Книга тайн

Глава 18. Долина Белой Птицы

1564-1565 гг. от заселения Мунгарда, Веломовия, Снежные горы, Долина Агарти

После пыльной и засушливой Сайберы, эта земля казалась чудесной сказкой. Повсюду пышным ковром цвели полевые цветы. Ласково журчали ручейки. От тёплых источников до неба поднимался пар. Соловьи на ветвях карликовых вишен выводили мелодичные трели.

Цильинь остановился у белой юрты на входе в Долину и снова лёг на землю. Николас аккуратно спустил Оли и слез сам.

Расшитый красными нитями войлочный полог отодвинулся, и на порог вышла высокая, стройная старуха с горделивой осанкой властительницы. На ней был украшенный серебряными птицами белый халат, подпоясанный кушаком из голубого щёлка. Распущенные седые волосы, как у вдов Сумеречников, прятались под белым платком. Рукой старуха опиралась на резной посох, казавшийся сплетённым из тонких ольховых прутьев.

– Ты привёл Буранбая? – спросила она тихим певучим голосом, непохожим на старушечий.

– Простите, он больше не придёт, – ответил Николас.

Старуха судорожно выдохнула и повернула к нему голову. Взгляд пустой, глаза блёклые – она давно ослепла от прожитых лет или от пролитых слёз, кто знает? Тонкие губы подрагивали, пальцы крепко сжимали посох, на лице отражалась мука. Интересно, какие отношениях связывали её с маршалом Олениным, раз она так сильно скорбит по нему?

– Этот голос… – заговорила старуха ломко и подалась вперёд.

Она обхватила лицо Николаса. Пальцы с длинными белыми ногтями, похожими на загнутые птичьи когти, щупали его щёки.

– Мой мальчик, это ты? – она задыхалась всхлипываниями и дрожала. – Я ждала тебя все эти годы, я верила, что однажды ты вернёшься.

К горлу подступил сухой комок, стало неловко. Так Николаса должна была встречать мама. Мама, которую он почти не вспоминал за это долгое путешествие.

– Госпожа Умай, Белая Птица, Властительница небесного сердца, он пахнет небом и ветром, но он – человек, – подал голос Цильинь.

Старуха будто не слышала, продолжая щупать лицо Охотника и блаженно улыбаться сквозь застывшие в глазах слёзы.

– Простите, вы обознались, я не ваш сын.

Николас опустился на колени и прикоснулся ладонями к её ногам, обутым в войлочные сапожки с загнутыми носами. Она гладила его по волосам, закапываясь пальцами в пряди. Он не мог вырваться, словно вяз в паутине, напоённый сонным ядом.

– Да, наверное… – пробормотала старуха спустя мучительное мгновение и отступила на шаг.

Николас поднялся, пытаясь прийти в себя. Так это и есть таинственные боги, что охраняли Долину? Белая Птица Умай, матери и жёны молились ей о возвращение мужчин домой. Неужели все сказки – правда? И ощущения такие… Цильинь ведь очень сильный дух, в его близи аж кожа горит, а старуха… Одно прикосновение, и Николас застывал, не в силах сопротивляться, не из-за страха, хотя бояться такой силы было не зазорно, а из-за гнетущей тоски. Словно он должен был сказать что-то, сделать, но это что-то от него ускользало.

Оли!

– Это дочь Буранбая. Ей нужна помощь, – спохватился Николас и поднял девушку с земли.

– Всё, что пожелаешь, – Умай поманила его за собой в юрту. – Отдыхай, Цильинь, на сегодня твоя служба окончена.

Зверь свернулся клубком у входа, словно огромный чешуйчатый кот.

Внутри юрты чадил очаг, кипела вода в котле, и царил прохладный полумрак. Николас положил Оли на укрытый пёстрым ковром топчан. Умай забросила в котёл сушёных трав, что пучками свисали с потолка юрты, добавила пару щепоток порошка из горшочков на полках. От варева пошёл дурманный запах.

– Садись напротив двери, – Умай указала на почётное место за очагом в окружении сундуков и одеял.

Глаза её были слепы, но внутри своего жилища она знала расположение каждой вещи и двигалась с такой уверенностью, словно могла видеть.

В одну руку Умай взяла кружку с варевом и стала окуривать Оли паром. Другой рукой она трясла погремушкой, напевая так гортанно, что её голос звенел в ушах.

– Кампальное зелье, дурманное зелье, разум затмило и дух отравило. Матушка Умай кампалу повыведет, дурман из духа повыгонит.

Старуха перешла на незнакомое наречье. Николас опустился на ковёр. Рядом на большом блюде лежали коричневые шарики, обсыпанные кунжутом. Пахло сладкими пряностями, и живот болезненно стягивался, напоминая, что со вчерашнего дня Николас ничего не ел.

– Угостись, – предложила Умай, словно поняла, насколько он голоден.

Охотник взял шарик и опасливо откусил, вспомнив, какой гадостью его потчевал Губчатый капитан Эльма. Но это лакомство было божественным: таяло во рту, взрываясь вкусами кардамона, шафрана, корицы и других пряностей, названия которых он не знал. Николас не заметил, как умял с полдюжины.

– Ешь, ешь, милый мальчик, всё для тебя. Это ладу, мои сыновья их очень любили, – отозвалась Умай прежде, чем он успел спросить.

– А какими они были, ваши сыновья? Что с ними стало?

– Братья-Ветры, могучие Всадники Зари, они ушли на войну с Предвечным Мраком. Но когда-нибудь они вернутся, все четверо, я знаю.

Николас неловко повёл плечами.