Кода

Кода

                                                                       Во мрак погружен туманный Альбион....                                                                                 

В графстве Уэст-Йоркшир есть множество мест, одним лишь своим очарованием способных польстить капризам как мыслителя, так и заядлого охотника. Это северная земля, вечное пристанище дождей, темно-изумрудная от поселившихся в ней туманов. Кристально-прозрачные ручьи, как слезы самой земли, бегут к ногам, огибая камешки и ветки, и теряются среди высокой травы. Родовые замки, выступаюшие из-за завесы деревьев, походят на прибежища украденных принцесс. Даже те из них, что были построены совсем недавно, кажутся умудренными веками. Зелень тут же тянется к белесым стенам и ползет вверх, бесконечный поток с неба заливает флюгера и прячет острые конусы-башенки в сероватой мгле туч. Дикие звери не боятся подходить к самым воротам, но будь осторожен, случайный зритель: одно движение, и создание умчится прочь, и лишь самая меткая стрела способна будет нагнать его.

Ночью изумрудный край превращается в затерянный мир. Но ужас редко колет холодящим острием сердце путника, не спеша ведущего свою лошадь по тропе. Темные великаны-деревья высоко взмывают над его головой, но их ветви не несут в себе угрозы – они обволакивают, закрывают уставшего всадника, словно купол. То тут, то там дружелюбными огоньками мелькают рассыпанные по графству деревушки. Как светлячки, они встречают своим гостеприимным мерцанием, зазывают и тут же исчезают в глуши, стоит лишь повернуть в сторону.

Путешествуя по этим местам, вы вряд ли выгадаете в одном из этих  светлячков мерцающие огоньки городка Отли. Он стоит у самой кромки леса, подле большого оврага, и дома в нем кренятся так, словно все поселение намеревается, рано или поздно, сползти и упасть вниз с откоса.

Отли – мирное прибежище  для тех, кто промышляет ткачеством и работой с глиной. В восемь часов вечера тут звонит колокол, приглашая утомившихся жителей послушать молитву. Склонив головы в белоснежных чепцах, девушки шепчут утешительные, ободряющие слова. Мужчины с огрубевшими от работы руками терпеливо слушают. Они тоже молятся, но по-своему, без усердия, но с трогательной искренностью. Дети подражают родителям, искоса поглядывая на мерцающие свечи, чьи огоньки забавляют их, и на витражные окна, откуда блещет, ломаясь об узоры, лунный свет. Темнеет в этих краях рано, и, хотя дожди идут целыми днями, ночи нередко выдаются ясными.

Колокол звенит вновь, и жители устремляются к своим очагам. Семьи, собравшись за столом, обсуждают, каждый – свои мелкие радости и печали, детали клонящегося к закату дня. Дети сидят на полу, и их просят встать, чтобы не застудить ноги. Вдовы пришивают кружева к подолам незамужних дочерей. Опытный егерь треплет ласково бранит своих собак. В единственной, крошечной таверне каждый день собирались одни и те же лица: в Отли больше ценят семейный очаг, а не бурное, мимолетное веселье. Все радости тут степенны, как поступь умудренного жизнью старца, и тянутся медленно и лениво.

К полуночи все огоньки в деревянных домах потухают. Городок утопает в лунном свете. Люди спят в своих постелях, думая о завтрашнем дне так же, как о вчерашнем: без тревог и страха. Звезды отражаются в реке, опоясывающей это прибежище покоя. Никто не боится перемен, потому что их никто не ждет.  Божьего суда страшатся лишь по привычке, ведь греху нечем поживиться там, куда не пускают соблазны. Каждый из этих людей живет в собственном тихом мирке, в нем рождается и в нем, с чистой совестью, умирает. А, когда это случается, черный картеж медленно следует по главной улице, к самому оврагу, где под лунным светом раскинулось место последнего упокоения, такое же старое, древнее и мирное, как и сам Отли. Там усопший поступает в распоряжение сторожа: самого старого жителя городка, года рождения которого никто уже и не помнил. Казалось, он жил здесь с самого дня основания и уйдет в землю лишь тогда, когда последний домик накренится и рухнет в раскинувшуюся перед ним яму. Сторож не говорил с посетителями, никогда не покидал свою обитель, и никто не слышал, чтобы у него была родня. Но улыбался он приветливо и даже добродушно, свой пост нес со свойственным всем жителям спокойствием, и иногда угощал ребятню домашними пирогами. К нему хорошо относились, и не часто тревожили.

С некоторых пор мирная жизнь городка Отли надломилась.

Первыми это заметили страдающие бессонницей. Лениво откинувшись в своих креслах, безмятежные старики с изъеденными морщинами лицами и детскими глазами, посреди ночной тишины вдруг поднимали головы. Удивление заставляло их приподниматься с их просиженных до вмятин на полосатом ситце кресел. Они подходили к окнам, открывали их и настороженно, почти со страхом смотрели на пустынную дорогу. Некоторые из них даже выходили из домов, что было совсем уж из ряда вон в такой мирный, сонный час, когда на улице одни бродяги да пара пьяных работяг.

Следующими свидетелями стали дети. Смеющиеся курносые херувимы открывали глаза посреди ночи и, как зачарованные, льнули к стеклу. Престарелые вдовы, крестясь, оттаскивали своих внуков и внучек и укладывали их в их грубые, но надежно сколоченные кроватки.