Князь Святослав и Феофано

Часть Первая

Глава Первая. Новгородский князь
Весна 960 г. Новгород
– Малуша, где ты?! – послышалось со двора. – Добрыню, брата твоего, повязали и ведут сюда.
– Как это «повязали»? Кто? – высунулась из окна хорошенькая молодая женщина с чуть раскосыми голубыми глазами, маленьким вздернутым носиком и кудрявой темно-русой косой. На груди у нее красовалось монисто из множества серебристых монеток, а у висков колыхались большие, с подвесками, кольца.
Внизу под окном собрались шумливые новгородцы. Такого столпотворения Малуша не видела отродясь, и любящее сердечко невольно екнуло – не случилась ли с братом беда? Последнее время он попадал то в одни неприятности, то в другие. Зимой его принесли чуть живого, из-за того, что спасал угодивших под лед рыбаков и обморозился в стылой воде. А недавно затеял пьяную драку и пробил кому-то невинную голову, и тогда собирали вече и едва не выгнали из города вон.
Де́вичий терем наполнился голосами и звуками торопливых шагов. Малуша наспех накинула вышитый белый плат и, приосанившись, вышла встречать гостей.
В сенях она первым делом увидела брата, которого крепко-накрепко держали двое верзил, и, позабыв про осанку, подбежала к нему с вопросом, в какую бодягу впутался в этот раз. Добрыня смотрел на нее, смутившись, прятал глаза и молчал. Роста он был громадного, а возрастом – очень юн. Косматые волосы путались, словно конская грива, над рассеченной губой виднелся свежий кровоподтек.
– Вижу, совестно тебе повиниться, – укорила его Малуша. – А делать не совестно? Перед людьми не стыдно? И себя позоришь. И мать нашу старую…
– Так это брат твой Добрыня? – услышала чей-то знакомый голос и, удивленно взметнув бровями, медленно повернула голову.
Среди вояк, обветренных и суровых, стоял одетый в дорожное князь Святослав. За время долгой разлуки он мало чем изменился. Все те же светлые пряди волос и ясные пристальные глаза. Святослав был почти таким же высоким и ладно скроенным, как и Добрыня, но выглядел старше своих двадцати с небольшим. Мелькнувшая теплота во взгляде и приветливая полуулыбка показались такими родными, что первым порывом Малуши было кинуться суженому на грудь, но вместо этого она лишь сказала:
– Отнекиваться не буду – это и правда брат мой Добрыня.
– А я не признал его. Подумал, разбойник, – внезапно нахмурился Святослав, и у Малуши упало сердце.
– Разбойник? – пробормотала она, оглянувшись на брата.
– А как по-другому его назвать, – холодно произнес Святослав. – Сначала напал на торговый шатер. А когда я стал заступаться – напал на меня.
– Ах, вот что он натворил… – проговорила Малуша, задрожав как осиновый лист. Нападение да к тому же на князя считалось тяжким проступком. После убийства отца Святослава виновных не пощадили – одних схоронили заживо, а других – сожгли.
– Погоди обвинять Добрыню, пресветлый князь, – неожиданно прозвучало с порога, и в сени вошла Малушина мать. Иноземные гости принимали ее за мать Святослава – княгиню Ольгу и называли Алогией, да так это имя к ней и пристало. Невысокая ростом, по-княжески величавая она обладала умением убеждать и пришла поддержать своих повзрослевших детей.
– Давно ты не приезжал, не показывал недругам своего меча. А без тебя повадились в Новгородские земли лихие люди. Обирают и грабят окрестных селян, а по ночам пируют возле шатров. Добрыня, наверное, обознался. Принял один шатер за другой.
– А, может, он обознался от того, что был пьян? – недоверчиво спросил Святослав.
– Добрыня, что пьяный, что трезвый, никого просто так не обидит, – с достоинством возразила Малушина мать. – Вот коли знал бы он, что ты приезжаешь, тогда бы и встретил тебя по-другому. Как полагается, ласковым словом. Ты подожди его осуждать. Послушай сначала, что о нем говорят. А там и рассудишь, как тебе поступить.
Среди новгородцев к Алогии относились особо. Слыла она мудрой и своим пророческим даром сберегала людей от беды. Святославу это было прекрасно известно.
– Ладно, будь по-твоему, – сказал он, смягчаясь. – А пока – пускай посидит взаперти. Там и проспится.
Услышав решение князя, Добрыню вытолкали во двор. Следом ушла Алогия. А за нею хлынули остальные, и скоро в сенях остались только Малуша и Святослав.
*
За стеной на лестнице часто скрипели ступени, слышались приглушенные голоса. А здесь, в сенях, было тихо. И смутно. Малуша боялась взглянуть на князя и ждала, обмирая сердцем, что начнет укорять из-за брата.
– Я привез тебе добрые вести, – сказал вместо этого Святослав. – На правобережной Волхе многое поменялось. И теперь там в правителях – ваша родня.
Малуша не ожидала это услышать и только молча кивнула.
– Мне показалось, или ты не рада? – заметил ее настроение Святослав.
– Да, нет же, рада. Просто должна тебе кое о чем рассказать, – ответила молодая женщина. – Пока ты был далеко, я кое-что сделала. Кое-что важное.
Она нарочно выбрала для рассказа значительный тон, чтобы вынудить князя прислушаться к каждому слову.
– И что же это? – спросил Святослав.
– Ничего, что могло бы тебя огорчить, – загадочно улыбнулась Малуша. – Позволь мне уйти ненадолго, пресветлый князь. А когда я вернусь – покажу тебе то заветное, о чем говорю.
Святослав подумал, что принесет ему пояс или рубаху, на которых вышила обереги. Такие же вышивали матери его сыновей – Олега и Ярополка. Одну жену привела для него княгиня Ольга. Вторую нашел себе сам. Вот только зачахла она после родов, а та, что осталась – была не люба. Святослав давно позабыл обеих. Одну лишь Малушу не выпускал из сердца, неотступно думал о ней в разлуке.
– Посмотри-ка, кого я тебе принесла, – услыхал он смеющийся голос и поднял глаза.
На руках у Малуши сидел какой-то пухлый мальчонка. Светлые, чуть рыжеватые пряди завивались в густые кудри, а глаза были ясные и горели знакомым огнем.
– Кто это? – с недоумением спросил Святослав.
– Сынок наш родимый. Разве не видишь? – с лукавой улыбкой сказала Малуша, и Святослава словно волной захлестнуло.
– Почему же ты не давала мне знать? Почему скрывала?
– Хотела сказать при встрече, чтобы никто не сглазил. А ты ведешь себя так… словно я тебе не люба.
– Да люба, люба. – Святослав прижал её к сердцу и подхватил мальчишку. А тот упер кулачонки ему в плечо и надулся губами, собираясь заплакать.
– А ну не реви, вояка. А то не признаю за сына, – ласково пригрозил ему Святослав.
– Да как это не признаешь? – вроде бы шуткой сказала Малуша, но в глазах промелькнула тревога, и тогда Святослав нагнулся и прильнул губами к ее губам.
*
– Ну, что он решил? – спросила Алогия о Добрыне.
– Не знаю. Ничего не решил, – с досадой ответила дочь. Кроме них в светелке не было ни души, и они могли говорить не таясь. – Добрыня поменьше бы пил, не случилась бы с ним беда.
– Да не пил он, не пил. Это я подлила ему сонного взвара, – призналась мать. – Не хотела, чтобы шатался по берегу ночью да искал погибель себе на голову. А он все равно за свое. Ну, как такого удержишь? Ни сон-трава не берет, ни уговоры не помогают. Поклялся найти злодея, что увез его суженую в поло́н, и пока не найдет не уймется.
– Лучше б вы с ним уехали подобру-поздорову, – сказала Малуша, но Алогия лишь качнула седой головой.
– Куда тут поедешь…
– Да к своим, на Волху. Святослав говорит, что теперь там в правителях – наша родня.
– Ох, Малуша, – ответила мать. – На Волхе у нас ни кола, ни двора. А в этом городе я как дома. Да и Добрыня тоже. Вон и ты у меня под боком.
– Была под боком, – виновато сказала Малуша. – Святослав отсылает нас с сыном к княгине Ольге.
При звуке этого имени у Алогии потемнели глаза.
– Да как же ты согласилась? После того, что было. Немедленно откажись. А иначе…
– Матушка, заклинаю, молчи. А не то напророчишь беду, – испуганно перебила Малуша. – Лучше вспомни, как говорила раньше. Пока Святослав меня любит, ни хворь его не возьмет, ни вражеский меч. А мне и того довольно. Другого слышать я не хочу.
– Ах, не хочешь… – с обидой сказала мать и тяжко вздохнула. – Ладно, раз так. Отныне не вымолвлю ни словечка. Жаль, что ни ты, ни Добрыня не внимаете добрым советам.
Проговорив это, старая женщина удалилась. А молодая осталась. Не хотелось ей ссориться с матерью и выбирать между нею и князем. Да, видно, иначе было нельзя.
*
К вечеру Новгород снова бурлил как котел.
Святослав по обычаю вынес Малушина сына на княжеский двор, поднял высо́ко над головой и, признавая своим, прилюдно выкрикнул его имя:
– Волооодимееер!
После этого в гридне, большой и просторной, устроили пир за дубовым столом. Наварили крепкого пива. Напекли пирогов. А для князя – нарезали оленину ломтями.
Малолетнего княжича усадили по правую руку от князя. По левую – села Малуша. На голову ей водрузили высокий убор, весь в золоте и драгоценных камнях. А в уши продели особые серьги – жемчужные с красным глазком, сверкавшие всякий раз, как на них попадало вечернее солнце. Украшения долгое время хранились в княжеском сундуке, дожидаясь, когда их наденет избранница князя. И вот это время пришло. Ведь только теперь, родив Святославу сына, Малуша стала ему полноправной женой.
Самого Святослава чествовали до позднего вечера. Пользуясь выпавшим случаем, к нему подходили с просьбами. Обсуждали и торговые сделки. Договаривались о сроках дани. Были тут и бояре, и воевода с детьми и женой.
Не было только Малушиной матери.
– Почему Алогия не пришла? – заметив это, спросил Святослав.
– Освободишь Добрыню, тогда и придет, – отозвалась Малуша. – Замаялся он взаперти. Ни за что посажен.
– Ни за что? А коли убил бы меня или ранил? Рука у него тяжелая и удар наметан.
– Так не убил ведь. Опомнился. Матушка правду тебе говорила. Добрыня не зря по ночам в дозор выезжает. Нет нам житья от лихих разбойников. Собирался Добрыня жениться на девушке из селения за рекой, да угнали ее в хазарский поло́н.
– Не рановато ему жениться? – буркнул в ответ Святослав, хотя и взъярился не на Добрыню, а на слова про хазар.
– Так выбирают не сроками, а по любви, – кротко сказала Малуша. – Девушка та пришлась ему по́ сердцу. Расцвела на приволье как маковый цвет. А теперь увядает в рабынях. Своему насильнику ноги моет…
Святослав, не выдержав, ударил по́ столу кулаком. И за другими столами разом умолкли и поглядели на князя.
– Ты иди, Малуша, – произнес он почти спокойно. – Сына возьми и иди. А мы с боярами потолкуем, пока они за едой не заснули.
По его приказу вслед за Малушей ушли и боярские жены. А мужья их остались в гридне. С князем на разговор.
*
За столами шумели:
– Говори нам, княже, что делать. А мы всегда за тобой.
Ждали, наверное, что Святослав позовет на хазар. Обнаглели хазаре, не видели в нем угрозу, от того и вели себя вольно. Засели по рекам, обложили пошлиной торговые корабли. А теперь и девок бессчетно уводят в полон, продают на рынках словно скотину.
Святославу давно хотелось их осадить, но на пути у него стояли ромеи. «На словах-то они выступают против хазар» – раздумывал князь, – «а начну их теснить, какую сторону примут? Не ударят ли в спину в самый тяжелый момент? Так что самое первое – надо наладить с ромеями мир. Побрататься с их василевсом и скрепить это братство в ратном бою. А тогда уж идти на хазар".
– Собирайте дружину из молодых и здоровых, – объявил он боярам. – Поплывем на Крит. На подмогу ромеям.
– Как ромеям? С чего это им помогать? – закричали со всех сторон.
– С того, что они собрались на Ха́ндак. Там у них золото льется рекой, и будет большая добыча, – ответил князь.
А истинную причину называть не стал.
Находившийся тут же посадник как будто нюхом почуял, что время просить за Добрыню.
– Отпусти его на поруки, – обратился к князю. – Негоже такого парня держать взаперти.
– Какого «такого»? И на что он гож? – спросил Святослав.
– Да ведь сила-то в нем чудесная, – ответил посадник. – Даром что юн, а уже и сейчас никому не уступит. Ни в кулачном бою, ни в сражении на мечах. И стрелу посылает метко. И с тремя вражинами в одиночку сдюжит.
– Да где там с тремя. Он и пятерых уложит, не смается, – поддержали посадника остальные. – А уж коли рассвирепеет, то и дерево с корнем вырвет.
«Так уж и с корнем», – усмехнулся про себя Святослав.
– Вижу, заступников у Добрыни хоть отбавляй, – произнес он вслух. – А найдется ли тот, кто поручится за него головой?
– Я поручусь, – не задумался ни мгновенья посадник, и, вторя ему, полетел по гриднице хор голосов:
– И я поручусь.
– И я.
– И я.
– Не слушай их, – ворчливо сказал воевода Свенельд, служивший еще при отце Святослава. – Каждого, кто напал на князя, следует наказать прилюдно. А не то и другие начнут на тебя нападать.
От шумливых приветливых новгородцев его отличала надменная стать. В рокочущем низком голосе и свирепом взгляде из-под нависших бровей угадывалась привычка стоять на своем. Свенельду было под пятьдесят. По порученью княгини Ольги он опекал Святослава с самого детства и все это время подсказывал, как поступить, но теперь молодому князю хотелось решать самому, без чьих-то подсказок.
– В словах твоих – правда, – сказал он, чтобы не оскорбить Свенельда. – Добрыню накажут, коли напал на меня намеренно и хотел убить. Об этом я спрошу у него на вече. Там и узнаем, виновен он или нет.
*
Звон вечевого колокола разбудил задремавшую было Малушу. Среди ночи в колокол били разве что при пожаре. Наспех одевшись, она подхватила светильник и побежала в спаленку к сыну. Никакой суматохи там не было. Не пахло гарью. Не светило огнями в запертое окно. На скамьях возле маленькой колыбели храпели старые няньки, а в колыбели безмятежно посапывал княжеский сын.
Заслышав шорох, одна из нянек вскочила и спросила заспанно, что за переполох. Следом за этой нянькой поднялись и другие.
Убедившись, что в детской спокойно, Малуша отправила их узнать, отчего колокольный звон, а сама присела у колыбельки сына.
Спустя какое-то время няньки вернулись и ну балаболить.
– Там народу немеряно. И все друг на друга кричат, – говорила одна.
– Не кричат они, голосуют, – поправляла ее другая.
– Голосуют о чем? – спросила Малуша.
– Добрыню судят, – отдышавшись, ответила третья.
– Да что же вы сразу-то не сказали! – воскликнула молодая хозяйка, позабыв, что должна вести себя тихо, и побежала на двор.
*
У Малуши, как иноземки, не был права голоса, но на вече присутствовать не возбранялось. Каких только страхов не испытала она, пока спускалась по темным лестницам терема и потом, уже после, когда устремилась на площадь, где при свете факелов толпились взбудораженные новгородцы. По всему было видно, что вече окончено. Одни бежали навстречу Малуше, другие следом за ней торопились на площадь. На задворках слышался чей-то пронзительный плач. Малуша и сама едва не расплакалась, ведь подумала, что рыдают по брату её Добрыне. И вдруг увидела свою мать. Вокруг суетилась толпа, а она стояла столпом, обхватив руками себя за плечи.
Подбежав к ней, Малуша тоже остановилась, как к земле приросла.
– Святослав уплывает на Крит, – сказала Алогия каким-то необыкновенно восторженным голосом. – Новгородские вои решили его поддержать. Собирают всех, кто может держать оружие. Вот увидишь, после этого он пойдет на хазар. Саркел падет. Итиль падет…
– А Добрыня? – спросила Малуша о том, что волновало ее гораздо больше судеб хазарских крепостей.
– Добрыня должен выиграть состязание. Думаю, оно затянется до утра, – ответила мать.
– Какое состязание? – не поняла Малуша, но Алогия лишь повела плечом и не стала ничего объяснять.
– Коли хочешь увидеть, ступай туда, где больше всего огней. Состязание будет длиться, пока кто-то из них не признает себя побежденным.
Малуша с тревогой огляделась по сторонам. Сперва-то ей показалось, что огней повсюду поровну. Словно громадные светляки они взлетали вверх на вытянутых руках и кружили над площадью. Однако присмотревшись попристальнее, Малуша приметила, что больше всего их у пивоварни и бросилась туда.
Расталкивая столпившихся людей, она протиснулась к котлам. Святослав и Добрыня стояли друг против друга, а между ними – виднелась открытая бочка с пивом. Оба то и дело наполняли до краев серебряные чарки и по очереди выпивали их до дна.
Так вот какое состязание они устроили. У Малуши отлегло от сердца.
– Любава моя, – окликнул её Святослав, углядев в толпе. Он был уже сильно пьян. Да и Добрыня не лучше.
Состязание называлось «Десяток чарок». После десятой чарки соперники начинали стрелять из лука, и победителем становился тот, чей выстрел оказывался более метким.
Допив последнюю чарку, Святослав ударил ею об землю и взял из рук стоявшего здесь же Свенельда лук. Даже пьяным стрелял он метко, и его стрела попала точно в отметину на столбе.
Добрыня сбегал проверить, и качнул своей русой гривой, показывая, что восхищен. Вряд ли можно было выстрелить лучше с такого же расстояния и в той же стойке.
Как же поступит брат, гадала Малуша. Отойдет на большее расстояние, чем князь?
И точно. Добрыня отошел шагов на сорок дальше, чем Святослав.
– Стрела не долетит, – прошептала Малуша, не веря в возможность настолько дальнего выстрела, но Добрыня поступил по-своему. Разбежался и, высоко подпрыгнув, выстрелил на бегу в том же самом месте, где до этого выстрелил князь. Наблюдавшая за Добрыней толпа невольно затаила дыхание, и никто не заметил, куда угодила стрела.
Святослав пошел посмотреть. За ним остальные. Малуша тоже не устояла на месте.
Стрела Добрыни точно вошла в пробитую Святославом лунку и сбила его стрелу на землю.
– Такого не может быть, – произнес Святослав, уставившись на Добрыню подозрительным взглядом. – Как это тебе удалось? Признавайся… Ну?
– Понятия не имею, – ответил Малушин брат. – Наверное, ветер мне подсобил. Я и стрелять-то из лука, как следует, не умею.
– Не умеешь? – Святослав по-дружески толкнул его кулаком в плечо и рассмеялся. – Вижу, глаз у тебя наметан, и в бою ты не промах. Деваться некуда. Придется признать, что в состязании ты победил.
При этих словах вокруг одобрительно засвистели.
– А в дружину меня возьмешь? – сейчас же спросил Добрыня, перекрывая голосом этот свист.
– Не возьму, – сказал Святослав, становясь серьезным, и по тону было понятно, что решения своего не изменит.
Добрыня только кивнул, словно не ждал другого после того, что случилось возле шатра. На вече он клялся своей головой, что не узнал Святослава и только поэтому кинулся на него с мечом, но, как видно, этого было мало, чтобы вернуть доверие князя.
Среди новгородцев поднялся шумок. У Малуши тоже возникло желание возразить. Решение князя показалось ей принятым наспех и поэтому слишком несправедливым, но оказалось, что у князя была другая причина отказать Добрыне.
– На Крите мы пробудем долго, – сказал он без обиняков. – Сам посуди, кому в это смутное время я могу доверить жену и сына, как не тебе, ее брату? Отвези их к матери моей княгине Ольге. А в дружину попросишься после. Ты еще слишком юн. На твоем веку будет множество войн. И коли не я их начну, так начнут другие.
Ловившая каждое слово Малуша только теперь поняла, какая опасность нависла над князем. Святослав отправлялся в свой первый дальний поход, и ему не хватало уверенности, что сумеет вернуться живым.