Княжна и хан.

Княжна и хан.

О старине, былом и небывалом. Драма.

Лица:

Иван Калита, князь Московский.

Князь Тверской.

Чолхан, брат Узбека, хана Золотой Орды.

Князь Юрий Переяславский.

Боярин Волков Лука Григорьевич.

Княжна Мария Стародубская.

Купец московский Федор.

Купец новгородский Охлябя.

Бояре тверские.

Мечники.

Нянька Прасковья.

Мамка княжны.

Сцена первая. Берег Москва-реки, панорама города.

(выходит Федор — московский купец)

Федор.

- Насилу вырвался из давки!

Народу съехалось в Москву, что яблоку меж шапок не упасть — всем хочется взглянуть на освящение

Успенского собора.

Повсюду толпы!

Такой водоворот - деньгу из-за щеки утянут, не заметишь!

(вынимает из-за пазухи мешочек с деньгами и, пересчитывая, продолжает)

- Те сбитень носят, эти с калачами, суют их прямо в рот, и за грудки хватают,

старинушку видал, так он лаптей вязанку носит,

а следом баба с коробом платков:

«Не прячь, купец, серебряной монетки!

Пусти ее свет Божий поглядеть!»

Куда там ярмарка в Великом Ярославле!

Здесь всё на деньги счет!

Платки и калачи, а если выше -

Тот место прикупил, а тот деревню,

бегут ручьи серебряных монет,

в казну стекаясь князю.

Недаром прозвище Ивана — Калита,

мешок с деньгой.

Со смердов недоимки

берет до курицы последней,

у купцов,

пути обезопасив от разбоя,

с торговли мыту собирает.

Следят ярыжки, чтобы, где конями,

вином, шелками или чем, торгуя,

наш брат-купец, продав, не утаил.

Водоворот!

Когда ж владыка

митрополит вознес наш крест святой,

вдруг стала тишина, всё стало немо, было слышно, как плещется Москва-река,

и весь народ, купцы, бояре,

князья великие — все на колени встали, со слезами

крестились молча и Христа молили,

дать мир земле.

Да, мир. Хотя бы лето

прожить без крови, без войны и слез...

Там, поодаль, я видел послов царя — все в долгих, знатных шубах,

с оружием серебряным с камнями, на вороных конях, а в гривах — ленты!

Они стояли молча, лишь смотрели -

глазами темными,

и не поймешь, что думали…

Считали, может быть, народ Российский,

или боялись счесть.

(смотрит пристально)

- Эй, повернись душа Христова! Не Охлябя? Товарищ верный!

Так и есть!

(выходит Охлябя)

Охлябя:

- Федор, друг!

Не чаял встретиться!

Мне разно говорили:

одни, что ты в Литве, другие, что в Орде!

Федор.

- А Новгороду это непривычно?

У вас одних умеют торговать?

А что Москва — так, малый городишко.

(обнимаются)

Охлябя.

- Городишко малый

с тех пор, как наш отец Владыка Петр

здесь утвердил престол митрополита,

не столь уж мал.

Там, вдоль моста у кузниц

весной поставил я ряды — везут нам немцы

железо для мечей, так спрос великий,

а из Москвы везу в Торжок меха и воск.

Федор.

- А видел ты князей?

Их тут собралось — весь Ярослава род,

но наш, как будто, старший

над братьями.

Охлябя.

- Тверской его не любит.

Забыть не может, как в Орде пытали

отца его, а следом брата,

и обвиняет в умысле Москву.

Федор.

- А ты, что думаешь?

Охлябя.

- Мне думать не дает убитый брат.

Как тверичи чуть Новгород не взяли,

при князе Михаиле их, и много

сынов у Новгорода пало, и мой брат -

я помню, Федор, помню и молюсь.

А князь Иван хоть и прижимист,

он помнит договоры

и целовал нам крест не нарушать

свободы Новгородской.

Новый Город сам волен выбирать себе князей

для дела ратного.

Федор.

- А коли дела нет?

Охлябя.

- Дорог из Новгорода много, выбирай.

(выходят князь Юрий Переяславский и Чолхан)

Юрий.

- Коней и слуг оставив на подворье

у кума моего,

сольемся, хан, с толпою любопытных,

и поглядим на праздник, как ловцы

на певчих птичек — тихи, незаметны.

Глядишь, какая-нибудь птичка попадется!

В Москве красавиц много и не всех

бояре строгие и мамки охраняют.

Увидишь ты, купеческая дочь

порой ничем княжне не уступает,

и статью гордой, и глазами, и лицом.

(обращается к Федору и Охлябе)

Купцы, здоровья вам и прибыли в торговле!

(Федор и Охлябя кланяются)

Федор.

И вам, бояре, здравствовать.

Юрий.

- Вы с чем

пожаловали в гости?

Федор.

- Я шелками

и бархатом торгую иноземным,

привез ковры из Персии далекой,

есть ткана шерсть, льняное полотно.

а мой товарищ саблями, мечами…

Юрий.

-А лавки далеко?

Федор.

Здесь, над рекою.

Юрий.

- Мы к вам зайдем, ступайте.

(Федор и Охлябя уходят)

Хан.

- То диво, князь, что ваш обычай русский

велит, что знатной девушке прилично,

лицо от посторонних взоров прятать,

к гостям не выходить,