- Сапог! Это ты?! Привет! – радостный крик эхом отозвался под сводами высоких потолков городского Дома культуры.
- Гиббон! Дружище! Я так рад тебя видеть! – высокий худощавый мужчина стремительно направился к центру зала.
Двое крепко обнялись, встретившись у подножия внушительной белой гипсовой скульптуры «Шахтер, выходящий из забоя». Они отстранялись, заглядывали друг другу в лицо, возбужденно смеясь, и снова обнимались. Кира с восторгом смотрела на мужчин, стоя за левой ногой шахтера.
- Кравцова! Повязку поправь! – услышала она недовольство в голосе Ольги Павловны. – Повязка – это…
- Лицо дежурного! – громко, на удивление слаженно прокричали «Сапог» и «Гиббон». – Здравствуйте, Ольг Пална!
- Добрый вечер! – невозмутимо и подчеркнуто вежливо отозвалась Ольга Павловна, поправив белый воротничок кофточки, ярко-голубой с крупными желтыми цветами.
- Ну же, Ольг Пална! Это же мы, вы нас не узнаете? – Сапог взъерошил себе волосы, слегка присел и выпучил глаза, Гиббон же, невысокий, полный, лысый мужчина, обхватил приятеля руками за шею, изображая, что душит.
- Я? Не узнаю? – спокойно и строго спросила учительница, совершенно неожиданно для Киры мягко улыбнувшись. – Сапогов Сергей и Данилов Матвей, выпуск восемьдесят пятого. Только раньше лохматым и нечесаным были вы, Данилов, а душили обычно вы, Сапогов…
- Лохматость моя, конечно, существенно понизилась! – расхохотался Данилов. – Ну и память у вас! Двадцать пять лет прошло!
- Двадцать семь, - возразила Ольга Павловна. – Кравцова, - снова обратилась она к Кире, - повязку поправь и встань справа от товарища, - она махнула рукой в сторону скульптуры.
- Кравцова? – удивленно переспросил Сапогов. – А к нашей Кравцовой Лизке она…
- Да. Это дочь Лизы, - Ольга Павловна сама поправила Кире сползшую до локтя красную повязку и, легонько взяв за плечики, потянула из-за скульптуры. – Зачем прячешься? Что толку от такого дежурства? Твоя задача направлять всех гостей к центральной лестнице. Ты как инструктаж слушала? Говори – не говори, всё…
- Мимо ушей! – восторг двух выпускников, казалось, достиг предела.
- Ольг Пална! Ну, вы совсем не изменились! – Данилов подозрительно заблестевшими глазами нежно смотрел на учительницу.
- И в сердце льстец всегда отыщет уголок, - засмеялась Ольга Павловна.
Кира потихоньку стала отодвигаться за шахтера, ей почти удалось занять прежнее укромное место за статуей, когда выпускник Сапогов вдруг вспомнил о ней:
- Кравцова! Как тебя по имени-то?
- Кира, - прошептала девочка, поморщившись от досады.
- Кира, а мама твоя где? Тоже на посту? – засмеялся собственной шутке Данилов. – Она же вроде в нашей школе и работает?
- А ты в каком классе? В шестом? – погладив Киру по голове, спросил Сапогов.
- Работает. В пятом, - озираясь по сторонам, Кира ответила обоим.
- И Лиза где-то здесь. Ее участок – первый этаж, - подтвердила Ольга Павловна, с подозрением посмотрела на Киру. – От матери прячешься? Опять кого-то домой притащила?
Кира обреченно вздохнула и утвердительно кивнула. Ольга Павловна неодобрительно покачала головой и, извинившись, быстро пошла к центральной лестнице. - Увидимся, ребятки, мне на пост пора.
Заметив мать, направляющуюся в ее сторону, Кира кинулась к левой ноге шахтера.
- Ты ждешь, Лизавета, от друга привета! – громко запел Сапогов, раскинув руки и направляясь навстречу Кириной матери. Данилов неожиданно спрятался за скульптурой вместе с девочкой, выбрав правую ногу шахтера.
- Слушай, Кравцова! – прошептал Данилов. – А ты по кошкам или, как она, по собакам?
- Она? – тихо переспросила Кира.
- Ну, мать твоя… День через день бродячую собаку домой тащила.
- Мама? – громко спросила Кира, забыв про то, что надо прятаться. – Моя мама?
- Да мы с Лизкой лет пятнадцать соседями были, пока я в Москву не переехал. Так ты тоже собачница?
- Я птичница, - вздохнула Кира. – Только мама животных не любит.
- Не любит?! Птичница?! – расхохотался Данилов. – В наше время птичницы не такие были.
За скульптуру с двух сторон заглянули Сапогов и Елизавета Михайловна, мама пятиклассницы Киры. Лица у обоих были счастливые и довольные.
- Гиббон! – Лиза почти визжала. – Гиббончик, родной! Ты ли это?!
- Лизка! – Данилов распахнул объятия. – А мы тут с твоей птичницей…
- Кирюша, - Лиза мягко позвала дочь. – Не прячься, мы с бабушкой уже все знаем, неужели ты думала, что можно спрятать воробья за шторой? Тебе же одиннадцать лет!
- Десять, - проворчала Кира. – Через два месяца одиннадцать.
- А у меня внук уже есть, Олежка, три годика! А Ольга Павловна совсем такая же… - удивлялся Сапогов. – Надо же… Помнит нас. Сколько у нее нас было-то, а помнит!