры прозвучал жесткий смешок, не содержавший ни капли угрозы. Потом она добавила:

— Не поверишь, после первого раза. Мне его хватило, в отличие от тебя.

— Он обидел тебя в ту ночь, да? — догадалась девушка, вспоминая далекие события.

— Было дело, — все так же сдержанно ответила медсестра. Она уже свернула и убрала ее одежду, приступая к привычной процедуре ухода за пациенткой. Медсестра умыла ее, придерживая черные волосы, и взяла расческу. Девушка решительно отказывалась делать все сама, иногда даже не желая открывать глаза по утрам.

— Он не мог… — Удивление. Непонимание. Разочарование. Осознание. Принятие. — Пойми, я не люблю его… И, кажется, действительно не любила никогда, но не могу поверить, что он мог. Он же не такой!

Девушка повернулась к медсестре спиной, и, время от времени вздрагивая, позволяла себя расчесать. Расческа осторожно, почти трепетно касалась темных волос, и медсестра все так же спокойно заговорила:

— Такой. Очень даже такой. И ты даже не представляешь, как ты в нем ошибалась . Он такое же чудовище, как и я. И, знаешь, он изначально не был твоей историей, и все, что ты к нему испытывала — фантазия твоего больного воображения, — она положила расческу на тумбочку, и, поправляя простыни, указала девушке на постель, — Тебе изначально следовало тщательнее выбирать людей в окружение.

— Я просто хотела, чтобы он полюбил меня, — тихо прошептала девушка. Даже сейчас у нее не выступило ни единой слезинки.

— И он тебе сразу сказал, что ничего между вами не может быть. Никогда. — Медсестра совершенно не менялась в лице. — Я его госпожа. Я — его Вселенная. И по другому не будет, чтобы ни случилось.

— А он что-то значит для тебя? — Девушка испугалась своего любопытства и вновь вздрогнула.

— То же самое, абсолютно… Хм, слово в слово.

— Ты его любишь? — дрожь не успокаивалась, как и любопытство.

— Сильнее, чем ты можешь себе представить. Я уничтожу любого, кто попытается влезть между нами, веришь?

— Конечно. Но он же причинил тебе боль?

— Всего лишь ошибка с его стороны. Ошибка — показать свое истинное лицо, впрочем, и открыть мне мое.

— И ты так спокойно говоришь об этом? — Удивилась девушка, все еще вздрагивая. Раньше ей казалось, что она навсегда утратила способность удивляться.

— Разумеется, — медсестра задумалась и присела на расправленную кровать, — Ведь ответы всегда на поверхности, и, если у тебя возникает закономерный вопрос «почему?» — оглянись назад и подумай, — медсестра помолчала, решая, добавлять ли к своей исповеди свои же промашки, и решившись, продолжила, — Я просто не хотела замечать, какой он, и он научил меня видеть. Впрочем, еще я дала свое согласие, задолго до всех событий… И уж тем более до того, как он показал мне свою суть.

— На такое согласие не дают.

— Дают, на все дают. И ты дала. Понимаешь?

— Наверно понимаю.