В разных мирах народы имеют поверья о перерождении души. Разумеется, эти верования различаются между собой, но суть их едина: душа живого существа не привязана к телу — она бессмертна, в отличие от материального хрупкого носителя. И раз за разом она возрождается в новом теле на своём пути к самосовершенствованию.
У подобных верований имеются основания: люди не могли не замечать, что всё живое неуклонно стремится к развитию, усложнению, тогда как неживая материя стремится к разложению и увеличению хаоса. По мере развития миров их учёные видели, что вся материя — и живая, и неживая — состоит из одних и тех же простых частиц, но живая имеет существенное отличие: она одушевлена. Наличие души почти во всех мирах считалась основным признаком живой материи, остальные признаки были второстепенны, потому как жизнь вполне могла существовать без одного или двух из них, а вот без души — не могла. Даже у простейших организмов есть некое подобие свободы воли, притом что отсутствует сознание — в том смысле, в каком оно есть у разумных существ. А раз у существа есть свобода воли, то есть и душа. А раз есть душа, то ей свойственно это стремление к развитию, которое свойственно всему живому, всему одушевлённому. Но что, если душа в одной из жизней совершит массу ошибок, пойдёт по пути жестокости, разложения — столь губительном для неё само́й? Будет ли у неё шанс излечиться, исправиться?
***
Перед стенами дворца, казалось, собрались жители не только столицы, но и всей империи — и это несмотря на раннее утро. Людское море не имело краёв, выплёскиваясь далеко за пределы города. Но не было привычной для толпы толкотни, ругани, возмущённых возгласов: все, затаив дыхание, следили за тем, что происходило на сооружённом возле дворца высоком помосте. Тонкая женская фигурка в богатых одеяниях была хорошо видна и дальним рядам зрителей. И только те, кто оказался за стенами города, не имея возможности наблюдать — прислушивались к реакции впереди стоя́щих.
Императрицу в представшей перед народом девушке можно было узнать только по её наряду и крупному медальону на груди. Основной символ власти — высокая и тяжёлая корона - остался где-то во дворце, откуда свергнутую императрицу притащили на народный суд.
Ветер безжалостно трепал длинные чёрные волосы женщины — словно уже наказывал её, не дожидаясь вердикта людей.
Главный советник зычным голосом зачитывал список преступлений — реальных и выдуманных.
Народ внимал.
Императрица презрительно усмехалась.
Закончив свою речь, советник дал последнее слово обвиняемой. Женщина шагнула вперёд и её властный голос, усиленный магией, разнёсся по городу:
- Вы думаете, что, свергнув меня, вы получили хороших и справедливых правителей? Считаете, Совет лучше императрицы справится с управлением страной? Но задумайтесь: если один волк убьёт другого, что это будет значить для стада овец? Думаете, они станут членами волчьей стаи? Как бы не так: они как были обедом, так им и останутся. Сменится только охотник.
- Ты смеешь сравнивать народ с овцами, а Совет — с волками? — взревел главный советник.
- Разумеется, нет, — ухмыльнулась ему в лицо императрица, — в данном случае волчицу одолела свора шакалов.
Советник в ответ хлестнул женщину по лицу, отчего её голова дёрнулась, а сама бывшая императрица едва удержалась на ногах. Столпившийся на площади народ издал многоголосый негодующий возглас: императрицу не любили и боялись, но поступок советника возмутил людей. Тот и сам понял, что может потерять симпатии толпы, и поторопился закончить этот фарс, зачитав приговор.
На помосте советника сменил палач, свистнул меч — и жизнь последней правительницы империи прервалась.