Кирик и Иулитта

Кирик и Иулитта

Светлой памяти великомучеников

Кирика и Иулитты.

Солнце неуклонно катилось к раскаленному пыльному горизонту.

Мама ласково провела ладонью по спутанным волосам стоящего рядом с ней сына. Мальчик поймал её ладонь и доверчиво прижался к ней мокрой щекой.

- Ну, что ты, Кирик? - тихо спросила она.

Мальчик вздохнул:

- Жалко, мама...

Женщина улыбнулась:

- Чего тебе жалко, милый? Мы ведь скоро встретимся с Ним, - она указала свободной ладонью на сияющую в темной расширяющейся дали восточную звезду. Её лучи стекали, плескались в просторной степи молочным туманом.

- Та... их жалко. Останутся одни. Кто их будет защищать? - мальчик дернул тонким плечиком в сторону и насупился.

Последние лапки солнца выхватили две темные, укутанные в лохмотья фигуры и одну крупную звериную.

Женщина печально покачала головой:

- Мы же не забудем о них.

Далёкий тёплый свет звезды рос и разливался в сияющем ночном небе. Он осветил простое красивое лицо матери с тонкими лучиками-морщинками возле совсем молодых глаз, серьезное курносое лицо мальчика с крохотным синячком на переносице, две горестно скрючившиеся фигуры на необычно темных для степи холмах, искривленный ствол чахлого кипариса...

- Ты не бойся, - дрожащим голосом сказал Кирик. - Я тебя там буду защищать.

- Там... – с глубокой светлой радостью прошептала женщина. - Защищать будет не от кого.

Свет обнял их. Крепко взявшись за руки, они шагнули в него…

1.

Я хорошо помню тот день. Была самая макушка лета – 15 июля. Солнце косыми лучами падало из высоких окон светлой, сладко ладанной церквушки. Служба кончилась совсем недавно, и люди еще не разошлись. Худенькая девчонка что-то сметала в углу. Храм по-прежнему дышал тем успокоением и молитвенным благоговением, какой обычно царит во время службы. Мне захотелось прижаться лбом к выбеленным стенам и, закрыв глаза, ловить в воздухе звенящие отзвуки молитв.

Я приехал раньше основной группы, и у меня еще оставалось время узнать храм поближе. Конечно, в течение рабочего месяца, я изучу его досконально, но тогда я совсем не думал об этом. Да и узнать храм, не то же, что изучить каждую его деталь. Узнать храм – это понять людей, которые принадлежат ему, почувствовать его сердце. Вот эта девочка, например, в черной послушнической одежде, волосы усердно убраны за белую косыночку, прядка повисла надо лбом, глаза опущены, губы сложены в тихую улыбку. О чем она думает? Что привело её сюда?

А девочка, аккуратно убрав метлу и совок, подняла глаза и пристально посмотрела на меня. Она улыбнулась мне как старому другу, которого давным-давно не видела, но тут же смущенно погасила улыбку. Я тоже улыбнулся ей, чувствуя тонкую ниточку, протянувшуюся от меня к высокому куполу и молчаливым колоколам.

Девочка подошла ко мне и чинно, точно старушки-монахини, спросила:

-Вам что-нибудь рассказать о нашем храме?

Я кивнул.

Девочка радостно улыбнулась и принялась говорить о времени построения храма, об иконах… Меня больше занимал её доверчивый, ласковый огонь в глазах. А она, словно забывшись, говорила, но как-то, будто больше сама с собой.

- … Иулитта тогда поспешно собралась, и ночью она, Кирик и две служанки, которые отказались их покидать, сбежали из города… - рассказывала она. Я вспомнил эту историю. Где-то в Римской империи времен Диоклетиана знатная вдова сбежала вместе со своим сыном и двумя служанками. Она была христианкой и не желала отказываться от веры, потому и сбежала. В общем-то, очень трагичная история. Их поймали, мальчик погиб, и женщина была убита, прежде зверски измучена. Служанки захоронили великомучеников.

Девочка тихонько стояла рядом и вздрагивала хрупкими плечиками.

- Почему ты плачешь? – спросил я.

Она повернулась ко мне, сухим взглядом пронзила меня. 

- Я просто, как подумаю, что на глазах у мальчика истязали его маму, а этот злой царь нашептывал ему, отрекись, отрекись… Представляете, ей самой было невероятно больно, а она все равно держалась и Кирику твердила: помни-помни, кто истинный Бог. А мальчик рвался-рвался к ней, чтобы защитить её!.. – она с силой прижала кулачки к груди. Мне кажется, с такой же страстностью девочки давали присягу и уходили на войну вслед за отцами и братьями.

Я задумчиво оглядел еще раз церквушку и почувствовал, как тепло и уют её сроднили меня и эти белые стены, которые мне еще предстояло расписывать в течение целого месяца.

Тоню, послушницу, сразу же все полюбили и относились к ней как к маленькой сестренке. Она приносила нам полдник и ужин, если мы задерживались за росписью, и долгие часы просиживала с нами, читая нам разные книги. Читала она всегда тихо, но как-то так, что всем было слышно. Меня долго мучил вопрос, где она берет книги, пока однажды я не заметил, как мать Анна, настоятельница монастыря, передает ей в руки небольшой томик Зайцева. В тот день Тоня читала повесть «Преподобный Сергий Радонежский».