Кирпичи 2.0. Авторская редакция

Глава 26. Темна ночь перед рассветом

Hitachi — по-японски «рассвет». Я узнал об этом в прошлой жизни — той, которая была размеренна и понятна. Я знал, чем завершится день и каким будет завтрашний. В той, прошлой жизни, до знакомства с Лехой, у меня была стабильность.

Hitachi — так назывался мой телевизор. Сейчас он лежал на боку, с треснувшим экраном, а я валялся рядом с ним. «Рассвет» на полу, рассвет за окном. Тело ныло, кости захрустели — я встал. Спал я на полу, опять в одежде. Рядом со мной лежал мужик, в котором я признал Кецарика. Возле меня темнела лужа блевотины. Пахло мерзко.

Я распахнул окна и дверь балкона.

В спальне обнаружил еще одного мужика и существо неведомого пола, при пристальном изучении оказавшееся бритоголовой женщиной. Белье раскидано по полу. Я оставил этих двоих досыпать, а сам вернулся к Кецарику и потеребил его за плечо. Тот вскочил, словно и не спал, и, подслеповато рассмотрев меня, заулыбался во весь свой щербатый рот:

— А, Серега!

— Ага, я. Ты как тут?

— Забыл всё, что ли, — надулся он, но тут же сам нашел мне оправдание. — Так мы сколько выпили! Я с дембеля столько не пил!

Батареи водочных бутылок, пятилитровая банка с мутным пойлом, похожим на самогон, банки с соленьями — вот это да!

— Ну ты, Серега, мужик! — восхищенно сказал Кецарик. — Уважаю!

Я ухмыльнулся неожиданной похвале, но был в прострации. Не понимал, как я до такого докатился — сплю на полу в окружении бродяг.

— А Вася где?

— Васька-то? Так Катька за ним приходила, буянила тут. Тащила его домой, мы защищали. Васька схватился за телевизор — так уходить не хотел. Компания-то теплая подобралась, с уважением, с пониманием…

— И телек того, да? — я кивнул на бесполезный зомбоящик.

— Ага, ну так дело житейское, — виновато протянул Кецарик. — Так ты это, ты не переживай того-этого, мы же это… Починим все в лучшем виде, земеля, не боись!

Из спальни вышел.... Кепочка! Без головного убора я его сразу и не признал. Ну офигеть!

— Серега, друг! Как ты, жив, братишка?

Я, пребывая в шоке, пожал протянутую руку.

— Братишка, мы твой вопрос решим, отвечаю. Спасибо, что принял, как полагается, уважил, проставился от души.

— Братан, — ответил я ему в тон. — Извиняй, не понимаю, что за проблемы. Капец, башку ломит, ни черта не помню.

— Дык это, с бабой той и хахалем ее. Адрес ты дал, процент от возврата назвал. Все, не переживай. Мы с корешами займемся.

— А какой процент?

— Дык четвертную обещал.

Я припомнил, как в пьяном угаре прослезился, а мужики кинулись меня утешать и выпытывать, что меня беспокоит. Опуская детали, я вкратце обрисовал свои последние злоключения, и они ухватились за идею вернуть деньги, которые я брал в банке для Ксении.

Из спальни, завернутая в простыню, вышла обритая дама. Кепочка окинул взглядом квартиру и поморщился.

— Кецарик, Виолетта, негоже братишке бардак в квартире оставлять.

Кецарик понимающе кивнул и метнулся собирать мусор. Виолетта с достоинством прошествовала в ванную, и оттуда послышался звук льющейся в ведро воды.

— Братишка, наследили мы у тебя. Ща все отдраим, не боись. А что касается всего того, во что ты влез, дак ты это… Мне покойный батя говорил — валиком надо, Радик, валиком… Не спеша, постепенно…

Я безразлично согласился, с интересом наблюдая за развитием ситуации с высоты птичьего полета.

— В ногах правды нет, присядем? — предложил Кепочка.

Пока Виолетта убиралась, мы допили самогон, а поздним вечером мои новые «друзья» засобирались. Кепочка разлил остатки водки, за которой сбегал Кецарик, и поднял стопку.

— Извиняй, Серег, пора нам. Мы бы посидели еще, мужик ты хороший, да пора и честь знать.

— Душевно покутили, — сказал Кецарик. — Спасибо тебе, земеля.

— И это… — замялся Кепочка, выпив водку. — Ты не переживай, мы люди с пониманием. Не твоего уровня мы птички, по низам летаем, не то, что ты. Беспокоить тебя не будем больше, не тревожься.

— Валар моргулис, — сказал я.

— Не силен в латыни, — чуть призадумавшись, признался Кепочка.

— Все люди смертны. Это валирийский[1].

— Правильно сказано. Все смертны, и все должны служить, — согласился он. — У каждого своя служба, свои пути-дорожки. Сегодня наши дорожки пересеклись. Ты к нам с душой, и мы к тебе со всей душой и расположением.

Встали из-за стола. На пороге, обуваясь, Кепочка заметил:

— Вижу, ты имен наших не помнишь. Радиком Низамутдиновичем меня кличут.

— А я Алексей Октябринович, — признался Кецарик. — Но можешь звать Кецариком, привычно мне.

— А я — Виолетта, — сказало создание.

— Не ври, — хохотнул Радик Низамутдинович. — Света она.

— Звезда… — пошло пошутил Алексей Октябринович, за что тут же схлопотал подзатыльник от возмущенной Виолетты.

— Удачи тебе, Серега. Все пройдет, помни. И это, — Кепочка неопределенно поводил рукой в пространстве, — это тоже пройдет.

***

Я пошатался по квартире, не зная, чем себя занять. Прибрался, помыл посуду, брезгливо собрал постельное белье и решил не стирать, а выкинуть. Собрал мусор и спустился.